В парадной снова не работал лифт. Я выматерилась от всей души и пошла наверх пешком, игнорируя харчки на ступенях. Мне настолько смачно плюнули в душу, искупали в таких нечистотах, что чьи-то слюни под пятками – ерунда, не стоящая внимания. Из квартиры Сабуровых выходил Егор. – О, хорошо погуляли, – прокомментировал он мой внешний вид, оценив короткое, криво сидящее платье, босые ноги, лохматые волосы и красные глаза. – Писец, ты красотка. – У Эльбруса есть невеста? – уставилась я на Сабурова, проигнорировала его комментарий о моём внешнем виде. У меня разрывалась душа, бестелесная она чувствовала боль такой силы, что снятие кожи заживо казалось сущим пустяком, который пережить – три раза плюнуть. – Считается, что есть, – равнодушно пожал плечами Сабуров. – Мадина. – И ты молчал?! – выпалила я. – Какого хрена ты молчал, почему? – Эй, сбавь-ка обороты, – отрезал Сабуров. – Я тебя под Руса не подкладывал, сама подмахивала, значит, хотела. С какого перепуга мне в ваши отношения лезть-то? Руса своего спрашивай, какого хрена он молчал, не меня. – Что за Мадина? – из последних сил проговорила я, чувствуя, как качаются стены, пол, куда-то едет лепнина. – Обыкновенная Мадина, – небрежно ответил Сабуров. – Наши отцы давно договорились об этом браке, я вообще-то думал, что все забыли, шесть лет прошло со смерти. Оказалось, свадьба на носу. Невеста школу окончила, замуж пора, – явно усмехнулся он. Я моргала, не в силах помножить два на два. Школу окончила – замуж пора? Эльбрус собрался жениться на вчерашней школьнице? Театр абсурда какой-то! Что у него может быть общего с восемнадцатилетней девушкой, готовой после школьной скамьи идти под венец, тёпленькой ещё? – Не веришь? – внимательно посмотрел на меня Сабуров, сочувственно вздохнул, полез в карман за телефоном, начал листать страницы. – Вот Мадина, – он показал фотографию из социальной сети. На меня смотрела совсем юная девушка в белой блузке, застёгнутой под самое горло. Из украшений золотые серьги, макияж если был, то минимальный, и потерялся на фоне выразительных карих глаз, пухлых губ и тёмных, отливающих блеском волос. Красивая Мадина… как нельзя подходящая пара Эльбрусу. Вот Сабурову такая Мадина подходила, как корове седло, а Эльбрусу – в самый раз, как влитая. – Пока, – усмехнулась я, глядя на Сабурова. Обошла его, как чумного, вместе с телефоном, на экране которого ещё светилась фотография Мадины. Поднялась на пятый этаж, чтобы там тихо умереть от тоски, безжалостно и быстро вытягивающей из меня жизненные силы. Вечером, как назло, заявился Вова. С тремя жёваными розами в полиэтилене, отпаренный, сверкающий, как на параде. Мама хлопотала вокруг, подталкивала меня к нежданной радости, пыталась выпроводить из дома, чтобы мы поговорили наедине, решили разногласия к общему удовольствию. Я упиралась, физически никуда не могла идти. Умереть хотела, тихо, если получится, безболезненно, Вова со своим сраным букетом мешал. – Мил, ну прости меня, – нудел он битый час. – Я распределение получил на Кольский полуостров, под Мурманском, через четыре дня еду. Давай поженимся, что ли? – Зачем? – невидящим взглядом уставилась я на Вову. – Ну как зачем? Жить будем, детей рожать, всякое такое, сказали, семейным квартиру сразу дадут… Не в общаге же жить. Меня, как военного, в три дня распишут. – Не выдумывай, – отмахнулась я. – Найди кого-нибудь другого. – Так я тебя хочу, – промямлил Вова, вздохнув. Весь день и вечер родители уговаривали меня принять предложение Вовы. Подумаешь, поступил не романтично, розы квёлые подарил. Мужчины вообще под женские штучки не заточены, романтики не понимают, позже воспитаю под себя. Станет, как миленький, букеты таскать, серенады петь, на руках носить. Главное – человек он хороший, обеспеченный. Уж государство-то об армии заботится, нынче офицеры живут так, что кум короля позавидует. К ночи позвонила Кристи, выдав выуженную из Сабурова информацию: – Что ты молчала, что крутишь с Эльбрусом?! Я бы давно всё разузнала, ты бы хоть выдоила его нормально. Есть у него невеста Мадина, отцы договорились, вроде традиции у них такие: родители велели, дети отправились в ЗАГС, не споря. Только