Красный просторный диван, такое же кресло, телевизор на стене, шкаф, личный санузел… – Люкс, – спокойно ответил Эльбрус, устраивая мой небольшой чемодан на колёсиках у стены. – Люкс в «Гранд Сервис Экспресс». – Ты с ума сошёл? – скорее не спросила, а утвердила я. – Мы спокойно могли доехать на Сапсане, любом другом поезде, всего-то восемь часов пути. Не Сибирь пересекаем, в конце концов. – Тебе надо выспаться, мне – поработать, – спокойно ответил Эльбрус. – Конца света не случилось. Мы приедем в восемь тридцать вместо двух ночи. Нормально выспишься, проведёшь выходной с сыном, а не борясь со сном. – Это дорого! – Это – нормально, – по слогам проговорил он, ставя точку в беседе. Нормально… ну хорошо, согласна, нормально, когда есть деньги, но у меня-то их не было. О, нет, я не надышалась выхлопных газов, не сошла с ума настолько, чтобы решить, что Эльбрус попросит меня оплатить свою часть расходов, но всё равно почувствовала себя не в своей тарелке, словно корова, нацепившая балетную пачку. Через час Эльбрус вытянул ноги на кровати, устроив на груди макбук, сосредоточенно смотрел на экран, время от времени нырял в телефон. Я прислушивалась к перестуку колёс, которого почти не было слышно, смотрела в темноту ночи за окном, устроившись рядом с Эльбрусом, закинув бедро на его ногу. Двигала пальцем по груди, шее, выводя непонятные фигуры, круги, знаки бесконечности, завитушки, похожие на вензеля. Палец сам собой задевал мужской сосок, пока я, плавно покачиваясь, млела от происходящего. Похоже, пачка корове очень даже подходила… – Милана, – рыкнул Эльбрус, выдёргивая меня из обрывков неясных мыслей. – Сейчас же прекрати! – Что? – моргнула я непонимающе. – Вот что, – Эльбрус взял мою ладонь, положил себе на пах, выразительно глядя на меня, приподнимая одну бровь. – Ещё несколько минут, и с этим придётся что-то делать. – Даже не представляю, что с этим можно сделать… – я кокетливо поправила волосы, слегка влажные после душа, сдавила требующий внимания член, чувствуя, как он увеличивается под ладонью. Фантастическое чувство власти пьянило, дарило ощущение вседозволенности, понимание, что прямо сейчас я могу сделать всё, что угодно, и этот мужчина покорится мне… Этот высокий, мощный, чрезмерно властный, не терпящий возражений, не допускающей мысли, что что-то может произойти не по его указке, не станет спорить. Сейчас – нет. И причина тому – я. – Я понимаю, что ты уже не двадцатилетняя девочка… – начал он, обрушив мои мечты всевластия. Снял воображаемое кольцо и швырнул в жерло Роковой Горы, не сходя с места. – А вот сейчас обидно было, – мстительно прошипела я, одновременно с силой щипая за мужской сосок, ещё и ногтями сдавила. – Твою мать! – воскликнул Эльбрус. – Мила, я тут пытаюсь думать головой, а не… не тем местом, которые ты держишь в руке. Да, ты не двадцатилетняя девочка, должно же мне было когда-то повезти! Но это не значит, что я, – он выразительно качнул бёдрами, бесцеремонно напоминая о собственных размерах, – могу трахать тебя после сегодняшнего шестичасового марафона. – Восьми, мы занимались сексом восемь часов… – Тем более! – обрубил он. Демонстративно уставился на экран макбука, где красовались какие-то горы в закатных лучах. Интересная заставка, занимательная. – Всё! – через несколько секунд объявил Эльбрус. Быстрым движением отставил макбук на стол, перевернул меня, подмяв под себя. Упёрся одной рукой в одеяло, чтобы не раздавить своим весом, окинул жадным взглядом, прожигая им, распаляя. Потянул за пояс махрового халата, надетого на меня, распахнул, провёл рукой от бедра до груди, останавливаясь на животе, чтобы немного надавить снизу, вызывая прилив желания. Лёгкое поглаживание по половым губам продемонстрировало, что опасения Эльбруса были не на пустом месте. Небольшим раздражением, которое не стоило трогать хотя бы сутки. Вот только моему организму уже было безразлично, подсев на иглу оглушающих оргазмов, без которых пришлось существовать долгие годы брака, он бесцеремонно требовал