Часть 10 из 31 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Почему художественной? – зачем-то спросила я.
Нужно было встать и уйти. Я вообще не понимала, что делала в той комнате, зачем меня привели, для какой цели, но почему-то поддерживала самый нелепый диалог в моей жизни с самым неожиданным собеседником, которого меньше суток назад знать не знала, даже не слышала о нём.
– Вряд ли спортивной, телосложение не то. Может быть классической хореографией?
– Не занималась, – выдавила я.
– Понятно. Повезло, значит, со строением, – кивнул Эльбрус и скрылся за дверью, которую я не сразу заметила среди лепнины, фактурных молдингов, карнизов и бра.
Раздался неясный шум, через несколько минут снова появился Эльбрус, молча взял меня за руку, повёл в ванную комнату, где я уставилась на белоснежную ванну, которая быстро набиралась водой.
– Забирайся, – скомандовал Эльбрус, показывая на переливающуюся гладь воды, бурлящую там, где текла из-под крана.
– Нет, – отступила я на пару шагов, вцепившись в простыню, словно стоявший передо мной, почти надо мной мужчина не мог вырвать из моих рук эту мнимую защиту одним лёгким движением.
– Я уже видел тебя, – буквально поставил меня в известность. Напомнил. Пригвоздил. – Мила, никогда не стесняйся своего тела, даже если когда-нибудь ты не будешь настолько красива, как сейчас – не смей стесняться.
В замешательстве я смотрела, как набирается вода, переводила взгляд с Эльбруса на дверь и всерьёз рассчитывала на то, что сумею убежать, закрыться в своей комнате, а рано утром уехать на первой электричке.
– Ещё минута раздумий, и я заберусь в эту чёртову ванну с тобой. Поверь, сейчас тебе это вряд ли понравится, – пригрозил Эльбрус, потянув одновременно меня и узел из простыни на моей груди.
Предпочла за лучшее улечься в ванну, вцепившись мёртвой хваткой в борта, будто могла утонуть или уплыть, как мамонтёнок на льдине к неведомым берегам.
Эльбрус невозмутимо регулировал воду, усевшись на край, как пришёл – в трусах-брифах с низкой посадкой и кантом, бесстыдно подчёркивающим то, что скрывала ткань, то, что сегодня лишило меня девственности. Там, под тканью, выразительно бугрилось, наглядно демонстрируя, что больно мне было не в моём воображении, а в реальности.
– Выпей, – напомнил он, поднося к моим губам коньяк.
Послушно сделала глоток, сморщилась, однако снифтер остался у губ и снова надавил, вынуждая сделать ещё несколько. В голове зашумело, я закрыла глаза, чувствуя, как волна тепла изнутри смешивается с теплом воды, заставляя расслабляться напрягшиеся мышцы.
– Умница, – услышала сквозь лёгкий шум в ушах, следом последовал тихий всплеск воды.
Из-под ресниц наблюдала, как большая ладонь гоняла воду рядом с моим телом, заставляя расслабиться ещё сильнее. Почти растечься, раствориться в неясной неге, окутывающей меня с головы до ног.
Было хорошо, так сладко, что хотелось обнять это мгновение и мужчину, вальяжно сидящего рядом, прижаться к ним, впитать всю сладость и нежность, в которой я купалась, и не отпускать никогда-никогда.
– Ты напоил меня, – глупо засмеялась я, допивая коньяк. – Напоил и трахнул.
– Вряд ли ты понимаешь значение слова «трахнул», – усмехнулся Эльбрус.
– Понимаю, – заупрямилась, чувствуя, что меня окончательно развозит.
Коньяк на старые дрожжи, плюс тепло воды – гремучая смесь.
– Однажды я на самом деле оттрахаю тебя, тогда поймёшь, – ответил он с едва заметной улыбкой, скорее в уголках глаз, чем на губах.
А я, несмотря на тянущую, неприятную боль внизу живота, которая не проходила, несмотря на то, что всё тело расслаблено, поняла, что хочу этого. Хочу, чтобы Эльбрус… трахнул меня. Оттрахал. Вытрахал.
Проснулась в своей комнате. Отнёс меня туда Эльбрус – это я помнила, как и то, что он лежал со мною рядом, гладил по волосам, как кошку, пока я не уснула, проваливаясь с тягучий сон, как в яму.
Как и когда он ушёл, не знала. Ночевал ли рядом или отправился в свою комнату, его ли это комната, я не знала. Я ничего не знала об этом человеке…
Открыла глаза, слушая тишину дома. Встала, прислушалась к себе. Боль внизу живота и жжение между ног прошли, словно не бывало. Слегка ломило тело, чуть-чуть болела голова, в целом же терпимо, как после неожиданной физической нагрузки, не более.
