– Мистер Винтерфильд, позвольте представить вас жене, – сказал Ромейн. Хозяйка и гость поклонились друг другу и обменялись обычным приветствием, но усилие, которое оба делали над собой, было очевидным. Ромейн заметил, что жена его поклонилась необыкновенно церемонно, а непринужденность и находчивость Винтерфильда тоже исчезли. Может быть, он принадлежал к числу редких в наше время людей, которые теряются в присутствии женщин? А перемену в Стелле он приписал состоянию ее здоровья. Как в том, так и в другом случае такое объяснение было вероятно. Ромейн постарался вывести их из неловкого положения. – Картины так понравились мистеру Винтерфильду, что он намеревается еще раз приехать к нам посмотреть на них, – сказал он жене. – И одна из наиболее понравившихся именно твоя любимая картина. Она пыталась смотреть на Винтерфильда, но не могла – взгляд ее рассеянно скользил в пространстве. – Это – картина с морским видом, та, что висит в кабинете? – спросила она тихим голосом. – Да, – ответил он с формальной вежливостью, – мне кажется, что это одно из лучших произведений художника. Ромейн с нескрываемым удивлением взглянул на него. Куда исчезли оживленность и красноречие Винтерфильда в присутствии Стеллы! Она заметила, что происходящее неприятно повлияло на ее мужа – и поспешила вмешаться в разговор. Ей хотелось не только отвлечь внимание Ромейна от Винтерфильда, но и заставить мужа выйти из комнаты. – Луис, маленькая акварель того же художника находится у меня в спальне, – сказала она. – Может быть, мистеру Винтерфильду угодно видеть ее? Сейчас я прикажу принести ее. С тех пор как одной усердной служанке вздумалось вымыть одну из его гипсовых моделей, Ромейн никогда не позволял слугам касаться принадлежащих ему произведений искусства. На предложение жены он ответил так, как она того и ожидала. – Нет-нет, – возразил он. – Я сам принесу картину, – и, обращаясь к Винтерфильду, прибавил: – Приготовьтесь увидеть еще вещь, которую вам захочется поцеловать. Смеясь, он вышел из комнаты. В ту же минуту, как только дверь затворилась, Стелла подошла к Винтерфильду. Ее прекрасное лицо обезобразилось смесью бешенства и презрения. Она заговорила с ним гневным, прерывающимся шепотом. – Осталась ли в вас хоть капля уважения ко мне? Взор, который он обратил на нее, отвечая на этот вопрос, составлял полный контраст с ее лицом. Сострадание и горе были видны в его глазах, нежное терпение и уважение слышались в тоне его ответа: – Я более чем уважаю вас, Стелла… Она сердито прервала его. – Как вы смеете называть меня по имени? Он ответил с мягкостью, которая была бы способна тронуть сердце всякой женщины: – Вы до сих пор отказываетесь верить, что я никогда не обманывал вас? Время не смягчило ваше сердце? Она отвечала еще с большим презрением: – Избавьте меня от ваших уверений. Довольно я их наслышалась два года назад. Сделаете вы то, чего я от вас потребую? – Вы сами знаете, что сделаю. – Положите конец вашему знакомству с мужем. Положите конец ему сегодня же и навсегда! – говорила она страстно. – Могу я ожидать этого от вас? – Неужели вы думаете, что я переступил бы порог этого дома, если б знал, что он ваш муж? При этих словах в нем произошла странная перемена – он покраснел и голос его зазвучал с негодованием. Но в следующее мгновение он снова смягчился и его голубые глаза с грустью и любовью остановились на ней. – Вы можете ожидать большего, – сказал он. – Вы сделали ошибку. – Какую? – Когда мистер Ромейн представил меня вам, вы встретили меня, как незнакомого, и мне ничего не оставалось более, как последовать вашему примеру. – Я не хочу, чтобы вы были нашим знакомым… Ее резкие ответы не заставили его изменить тон. Он продолжал ласково и терпеливо, как прежде: – Вы забываете, что два года назад вы и ваша матушка были моими гостями в Бопарке… Стелла поняла, что он хотел сказать. В ту же минуту она вспомнила, что отец Бенвель недавно был в Бопарк-Гаузе. Знает ли он о ее пребывании там? Она всплеснула руками в неизъяснимом ударе. Винтерфильд ласково успокоил ее. – Не бойтесь, – сказал он. – Маловероятно, чтобы мистер Ромейн когда-нибудь узнал, что вы бывали у меня. А если он узнает, и вы отречетесь от этого, то я сделаю то, чего не сделал бы ни для кого, – я