своего. Эльбрус спускался скользящими поцелуями по шее, груди, остановившись там на какое-то время, опустился на живот, слегка прикусив в районе пупка, подхватил меня под бёдра, вынуждая широко раздвинуть ноги, опустился губами ровно на клитор, избегая мест с лёгким раздражением. Я взвилась в громком стоне, радуясь звукоизоляции в купе, и уже через несколько мучительно сладких минут взорвалась в так необходимом оргазме. – Ложись спать, – услышала я, когда пришла в себя. – А? – я показала рукой на член, который, очевидно, прямо-таки со всей возможной выразительностью, считал иначе. – Мне действительно нужно поработать, а тебе отдохнуть, – спокойно, будто его половой орган не стоял колом, ответил Эльбрус. – Переживу. – Ладно, – удивительно легко согласилась я, устраиваясь под уютным одеялом, чувствуя, как накатывает усталость. Очень много впечатлений, наверное, слишком много, для проведший восемь лет жизни в крохотном военном городке на пустынном Кольском полуострове, среди серых сопок, скал и убегающего за горизонт моря. – Должна будешь, – услышала сквозь морок, кивнула и провалилась в сон, не представляя, что готовит грядущий день, вернее – утро. Глава 27 В такси, ждущее у вокзала, я должна была сесть одна. Эльбрус собирался ехать прямо в офис на своём авто, которое ждало хозяина. Планам помешал звонок Ани. Накануне она позвонила ужасно расстроенная, едва не ревущая в голос. Из невнятных всхлипываний единственное, что удалось выудить, что домой она идти не может, а куда можно направиться, не знает. Поругалась с мужем? Лучше бы вообще ушла, судя по тому, что я знала из скупых, обрывочных фраз подруги. Я сказала, чтобы она без раздумий брала Василису и ехала к нам. Родители примут, переночевать есть где, дочка отвлечётся с Тимой, сама успокоится, утром решим, что делать. Возвращаться с ребёнком в дом, где мужик допился почти до делирия, не стоит. Уж кто-кто, а я прошла это на собственной шкуре и ни о чём так не жалела в жизни, как о своём инфантилизме, нежелании смотреть правде глаза: алкоголизм неизлечим. Сейчас Аня позвонила, едва мы дошли до машины такси. – Ты приехала? – спешно проговорила она в трубку, будто боялась чего-то. Эльбрус прислушался к голосу, льющемуся из динамика, нагнул голову, останавливаясь. – Сажусь в такси, – коротко ответила я, ощущая всем существом, что это не праздное любопытство, что-то случилось, и это что-то касается меня, Тима касается. – Здесь твой муж приехал, – быстро проговорила она. – С мамой своей, кажется, мамой… Они сейчас в коридоре, с родителями твоими разговаривают. – Чёрт! – выругалась я. – Едем, – быстро сказал Эльбрус, подталкивая меня на заднее сидение. В салоне он взял телефон, набрал номер, дождался ответа, произнёс: – Ты сейчас где? Отлично. Поднимись на пятый этаж, к Милане, там проблемы. Я скоро буду. Гони! – рявкнул он водителю, который вальяжно выплывал с парковки у Московского вокзала. Добрались мы быстро, минут за двадцать-полчаса, только показались они тягучей вечностью, неспешно сматывающей нервы в клубок. Взлетели на пятый этаж на одном дыхании. На лестничной площадке столкнулись с Вовой и Тамарой Степановной, которая стояла, подперев массивные бока кулаками, и пыталась выглядеть угрожающе, глядя на Сабурова, который флегматично взирал на происходящее, закрыв собой входную дверь. – …ты, шоли, Милкин ёбарь? – явно заканчивая какую-то нелестную фразу в мою сторону, говорила бывшая свекровь. – А, вот и она! – резко развернувшись ко мне, Тамара Степановна уставилась на меня уничтожающим взглядом, окинула глазами фигуру Эльбруса, сделала свои выводы, и продолжила: – И ты, я гляжу, тоже. – Что вам нужно? – вместо приветствия сказал Эльбрус, между делом за руку здороваясь с братом, который ничем и никак не выражал удивление от происходящего. – Тамара, мы можем поговорить как люди, – выглянула из дверей мама, посмотрела с осуждением на меня. – Да какие вы люди-то? – взвилась Тамара Степановна. – Какие люди? По-людски это, по-твоему, чужое дитя на парня