На обратном пути Тима заснул, растянувшись на одном из диванов. Нужно было разбудить, но я не решилась, уж слишком сладко сопел. Эльбрус осторожно поднял его на руки, отнёс в спальню с необъятной кроватью. Оставил приоткрытой дверь, вернулся ко мне, сидящей словно с колом в позвоночнике. Пока рядом крутился Тима, находился за одним столом Сергей Сергеевич, я чувствовала себя в относительной безопасности. Старалась держаться подальше от Эльбруса, дружески улыбалась, уделяла внимание сынишке, делала вид, что ничего особенного в ситуации нет. Каждый день родной отец сына приглашает нас на яхту… Обыденное дело! – Что скажешь? – спросил Эльбрус, устраиваясь рядом, протянул бокал с прохладным соком из сицилийских апельсинов. Вздрогнула, отвела взгляд, уставилась в затемнённый иллюминатор. Покачивающиеся, ярко-синие волны казались в нём смурыми. Он же не мог помнить такую мелочь, как мой любимый сок… так, всего лишь совпадение. Естественно не мог, если бы такие детали имели для него значение, не случилось бы того, что случилось… – Что? – прохрипела я в ответ, делая глоток сока, чтобы прочистить горло. – Как живёшь, какие планы? – Эльбрус приподнял бровь, сверля меня взглядом. Он не спрашивал, не интересовался, не проявлял праздный интерес, он допрашивал, не сомневаясь, что ему ответят. – Там же, на Курилах? В голосе звучало пренебрежение. Уверена, он специально сказал Курилы, помня, что умчалась я на Кольский полуостров. – На Кольском полуострове, – поправила я, сглотнув опаляющую горечь. – Да, там же. – Здесь, значит, в отпуске? – протянул он, пытливо глядя на меня. – Да, решила немного отдохнуть, навестить родителей, пока Вова… в кругосветке, – самозабвенно подтвердила я собственную ложь Тиму. – Тиме город показать. Эрмитаж там, Русский, Петергоф… – продолжила уверенно врать. – Артиллерийский музей, – выпалила, игнорируя всё более иронично выгнутую бровь Эльбруса. – Эрмитаж – это важно, – то ли серьёзно, то ли с издёвкой кивнул в ответ. – Понравился? – Кто? – опешила я, поглощённая всем, что было Эльбрусом. Внушительная внешность, взгляд, густой, обволакивающий голос, расслабленная поза, красноречиво указывающая на то, кто здесь главный. – Эрмитаж, – напомнил он. – Конечно, – кивнула я, почти не соврала. Мы несколько раз были на Дворцовой площади. Фасад Зимнего дворца видели, проходили мимо, на Тиму он никакого впечатления не произвёл, всё-таки не боевой корабль, но про музей запомнил, как и запомнил крепость Орешек. – Прекрасно, – всё, что ответил Эльбрус. – По специальности работаешь? – небрежно продолжал он расспрашивать, вернее – допрашивать. – Медсестрой в местном госпитале, – зачем-то сказала я. – Нравится? – Да! – выпалила, повысив голос. – У меня всё хорошо. На работе, с ребёнком и мужем. Вовой. – Хорошо, когда всё хорошо, – невозмутимо ответил Эльбрус, единственное, чем отреагировал на вспыльчивость, не слишком-то характерную мне. Хорошо, что из каюты вышел полусонный Тима, забрался ко мне на колени и снова задремал. Невольно послужил мне щитом против своего родного отца. Причалили мы не там, где садились. С удивлением я наблюдала, как мимо проплывали городские пейзажи, зелень Крестовского острова, вырос современный жилой комплекс, покрытый стеклянными фасадами огромных панорамных окон, лоджий и балконов. Вдоль береговой линии тянулись причалы, лениво покачивались катера и яхты. Мы сошли на набережную, принадлежащую жилому комплексу. Я не могла представить, что когда-нибудь окажусь в подобном месте. Ухоженные дорожки, светящиеся витрины магазинчиков и летних веранд. Довольные жизнью и собой, холёные жильцы, понимающие, что никто и ничто не потревожит их покой. Здесь все свои. Чужаки отрезались бдительной охраной, как бракованные элементы. – Я на площадку! – крикнул