Он сделал еще один глоток. – Кофе прекрасный, – ответил он. – Дело в том, что я вообще ничего не знаю. Совершенно ничего. Это было просто ужасно, я имею в виду Симонссона. – Его зовут Рольф Эверт Лундгрен, – сказал Колльберг. – Вот видите, еще и это. Мне ясно, вы считаете, что я произвожу впечатление… что это не показывает меня в благоприятном свете, если можно так выразиться. Ну, теперь уж с этим ничего не поделаешь. Она с несчастным видом посмотрела на него. – Вы, наверное, хотите закурить, – сказала она. – Однако у меня, к сожалению, нет ни одной сигареты. Видите ли, дело в том, что я не курю. – Я тоже, – сказал Колльберг. – Ну, тогда все в порядке. Так вот, в благоприятном я предстаю свете или нет, но я могу только сказать, как было дело. В девять часов я познакомилась с ним в Ванадисском плавательном бассейне, а потом пошла с ним к нему домой. Больше я ничего не знаю. – Однако вы должны знать одну вещь, которая нас интересует. – Что же? – Какой он был? Я имею в виду, в сексуальном отношении. Она растерянно пожала плечами, взяла сухарик и начала его грызть. Наконец сказала: – No comments.[3] Я не имею привычки… – Какой привычки вы не имеете? – Я не имею привычки обсуждать мужчин, с которыми встречаюсь. Если бы, например, мы с вами вместе легли в постель, я потом не ходила бы по улицам и не распространяла бы о вас разнообразные подробности. Колльберг раздраженно заерзал. Он возбудился, и ему было жарко. Он с удовольствием снял бы пиджак. Собственно, не было исключено, что он мог бы полностью раздеться и лечь с этой женщиной в постель. Правда, такие вещи при исполнении служебных обязанностей он делал очень редко и, главным образом, до того, как женился, но что было, то было. – Я бы хотел, чтобы вы ответили мне на этот вопрос, – сказал он. – Он был нормальным в сексуальном отношении? Она не отвечала. – Это важно, – сказал он. Она перехватила его взгляд и спросила: – Почему? Колльберг задумчиво посмотрел на нее. Ему было нелегко решиться, и он знал, что ряд его коллег посчитали бы его ответ гораздо худшей вещью, чем если бы он разделся и лег с этой женщиной в постель. – Лундгрен – профессиональный преступник, – наконец сказал он. – Он признался приблизительно в десяти серьезных преступлениях, связанных с насилием. Доказано, что в прошлую пятницу вечером он находился в Ванадислундене в то время, когда там была убита маленькая девочка. Она посмотрела на него и судорожно сглотнула. – Ах, – почти беззвучно выдохнула она. – Я этого не знала. Никогда бы не подумала. Через минуту она снова посмотрела на него ясными карими глазами и сказала: – Этим вы вполне ответили на тот вопрос, который я задала. Теперь я уже понимаю, что должна буду вам ответить. – Я вас слушаю. – Насколько я могу судить, он был совершенно нормальный. Даже слишком нормальный. – Как вас понимать? – Ну, я хочу сказать, что я сама тоже совершенно нормальная в сексуальном отношении, но… хотя я делаю это редко, хочется, если можно так выразиться, чего-нибудь… необычного. – Понимаю, – сказал Колльберг и растерянно почесал за ухом. Несколько секунд он размышлял. Девушка внимательно смотрела на него. Наконец он сказал: – Там, в Ванадисском плавательном бассейне в контакт вступил он? – Нет, скорее наоборот. Она внезапно встала и подошла к окну, откуда открывался вид на собор. Посмотрела в окно и сказала: – Вот именно. Скорее наоборот! Я пошла туда вчера с мыслью найти себе парня. Я сделала это обдуманно, если хотите, можно сказать, что я подготовилась к этому. Она пожала плечами. – Я просто так живу, – сказала она. – Живу так уже несколько лет и могу вам сказать, почему я так живу. – Не нужно, – пробормотал Колльберг. – Но я с удовольствием вам скажу, – продолжила она, водя пальцем по занавеске. – Я объясню вам… – Не нужно, – повторил Колльберг. – Как хотите, но я могу поручиться, что со мной он вел себя совершенно нормально. Сначала казалось, что… что это его не очень интересует. Но… в общем, я уж постаралась, чтобы он наконец проявил интерес. Колльберг допил кофе. – Ну, наверное, это все, – неуверенно пробормотал он. Она сказала, по-прежнему глядя в окно: – Я поплатилась за это не впервые, но в этот раз получилось хуже всего. Это было очень неприятно. Колльберг ничего не говорил. – Это ужасно, – пробормотала она, словно про себя, водя пальцем по занавеске. Потом повернулась и сказала: – Уверяю вас, что инициатива исходила от меня. Это совершенно очевидно. Если хотите, я могу… – Нет, не нужно. – И я могу вас заверить, что он был совершенно нормальный. Колльберг встал. – Собственно, вы мне тоже очень нравитесь, – сказала она ни с того, ни с сего. – Вы мне тоже, – произнес он. Он подошел к двери и приоткрыл ее. И потом с изумлением услышал свой собственный голос: – Я уже полтора года женат. Жена на девятом месяце. Она кивнула. – Что же касается того, как я живу… Она не договорила. – Это не очень хорошо, – сказал он. – Это может быть опасно. – Я знаю. – Ну что ж, до свидания, – сказал Колльберг. – Ну что ж, до свидания, – сказала Элизабет Хедвиг Мария Карлстрём. В штаб-квартире Гюнвальд Ларссон грубовато сказал: – Так, с этим все ясно. Парень совершенно нормальный, и его свидетельские показания, вне всякого сомнении, заслуживают доверия. Чистая трата времени. Колльберг немного поразмышлял об этой трате времени. Потом спросил: – Где Мартин?