Надела вчерашний домашний костюм с шортами, выбралась из комнаты, огляделась. Коридор заканчивался светом, льющимся из кухни, оттуда же слышалась неясные звуки.
Бубнил телевизор, диктор рассказывал последние новости, бойкая корреспондентка брала интервью у важного мужика в дорогом костюме. За столом растянулся Олег, одной рукой он прикладывал к голове замороженный кусок мяса, другой потягивал апельсиновый сок, судя по запаху, с водкой.
Разносился оглушающий аромат говяжьего бульона с овощами. Спиной ко мне, лицом к плите стоял Эльбрус. Серые тренировочные штаны, слегка обтягивающие ягодицы, длинные ноги, мощная спина, широкие плечи в белой футболке, коротко стриженные тёмные волосы, ближе к макушке слегка вьющиеся, словно нетерпеливо ожидающие, когда их подстригут.
– Доброе утро, – прокашлявшись, поприветствовала я.
– Доброе, – обернулся Эльбрус, окинул меня внимательным, изучающим взглядом, коротко кивнул, будто остался доволен увиденным, снова повернулся к плите.
– Кому как, – проныл Олег, тяжело и надсадно вздыхая.
– Аня спит ещё? – поинтересовалась я, чтобы заставить себя отвести взгляд от внушительной фигуры Эльбруса.
– Спит, – прохрипел Олег. – Егор с Кристи тоже, эти наверняка только к вечеру в себя придут, – хрюкнул он недвусмысленно, давая понять, что слышал ночью сладкую парочку.
Я покраснела, отвернулась к окну. Красивые занавески, с ламбрекеном, как в комнате с глобусом-баром. Ведь он мог слышать не их, а… Господи! Как я, всегда здравомыслящая, гордящаяся тем, что умею думать, умудрилась вляпаться в такую историю?..
– Пойду, – прошамкал Олег, встал и двинулся прочь, тяжело переставляя ноги, как старый дед.
Во рту пересохло. На вялых ногах я подобралась, именно подобралась, к столу, взяла бокал, потянулась к стоящей рядом минералке. В это время Эльбрус огромным ножом нарезал зелень, мелко кромсая её и придавливая. Открыл крышку кастрюли с толстым дном. В нос ударил сногсшибательный аромат.
– Что это? – повела я носом, на мгновенье забыв, что от стыда и скованности боялась начинать разговор с Эльбрусом. Собиралась играть в молчанку столько, сколько смогу.
– Шурпа, – спокойно ответил он, игнорируя краску, предательски бросившуюся мне в лицо. – Суп из говядины и овощей, – пояснил он. – Хорошо оттягивает с похмелья. Попробуй, – высыпал целую гору зелени в кастрюлю, заставив сглотнуть от потрясающего запаха, растекающегося по кухне. – Садись.
Молча села, понимая, что уходить глупо, по-детски. Раз Эльбрус общается, как ни в чём не бывало, значит, и я смогу. Попытаюсь, как минимум.
– Вкуснее, когда настоится, но в целом неважно, – с этими словами он поставил передо мной тарелку, больше похожую на пиалу, с супом.
Сел напротив с тарелкой раза в два больше, показал рукой на хлеб и принялся есть обжигающий бульон.
– Приятного аппетита, – выдавила я из себя, подула на ложку и глотнула, взрываясь от потрясающего вкуса.
Сдержанное:
– Приятного, – было мне ответом.
Есть в присутствие человека, с которым был секс, оказалось ещё более неловко, чем принимать ванну голышом рядом с ним же, что удивляло. Я не считала себя совсем невинной или безнадёжно наивной. Учась в медицинском, попросту невозможно оставаться в розовых очках и верить в единорогов на радуге, но я всё равно отчаянно смущалась. Не знала, куда кинуть взгляд, положить руки, как не подавиться…
– Как ты? – вдруг услышала я, когда, не отрывая взгляда от тарелки, кусала губы от собственного смущения, такого нелепого, глупого и неуместного, что смутилась ещё сильнее. – Мила, посмотри на меня, пожалуйста, – вкрадчиво проговорил Эльбрус, буквально окутывая голосом и успокаивающей интонацией.
Я подняла взгляд, посмотрела ровно в мужское лицо напротив. Тёмная щетина, наверняка жёсткая, покрывала подбородок и резкие скулы. Во всех смыслах тёмный взгляд, манящий, притягивающий, как магнит, парализующий, лишающий воли в самом зачатке, не давая ей и толики надежды на возрождение с того момента, как погибла вчера перед роковым: «Скажи мне «нет». Чётко очерченный контур слегка припухших губ – следы моих поцелуев.
