– Убежал-то по какой причине? – спросил он. – Страшно было… – тихо ответил Александр. – Другие же не бегут, – сказал Гепп. – Другие уже все мертвые, – так же тихо произнес парень. – А ты, значит, хочешь жить? Александр ничего не сказал, лишь упорно смотрел в пол, будто рассматривал на нем что-то занимательное, от чего невозможно оторвать взгляд. – Жить – это, конечно, хорошо, – сказал Гепп. – Жить нужно, даже в твоем положении. Другой-то жизни нет – слышал об этом? – Что вам от меня надо? – спросил Александр. – Я хочу тебе помочь, – сказал Иван. – Помочь в чем? – Помочь выжить. Спасти тебя. Обезопасить. Хочу, чтобы ты жил и жил. И ничего не боялся. – Это как? – парень поднял голову. – А вот так, – пожал плечами Гепп. – Я дам тебе документы. Будто ты комиссован после тяжелого ранения. Настоящие, не фальшивые. Конечно, на другое имя – так будет надежнее. Дам денег. Помогу тебе перебраться в другой город. В любой, в какой ты только захочешь. И живи себе. С новыми документами и деньгами почему бы не жить? Со временем можешь забрать к себе и мать. Конечно, ты, наверно, понимаешь, что просто так я ничего тебе не дам. Такое счастье надо заслужить. Заработать. – И что же я должен делать? – недоверчиво спросил Александр. – Работа предстоит серьезная, но ведь и цена за нее немалая, – сказал Гепп. – Да, немалая, твоя жизнь, которая у тебя одна-единственная. – А что за работа? Гепп ответил не сразу, а после долгой паузы. – Что за работа? – переспросил он. – Взорвать шахту. – Что? – оторопело спросил парень. – Взорвать шахту… какую шахту? – «Поварниху», – подчеркнуто спокойным тоном произнес Гепп. – Это… как же… зачем? – Затем, – жестко произнес Гепп, – чтобы ее больше никогда не было. Чтобы воздух был чище. Хотя какое тебе дело? Ты делаешь работу, я за нее плачу. Я плачу – ты живешь. Ну а не хочешь – дело твое. Завтра тебя поймают, а послезавтра расстреляют. Поставят к стенке, наведут семь стволов и все в лоб. Шлеп – и нет тебя на свете. Сам ведь понимаешь, не маленький. А заодно рядом поставят и твою мать. И тоже – шлеп!.. – Но как я… – Об этом потом. А сейчас нужно твое согласие. Или несогласие. Решать тебе. – А вдруг меня поймают?.. – Скорее тебя поймают здесь, а не там. Здесь ты как в клетке. А там все продумано, и риску почти никакого. Да и не один ты будешь, а с другими. – С какими другими? – Там увидишь. Всему свое время. Так что выбирай. Это как весы. На одной стороне – твоя жизнь, на другой – твоя смерть. Александр ничего не ответил. Он молчал. Он молчал очень долго. Иван его не торопил, он ждал. Он почти наверняка знал, что Александр согласится. Он был дезертир, значит, трус. А трусы сделают что угодно, лишь бы жить. Один раз Александр уже переступил через черту, через которую не должен переступать ни один человек, если он хочет оставаться человеком. А коль переступил один раз, то переступит и второй. – Что мне нужно делать? – наконец спросил Александр. – Пока ничего, – ответил Гепп. – Ждать моих команд. И никуда не выходить из дому, даже по ночам. И в окно тоже не смотреть. Если тебя заметил я, то заметят и другие. Ты должен быть незаметным. И матери тоже ничего не говори. Соври что-нибудь. Все понятно? – А вы не обманете? – тихо спросил Александр. Иван посмотрел на парня и ничего не сказал. – А когда… это? – Скоро. Гепп встал со скамьи и пошел к выходу. У калитки темнел силуэт Степаниды. – Ступай домой, – сказал ей Иван. – Мы с твоим сыном уже поговорили. Он меня понял. Его ожидает долгая и счастливая жизнь. Можешь мне верить. Глава 18 Майор Расторгуев оказался человеком дельным. Утром следующего дня Федор уже сидел на складе и слушал лекцию обо всех тонкостях и премудростях выдачи взрывчатки и ответственности за ее хранение. Лекцию читал сумрачный пожилой мужчина с негнущейся ногой и в солдатских галифе и гимнастерке – по всем приметам, покалеченный на фронте и списанный в запас боец. Федор избрал для себя легенду – он, дескать, тоже тяжко раненный и тоже уволенный из армии по инвалидности, а до войны он был веселым фармазоном и удачливым вором с несколькими судимостями. Но от фронта увиливать не стал, так как «советская малина врагу сказала нет». И вот теперь он искупил свою прежнюю вину собственной кровью, но замашки уголовника у него остались, потому что они неистребимы. – Ой, дядя! – весело говорил он сумрачному инструктору. – Я знаю тебя всего один час и тридцать семь минут, а ты мне уже надоел так, будто ты мне знаком половину моей жизни! Да понял все! Что тут понимать? Вот списочек, в котором обозначено, кому и сколько выдавать этого удовольствия. Вот здесь они должны расписаться. Вот инструкция, в которой мне прописана голимая вышка в случае, если я ее нарушу. Все нам ясно-понятно, дядюшка, так что ты не сомневайся! Все будет тип-топ! – И откуда тебя взяли, такого шустрого? – мрачно спросил инструктор. – Что-то раньше я не замечал тебя на шахте… – Оттуда же, откуда и всех прочих, дяденька! – весело ответил Федор. – В том числе и тебя самого! Или ты не знаешь, что все люди берутся из одного и того же места? Мужчина еще раз мрачно взглянул на Федора и удалился. Задача Горюнова была обратить на себя как можно больше внимания и предстать перед людьми разбитным, легким в общении субъектом, но вместе с тем парнем себе на уме, с которым при желании можно договориться на