тоже отрекусь от этого. Вы можете быть уверены, что все останется в тайне. Будьте счастливы и забудьте меня. В первый раз в ней как будто пробудилась нежность – она отвернулась и вздохнула. Хотя в душе она осознавала всю необходимость предостеречь его от отца Бенвеля, но не могла настолько справиться со своим голосом, чтобы спросить, как он познакомился с патером. На минуту она остановилась, чтобы овладеть собою. В эту минуту Ромейн вернулся с акварелью в руках. – Вот она, – произнес он. – На ней изображены несколько детей, собирающих цветы на опушке леса. Что вы думаете об этом рисунке? – То же, что думал о большой картине, – отвечал Винтерфильд. – На эти произведения я мог бы смотреть по целым часам. Он посмотрел на часы и прибавил: – Но время идет и сообщает мне, что моему визиту пора закончиться. Благодарю вас от всей души. Он поклонился Стелле. Ромейн подумал, что Винтерфильд мог бы воспользоваться английским свободным обращением и подать руку Стелле. – Когда же вы снова приедете посмотреть на картины? – спросил он. – Пообедайте с нами и посмотрите на них при вечернем освещении. – Мне очень жаль, но я должен просить у вас извинения: со вчерашнего дня произошло изменение в моих планах. Приходится уехать из Лондона. Ромейну очень не хотелось расставаться с ним. – Вы дадите мне знать, когда опять вернетесь в город? – Конечно! С этим коротким ответом он поспешно удалился. Ромейн минуту постоял в зале, прежде чем вернуться к жене. Прием, оказанный Стеллой Винтерфильду, нельзя было назвать нелюбезным, но он вовсе не поощрял к дальнейшему знакомству. Вследствие какого странного каприза она осталась равнодушна к столь приятному человеку? Неудивительно, что любезность Винтерфильда исчезла при холодном приеме, оказанном ему хозяйкой дома. Некоторым оправданием Стелле могло служить состояние ее слабого здоровья. Ромейн боялся огорчить ее, прямо спросив о причине такого холодного приема, оказанного Винтерфильду, но не мог избавиться от чувства, что это было не совсем приятно ему. Когда он вернулся к Стелле, она лежала на диване, повернувшись к стене. Она беззвучно плакала и боялась, что он заметит это. – Я не стану мешать тебе, – сказал он, направляясь в кабинет. Драгоценная книга, так любезно предоставленная Винтерфильдом в его распоряжение, лежала на столе, ожидая его. Отец Бенвель много потерял, не присутствуя при представлении Винтерфильда Стелле. Волнение их выказалось еще яснее, чем при неожиданной встрече в картинной галерее лорда Лоринга. Но если б он видел, как Ромейн читал в кабинете, а Стелла тайком плакала, лежа на диване, он, вероятно, в тот же день написал бы в Рим, что видел первые семена разлада между мужем и женой. V. Корреспонденция отца Бенвеля 1. Секретарю общества Иисуса в Рим. В последних, наскоро набросанных строках я мог только сообщить вам о неожиданном возвращении мистрис Ромейн, в то время как Винтерфильд был в гостях у ее мужа. Если вы помните, я просил вас не придавать значения моему отсутствию в этом случае. Мое настоящее донесение послужит преподобным братьям удостоверением того, что я не выпустил из рук интересы, вверенные мне. Я сделал три визита, отделенные друг от друга известными промежутками. Первый – к Винтерфильду – о нем я вскользь упоминал в своем прошедшем письме, второй – к Ромейну и третий – к больной мистрис Эйрикорт. Всюду я получил важные результаты, вознаградившие меня. Сначала вернусь к Винтерфильду. Я застал его в гостинице, среди облака табачного дыма. С большим трудом мне удалось вывести его на разговор о посещения Тен-Акр-Лоджа, и я спросил, понравились ли ему картины Ромейна. – Я завидую ему, – это все, что он ответил. – А как вы находите мистрис Ромейн? – спросил я затем. Он положил трубку и внимательно посмотрел на меня. На моем лице – по крайней мере я льщу себя этой надеждой – нельзя было ничего прочесть. Он еще раз затянулся и начал играть с собакой. – Если отвечать на ваш вопрос, – вдруг заговорил он, – то придется признаться, что мистрис Ромейн не особенно любезно встретила меня. Он вдруг остановился. Я видел его насквозь, в его глазах отражалась вся его душа. Я заметил, что он сказал мне только часть, очень небольшую часть. – Можете ли вы объяснить подобный прием? – спросил я.