дело там не в традициях, а в деньгах. Эльбрусу дело расширять надо, а за Мадину эту конское приданое дают. От таких денег не отказываются, Мил, даже если невеста крокодил, а Мадина очень даже ничего, симпатичная. – Понятно… – промямлила я, падая плашмя на кровать. – Знаешь, что, чем сопли жевать, лучше за Вовку замуж выходи, раз позвал. Офицеры нормально получают, довольствие у них, наверняка коэффициент какой-нибудь повышенный, северный на этом Кольском. Я когда Егора не смогу доить, тоже какого-нибудь стабильного мужичка найду, с квартиркой, зарплатой, скучным сексом, чтобы ни направо, ни налево не смотрел, я ему светом в окне казалась. Тебе такой, считай, сразу достался. Утром я выглянула во двор, поймала настоящую паническую атаку от того, что вижу автомобиль Эльбруса. Ведь знала, понимала, что его самого в городе нет. Он прислал несколько смс, что долетел, пару раз позвонил, я не сняла трубку, просто не знала, что сказать, как вообще звуки произносятся забыла. Могла лишь дышать через раз и сдерживать вопль, рвущийся из меня. В итоге получила сообщение: «Отсыпайся, несносная девочка». Взвыла, захлебнулась в собственных слезах, так и уснула, судорожно всхлипывая. Утром же глядела на крышу знакомой машины и понимала, что не выживу, если ещё раз увижу Эльбруса. От взгляда на автомобиль больно невыносимо, что будет, если увижу его самого, а если с Мадиной? Меня разорвёт на тысячи осколков, не выдержу, не выживу, не сумею… Набрала номер Вовы, глухо шепнула, что выйду за него. Кольский полуостров место, где я мечтала жить, туда приходят косатки – это красиво. Той же ночью, после неловкого копания Вовы, мы переспали. Секс – дёрганный, хаотичный, такой же вялый, как подаренные им розы, совершенно не впечатлил. Тогда я впервые узнала, что значит чувствовать себя изнасилованной, даже если сама согласилась. Никто не принуждает, не вынуждает, никак не давит, но единственное, что чувствуешь – отторжение. Вернее это чувство назвать самоизнасилованием. Я подавила внутреннее содрогание и отвращение, мне стало совершенно всё равно. Накатило удивительное безразличие, лишь бы уехать подальше от этого города и Эльбруса. Исчезнуть на веки-вечные. Вова же ходил потом важный, как индюк. Принял начало месячных за девственную кровь, я переубеждать не стала. Зачем? Должна быть у близкого человека радость, раз уж у меня нет… Расписали нас с Вовой на следующий день, мама для проформы вздыхала, что можно было бы подготовиться, платье свадебное купить, торт заказать, фотосессию. Папа довольно улыбался, считая, что дочь ухватила удачу за хвост, если не удачу, то стабильность точно, что в наше время важнее. Прилетевшая на один день семья Вовы, во главе с мамой, не скрывала недовольства, глядя на меня, кривилась, с подозрением поглядывая на мою фигуру, отыскивая причину скоропалительного брака. Не найдя же, высказали сыну и брату, всё что думают и были таковы. Немного утешило Тамару Степановну то, что не пришлось тратиться на подарок, билеты же из Краснодара в Питер и обратно оплатили мои родители. Пошли навстречу новым родственникам, малообеспеченным, едва сводящим концы с концами людям. Летним прохладным утром я переступила порог своего нового дома с крашеными полами и окнами, смотрящими на Баренцево море. И стёрла смс от Эльбруса, не читая их. Новый телефон, вместе с местной сим-картой, купил мне муж. Не такой дорогой, как я оставила на прикроватном столике в квартире на Васильевском острове, но ведь я не Мадина. За меня конского приданного Вове не досталось. Глава 23 – Отъезд завтра в шесть тридцать утра, с Московского вокзала, – говорила Элина Викторовна, выкладывая передо мной распечатки с билетами на Сапсан, бронь в гостинице, программу конференции с обучающими семинарами, которые мне предстояло посетить в Москве. – У меня на завтра полная запись, – нахмурилась я. – И сын… Конечно, отказываться от такой возможности глупо, сама я не скоро смогу оплачивать подобные семинары. Выделить месячный заработок на обучение я не могла себе позволить, но сорваться вот так, неожиданно, не могла тоже. Постепенно, очень медленно, я набирала клиентскую базу. Клиника предоставляла мне