Моих поцелуев. Поцелуев. Моих.
– Всё будет хорошо, – прошептал он. – У нас всё будет хорошо, – поправил локон волос, который упал мне на глаза. Заправил за ухо, каким-то нереально нежным жестом, затопив сердце щемящей тоской по чему-то несбыточному.
Выделил это «нас», словно всё для себя решил. Быстро, безоговорочно, не спрашивая моего согласия.
Глава 11
Доучивалась я на автомате. Исправно выполняла задания, внимательно слушала, не ленилась конспектировать, пыталась впитать как можно больше и лучше, раз выпал такой шанс. Но все мысли крутились вокруг Эльбруса, будь он неладен.
Не сам он – моя слабость, безвольность рядом с ним. Я таяла, как мороженое на солнцепёке, текла, как… самая дешёвая сучка. Вспоминала каждый взгляд, жест, движение, колебания воздуха, смаковала в памяти, откровенно наслаждаясь. Сколько бы ни запрещала себе, напоминая, что это не тот человек, о котором стоит мечтать и которого хотеть. Совершенно не тот. Становилось противно от себя самой, но остановиться не могла.
На яхте мы пробыли до восьми вечера. Тима нарыбачился от души, улов вышел щедрым – помог эхолот. Чудо техники, никакой фантастики. Несколько рыбин Эльбрус выбрал для ухи, несколько для жарки, остальные оставил в ящике, который куда-то унёс Сергей Сергеевич.
Тима действительно принимал активное участие в приготовление обеда, помогая по мере сил. Моя помощь не потребовалась. Эльбрус категорично заявил, что готовить дома женщина, конечно, может, если ей нравится, но на природе – увольте. Её дело отдыхать. Пришлось пассивно наблюдать за процессом, млея внутри от представшей картины.
Тима стоял на подставленной скамеечке, сосредоточено резал зелень, пока я замирала в ужасе от того, что у него в руках нож, пусть и столовый. Видела, что Эльбрус внимательно следил за руками сына, но всё равно нервничала. Не приходило мне в голову учить малыша обращаться с ножами. Тима мыл очищенную рыбёшку, перекладывал в кастрюлю, следил, чтобы воды на бульон было достаточно, сосредоточено ждал, когда закипит, чтобы сообщить Эльбрусу.
В итоге приготовили вкуснейший обед на четверых. Ароматная уха, в жизни ничего чудесней не ела, несмотря на простой, как три копейки рецепт. Запекли картофель, сделали салат из самых простых ингредиентов: огурцы, помидоры, зелень. Нажарили некрупного рипуса – рыбку, которую я изредка встречала на рынке, она считалась деликатесом для местных, почти как корюшка.
Удивительно, но Тима, никогда не жалующий рыбу, трескал простой обед с таким аппетитом, какого я припомнить не могла. Он не был малоежкой, не приходилось заставлять его есть, уговаривать, хитрить, чтобы впихнуть пару ложек супа, но особенных вкусовых пристрастий не имел. С видимым удовольствием ел только сладкое, как почти все дети. А сейчас буквально сметал всё, что было в тарелке, поглядывал в сторону добавки.
– Нагулял аппетит, – улыбнулся Сергей Сергеевич, глядя на Тиму, чьи щёчки разрумянились на свежем воздухе, влажном ветре и солнце, отражающемся в серой воде.
– Эту рыбу я поймал? – важно уточнил Тима, показывая на жареную рыбёшку.
– Вот эту – точно ты, – ответил Эльбрус, перекладывая рыбу в тарелку малыша.
– А эту? – показывая на добычу покрупнее предыдущей.
– И эту, – согласно кивал Эльбрус. – Отдадим маме?
– Конечно! – Тима, ужасно гордый собой, посмотрел на меня со словами: – Ешь, мама, я сам поймал! Ты видела? Видела? Видела же!
– Видела, – ответила я, поглядывая на довольного сынишку.
Хорошо, что я решилась уйти от Вовы. Здесь, со мной, Тима получит хотя бы крупицы позитивных эмоций и внимания, которыми хорошо бы напитаться каждому ребёнку в детстве. Что было бы, согласись я поехать на малую родину бывшего мужа?
Единственное, что видел бы Тима – вечно пьяного отца в состоянии, колеблющимся между заплетающимся языком и стадией амёбы, пускающей слюни. Недовольную всем и вся бабушку, особенно мною. Родню, которая иначе, чем инородными элементами Тиму и меня не воспринимали бы… Я и была инородная для них. Чужая.
Естественно, момент с Эльбрусом – это всего лишь миг, случайность, которая больше не повторится. Не должна. Но ведь лучше крохи приятных воспоминаний, чем море плохих.