вешать? Нагуляла – скажи честно и иди себе, подобру-поздорову. А дочь твоя что сделала? Посадила на шею мальчонку, сама села, ноги свесив. Простит… – споткнулась о взгляд Эльбруса, резко обернувшись, словно почувствовала его. – Что вам нужно? – повторил вопрос Эльбрус, с заметным трудом проигнорировав почти сорвавшееся «проститутка». – Милка пусть от алиментов откажется, раз мальчонка нагулянный, – начала говорить Тамара Степановна, сверля меня взглядом. Моя мама делала то же самое. Я видела, что она едва сдерживается, чтобы не наброситься на меня прямо здесь и сейчас с расспросами и упрёками. С Эльбрусом в моей жизни она с горем пополам смирилась. Трудно было сохранить в тайне наш с Тимой визит в его загородный дом после часового монолога сынишки о чудесах, которые показал дядя Эльбрус. Один пёс породы алабай чего стоил, квадроцикл, личный причал… – Дело молодое, – вздохнула тогда мама. – Понимаю, женщине без мужчины тяжело, но не нужно вмешивать Тиму в ваши отношения. Чужой человек, посторонний, зачем взяла с собой ребёнка, не понимаю… – осудила она. Я бы мысленно согласилась с её аргументами, не будь Эльбрус родным отцом Тимуру. А вот теперь понимание, кажется, появлялось, особенно глядя на Эльбруса, так похожего на Тиму, да и в Сабурове явно прослеживалось, что он родственник, не чужой человек. Вряд ли это самое приятное откровение для матери, узнать, что родная дочь столько лет обманывала близких людей. Всех, начиная с мужа и родной матери, заканчивая свекровью. – Не подавала я на алименты, – перебила я Тамару Степановну. Алименты с чего? Какие? Двадцать пять процентов от выпитого? – Это сейчас не подавала, а через год подашь, и высчитают, что я, законов не знаю, по-твоему? И все деньги, что мы на мальчонку тратили, чтоб вернула. Пять лет ростить, как своего, кормить, поить, одевать. На одни памперсы сколько ушло денег, не счесть, хоть я и говорила, приучай мальца к горшку, не ленися! Говорила же, бестолковому, – она показала на подпирающего дверь лифта Вову, безучастно наблюдающим за происходящим, – не твой пацан, не твой. Ныкай деньги от этой лярвы, пересылай мне, в сохранности будут. То вышлет, то забудет, то вышлет, то забудет, а теперь что? Выходит, права была мама, да поезд ушёл. Растратился на чужого, ещё и жердь кормил, поил, наряды через интернет оплачивал. Возвращай всё до копейки, – уставилась в упор на меня, сжимая массивные губы, над которыми сидела бородавка с тремя торчащими волосинками. – Я верну, – пробормотала я. – Сколько вы хотите? На Вовин номер? – открыла приложение интернет-банка, сумма на счету была невелика, но если за несколько раз… Права Тамара Степановна, права. Обидные слова, но сермяжная правда такова: я родила не от мужа, скрыла это, пока мы жили на Кольском, Вова обеспечивал нас. Да, я работала и зарабатывала, да, многое он пропивал и, как выяснилось, отправлял матери, но мы с Тимой не голодали, не нуждались, покрывали необходимые нужды. – Какой Вовин?! – взвыла Тамара Степановна. – Вовин ей! Ты глянь на него, – махнула в сторону сына. – Он же сразу пропьёт, с подъезда выйти не успеет, уж пропьёт. Как только выходит у него, непонятно. Пьянь! – Ничего ты переводить не будешь, – Эльбрус забрал из моих рук телефон, смахнул приложение с экрана. – Разговаривать будем в суде, – он посмотрел в упор на Тамару Степановну, та ощетинилась, потёрла натруженные ладони друг о дружку, открыла рот и тут же закрыла, стушевавшись. – Назначит суд компенсацию – заплачу, нет – значит, нет. – Да кто ты такой, – просипела бывшая свекровь, – указывать мне. – Отец Тимура, – спокойно ответил Эльбрус. – Ибучий случай… – вырвалось у Сабурова вместе с выразительным свистом. Я рефлекторно прикрыла рот, чтобы не взвизгнуть, уставилась в ужасе на Вову, который словно не слышал ничего. Смотрел на носки стоптанных кроссовок, шмыгал носом, иногда нервно поправлял ремень на засаленных джинсах. Волосы немытые, лицо опухшее, нос перебит, костяшки на трясущихся руках сбиты. Господи, когда это случилось с ним?