любые темы, даже самые рискованные. Федор рассчитывал, что именно такая придуманная им для себя роль привлечет к нему неведомых диверсантов. Ведь как ни крути, а им нужно было где-то раздобыть взрывчатку, а где же возьмешь еще, как не складе? А коль так, то они должны будут попытаться завербовать кого-то из тех, кто имеет к взрывчатке прямой доступ. И почему не Федора? Вот он какой – общительный, недисциплинированный, приблатненный… Таких-то обычно и вербуют. Причем, по расчетам Горюнова, кто-то из диверсантов должен был выйти на него очень скоро, буквально завтра-послезавтра. Их, диверсантов, поджимало время. Им, вероятно, были обозначены сроки, от них ждали результата, да и разоблачения им также приходилось опасаться. К тому же, и это было для диверсантов самым главным и досадным, металлургический комбинат в Сталинске продолжал трудиться на полную мощь, денно и нощно производя оружие для Красной Армии. Значит, чем быстрее, тем лучше. Конечно, очень могло статься, что Федор в своих расчетах ошибался. Диверсанты, кем бы они ни были, могли раздобыть взрывчатку в каком-нибудь другом месте или могли попытаться уничтожить шахту каким-то другим способом. Но приходилось рисковать и рассчитывать на удачу. К тому же где-то глубоко внутри у Федора жило ощущение, что он все делает правильно, он на правильном пути, все должно случиться именно так, как он и предполагал. Что это было – интуиция, какой-то неведомый глас свыше? Федор этого не знал, да и не пытался ни о чем подобном размышлять. Он просто прислушивался к своему внутреннему голосу и верил ему. Первые сутки сидения Горюнова на складе не дали ожидаемых результатов. Народ подходил и уходил, Федор изо всех сил старался быть на виду, но никто не пытался затеять с ним разговор на нужную тему. Впрочем, ожидать чего-то иного и не приходилось. Кто же затеет опасный разговор с человеком, которого видит в первый раз? Вначале к человеку нужно как следует присмотреться, понять его внутреннюю сущность, а уже затем приступать к осторожным, намекающим разговорам. Диверсанты они ведь не дураки, они прекрасно понимают, что ошибаться им нельзя. Очень может статься, что кто-то и подходил к Федору, чтобы присмотреться и прислушаться, но ведь на лбу у них не написано, что они фашистские диверсанты. В общем, надо было ждать и надеяться, надеяться и ждать. Вечером у Федора состоялась встреча с младшим лейтенантом Ульяной Идоленок. Стараниями майора Расторгуева, который объяснил старухе Воронихе, что так надо, Федор уже переселился в конспиративную квартиру и потому встретил Ульяну как радушный хозяин. Конечно, не обошлось без нюансов. – Вы уж меня извините и не подумайте ничего этакого, но с некоторых пор я здесь живу на постоянной основе, – несколько смущаясь, объяснил Горюнов Ульяне. – Так нужно для успеха операции… Проходите. Хотите чаю? Хороший чай, из десяти сибирских трав, и все они – страх как полезные. – Хочу, – сказала Ульяна и не сказала больше ничего. Федор облегченно выдохнул. Поскольку, как известно, на конспиративные квартиры в военной форме не ходят, девушка была в гражданской одежде. В таком костюме Горюнов видел Ульяну во второй раз, и во второй раз у него на душе стало сладко и одновременно грустно. Он подумал, что Ульяна совсем еще девчонка, и, если разобраться, ей не шпионов ловить, а учиться на первом курсе какого-нибудь техникума, решать в тетрадках задачки, читать учебники – и что еще там делают в этих техникумах? А она, вишь ты, на войне. Да, на войне: здесь хоть и не стреляют тебе навстречу, но в любой момент могут выстрелить из-за угла. Девчонка на войне – что может быть нелепее и неправильнее? Сам Федор по годам был не намного старше Ульяны, но ему казалось, что он ее взрослее на сто лет, а то, может, и больше. Он был на войне, ходил в разведку, в него стреляли, и он стрелял в ответ, его ранило осколком и четырьмя пулями навылет, его едва не списали в запас. Все это добавляет человеку мудрости и печали, а значит, делает его старше. – Спасибо за списки, – сказал Федор. – Все четко, грамотно и понятно. И как вы успели составить их за два дня? – За два дня и за две ночи, – усмехнулась Ульяна. – Что ж, еще раз спасибо. От имени всего Смерша. – Значит, пригодились мои списки? – спросила девушка. – Еще как! Благодаря им мы, может быть, напали на след немецкого шпиона. – Почему может быть? – Потому, что надо еще доказать, что он шпион. Потанцевать вокруг него. – Потанцевать? – Так говорят в разведке. Это значит – осторожненько, чтобы враг ничего не заподозрил, собрать о нем сведения. – Я поняла. – Очень хорошо. Потому что танцевать будете вы. Могу объяснить, почему именно вы. – Не стоит. Надо так надо. – Очень надо, – сказал Федор. – Причем в срочном порядке. Нам надо их опередить. Чую, кружатся они где-то поблизости. – Вокруг кого мне надо танцевать? – деловито спросила Ульяна. «Молодец, девка, ай молодец! – восхищенно подумал Федор. – Все схватывает на лету! Из нее мог бы получиться хороший разведчик! Оно, конечно, лучше не надо, но с другой-то стороны… С другой стороны – война. А она касается всех. Но все равно не надо бы». Так он подумал, а вслух сказал: – Работает на «Поварнихе» один интересный мужчина – Георгий Миловидов. Заместителем директора. Вот вокруг него вы и будете танцевать. – Что о нем известно? – спросила девушка.