работу, без записи не сидела, но те немногие клиенты, которые начали возвращаться ко мне, записывались именно ко мне, были важны, как и каждому специалисту. Я работала не только на имя клиники, но и на своё тоже, что важнее – ответить сложно. Тима пошёл в муниципальный садик. Месяц, как он вливался в новый коллектив, честно говоря, не очень-то у него получалось. Группа была большой, двадцать пять человек против камерных двенадцати на Кольском. Он уставал, к концу дня капризничал, беспричинно канючил, по утрам отказывался вставать, идти в сад, обижался, дулся в раздевалке, редко удавалось добраться без конфликтов и в хорошем настроение. Я всерьёз опасалась, что адаптация продлиться долго. Вечерами требовалось время, чтобы успокоить сынишку, привести в относительную норму, уложить спать без лишних слёз и истерик усталости. Эльбрус говорил, что я зря издеваюсь над ребёнком, в доме его городской квартиры есть частный детский сад, куда с радостью возьмут Тимура, или в любой другой. Деньги – не проблема. Я же опасалась таких садов, Тима – открытый, контактный мальчик, росший в самой простой семье, без излишеств, каково ему будет среди детей небожителей? Возможно, когда-нибудь… Няню не рассматривала вовсе, сынишка нуждался в общении сверстников, пусть пока оно и не складывалось. Не могла я просто сорваться и ехать, вот так, без предварительных договорённостей с клиентками и Тимой. – Я могу отказаться? – спросила я. – Наверняка есть кого отправить помимо меня. – Хочешь отказаться? – заметно удивилась Элина Викторовна. – Да, я хотела бы… – смутилась я. – Странно, – пробормотала она тихо, быстро набрала что-то на клавиатуре, посмотрела на меня хмуро, после минутного молчания глянула на экран ноутбука, наконец ответила мне: – Боюсь, ты не можешь отказаться, Милана, это прямое указание генерального директора. Ты должна ехать. – Генерального, значит, – поджала я губы. – Да, – невозмутимо подтвердила Элина Викторовна. Она ничем не показала мыслей, которые, наверняка, роились в голове, как и у нескольких других эйч-аров. Рядовой косметолог, пока не прошедший стажировку, для устройства которой потребовалось аж личное собеседование с генеральным директором, естественно вызывала интерес. Сейчас же генеральный настаивает на поездке в Москву на конференцию, от которой мало кто откажется, а досталась она мне. Казачок, ясно, засланный, вопрос в том, насколько опасный для простых сотрудников, честно получивших своё место, держащихся за хорошую работу. – Поняла, спасибо, – сдержанно кивнула я. Собрала бумаги, распечатанные специально для меня, выдавила улыбку, встала, вежливо попрощалась. Вышла из кабинета, затылком ощущая вопросительные, оценивающие, а то и недобрые взгляды. На улице задумалась, выходило, нужно ехать, необходимо. С начальством не спорят, даже если делят постель. К тому же, самой интересно побывать на конференцию такого уровня. Но… неужели нельзя заранее спросить, чтобы не ставить меня в неловкое положение? Это же так просто, всего лишь взять трубку, набрать номер и оторвать язык о нёба. Я старалась влиться в коллектив, честно работала, налаживала контакты с клиентами, коллегами. Привилегированное положение не играло мне на руку. Я не хотела его, не просила, не понимала, как справиться с новыми вводными в своей жизни. Прошла в административное крыло, охранник пропустил легко, глянув на электронный пропуск. В приёмной сидела та же сама секретарша, что и в прошлый раз. Тёмные, покрытые глянцевым блеском волосы струились до середины плеч. Откровенную линию декольте подчёркивал крупный кулон на золотой цепочке, полноту губ – ярко-алый блеск. – По какому вопросу? – сухо спросила секретарша, мазнув по мне равнодушным взглядом. – По личному, вернее, рабочему, – немного растерялась я. – Какому именно рабочему? – уточнила та, не слишком скрывая недовольство. – По поводу конференции… – Фамилия? – девица едва не закатила глаза, однако сдержалась. Я назвала фамилию, секретарша не сдвинулась с места, никуда не позвонила, не зашла в кабинет, чтобы сообщить о моём появлении. – Эльбрус Давидович сейчас занят, – наконец прошелестела она, показывая взглядом на диван вдоль стены.