Тима, позабыв, что несколько минут назад сонно хмурился, не желая вставать. – Нам надо домой, – напомнила я, крепко ухватив за упрямую, крепкую ладошку. – Завтра как в садик встанешь? – Я вызову такси, – отозвался Эльбрус к моему облегчению. Через несколько минут мы с Тимой скрылись в затемнённом салоне такси бизнес-класса с вежливым водителем за рулём. Я наконец-то смогла выдохнуть и вдохнуть полной грудью. Поняла, что всё это время от внутреннего напряжения дышала в половину силы, если не в четверть. Закружилась голова, подкатила лёгкая тошнота, но я быстро справилась со своим состоянием, заставив себя успокоиться. Отставить мысли на долгую-долгую ночь. А что она будет бесконечной, сомневаться не приходилось, уж слишком много взбудоражил в моей душе Эльбрус. Такого, что необходимо глубоко затолкать, забить ногами, стереть, не оставив и толики памяти, веры или надежды. Из вязких мыслей выдернул голос руководительницы учебной части, которая обещала мне самые лучшие характеристики и самое хорошее место из всех возможных на данный момент. Сегодня распределение, после короткого вступительного слова мы все разбредёмся по делам, кто-то поедет на собеседование в филиал, кто-то в отдел кадров, кому-то может не повезти – сообщат, что обучение завалила, на стажировку не проходишь. Выход – за дверь. – Милана, я тебя в Центральный рекомендовала, – обратилась она ко мне, гася нервные нотки в голосе. Я замерла. – Тебя берут, в график со следующей недели поставили, нужно сегодня поехать, поговорить, осмотреться. Переживать не о чем, коллектив там хороший, без дрязг, скандалов… – она озадаченно посмотрела на меня, добавила после паузы: – Только тебе нужно подписать лист распределения у гендира… – У кого? – переспросила я, нахмурившись. – Генерального директора. Кабинет в административном корпусе, – махнула рукой в сторону окна, где виднелось нужное здание. – Сей-сейчас? – Сейчас, пока не уехал. – Ладно, – кивнула, ни жива, ни мертва. Пока шла, перебрала все возможные варианты развития событий, от «неожиданной» встречи с Сабуровым до потери вожделенного места, уже почти полученного. Дёрнул же меня черт, на что я надеялась, когда думала, что пронесёт, что никто ничего не заметит. Сабуров, насколько я знала, иногда по старой дружбе общался с Аней, она могла заикнуться обо мне, ведь я не просила молчать. Мы общались, но о семействе Сабуровых я помалкивала, словно нас ничего не связывало, и связывать не могло. Неизвестно, какими проблемами это обернётся для Ани. Помогла подруге, называется… В принципе, как я собиралась устроиться в этот центр, зная, что он принадлежит брату Эльбруса? О чём думала, спрашивается?! Понадеялась на чудо? Нет в твоей жизни чудес, Милана. Нет. Кабинет нашла быстро. Просторная приёмная встретила изучающим взглядом стройной красотки, постоянной клиентки клиники по какому-нибудь корпоративному абонементу: линия шеи, подбородка, скул, височная область, веки, лоб, не говоря про губы – после вмешательства, на мой взгляд, излишнего. Убирать комки Биша с таким типажом категорически не рекомендовалось, но кто думает о последствиях в погоне за эталонами красоты. – Фамилия? – строго произнесла красотка, одним взглядом закатав меня в асфальт. Я нервно поправила форменную рубашку с коротким рукавом с эмблемой клиники, поверх форменных же штанов. Назвала фамилию. – Проходите, – ответила секретарша, указав на массивную дверь. Перевела взгляд от меня на монитор компьютера, как от малоинтересной букашки, которую вот-вот раздавят, не оставив мокрого места. Ударив костяшками пальцев пару раз в дверь, я зашла в кабинет и застыла на пороге как вкопанная. В Лотовой жене было больше жизни, чем во мне в тот ужасный момент. У окна, которое выходило во внутренний двор, который мне только что пришлось пересечь, спиной к дверям и ко мне, стоял Эльбрус. Он медленно повернулся, смерил меня нечитаемым взглядом, коротким жестом указал на стул, приглашая сесть. В ужасе я села, скрипнув сабо по паркету из натурального дерева. – Добрый день, – невозмутимо поприветствовал меня Эльбрус, прожигая взглядом. – Вас устраивают предложенные условия работы, уровень обучения, дальнейшие перспективы? Язык прирос к нёбу, я в первозданном ужасе смотрела на невозмутимое, не дрогнувшее лицо напротив и боялась произнести хотя бы невнятный звук, дышать боялась, моргать. – Полагаю, всё устраивает, – ответили за меня. В ответ смогла лишь выдавить из себя робкий, едва заметный кивок. – Я подпишу, – Эльбрус показал на бумажку в моих руках, которую я нервно складывала, превращая в растерзанный, мятый клок. Обошёл стол, положил ладонь на мои трясущиеся как в лихорадке руки, высвободил несчастный клочок бумаги, расправил на столе, поставил подпись. – У тебя три дня выходных перед началом трудовых будней, – спокойно поставил он меня в известность. – Приглашаю тебя в свой загородный дом. – Что? – нахмурилась я, не соображая, что слышу. Дом? Загородный дом? Он приглашает меня? Меня? Меня в дом?.. – Приглашаю в гости тебя и Тимура, – терпеливо повторил он. – Можешь отказаться, тогда я порву это, – показал глазами на растерзанный лист с собственной подписью. – Тебе нужна работа, пока Вова, – он почти выплюнул «Вова», – в кругосветке. Я молчала, не соображая, что сказать. Нет, в общем-то, решение я приняла почти сразу – уходить. В любой другой салон, на рынок, в Краснодарский край к свекрови с самогонным аппаратом и борщом три раза в день. Куда и как угодно, лишь бы не… не… светло-карий, убийственный взгляд, превращающий меня в форменное ничто. Не успела я ответить, как услышала: – Сейчас свободна. Завтра в восемь утра заезжаю за вами. Заодно придумай удобоваримую версию, почему сын моряка не знает, кто его родной отец. – Что?.. – подскочила я, попятилась к двери. – У тебя есть время подумать, каким образом твою светлую голову посетила мысль прятать от меня сына, – повторил он, заставляя мои ноги подкоситься. Глава 12 Встала ни свет ни заря, уставилась на собранную дорожную сумку и рюкзачок Тима. Накануне, в панике, я купила билеты обратно на Кольский, без всякого плана, что буду там делать, где жить, как объясню родителям и сынишке наш отъезд. Была даже мысль позвонить Вове, напроситься в гости и там, под жарким южным солнцем, помириться. Скрыться среди бескрайних полей и огородов от родного отца Тима, более того, я умудрилась позвонить ему. Хорошо трубку бывший муж взял в бредовом состоянии, промычал что-то несвязное и отключился, что быстро вернуло меня на землю. Уж если выбирать между двумя полюсами зла, то алкоголик рядом – точно наибольшее. Утром энтузиазм поутих, паника начала оседать, оставляя на поверхности зыбкие, несформированные до конца мысли, какая-то необоснованная уверенность, что ничего страшного не случилось и не случится. Эльбрус узнал о существовании Тимура. Чем это мне грозит, по здравому размышлению?.. Неприятным разговором, лишней откровенностью, ранами, которые не хотелось задевать, потому что больно, по сей день больно… но и только. Раненое сердце – не причина очередной раз срывать ребёнка, лишать его будущего. Здесь, в родном городе, договорившись с его отцом, я могла дать Тиму стабильность. На Кольском не получится ровным счётом ничего. От мыслей отвлёк звонок телефона. Рановато для спам-звонков, – подумала я, но трубку машинально сняла, чтобы не будить сладко спящего сынишку. – Доброе утро, – услышала я голос, который всего-то несколько месяцев назад, была уверена, не услышу никогда. – Откуда ты знаешь мой номер? – прохрипела я, выскакивая из комнаты.