В мае месяце, когда я уезжала в Питер, а он, окрылённый перспективами земледелия, к матери, он не выглядел настолько… опустившимся. Он был в глаженной, аккуратной одежде, чисто выбрит, подстрижен, можно сказать, подтянут, пусть и с болезненной синевой под глазами и тяжёлым взглядом алкоголика. Я просто не могла себе позволить, чтобы Вова выглядел неряшливым. Сейчас же передо мной стоял горький пьяница, который пил не один, не два, не десять лет своей жизни, и это за какие-то полгода… – Вот и заплатишь, – собралась Тамара Степановна духом, подпрыгнула на носочках, будто готовилась пойти врукопашную. – До свидания, – проговорил Эльбрус, аккуратно взял её за плечи, развернул к себе спиной и повторил: – До свидания. – Мы вернёмся, так и знай! – извернулась Тамара Степановна, чтобы выкрикнуть в лицо обидчикам всё, что думает: – За всё заплатите, каждую копейку вернёте, что ты, что Милка. Не зря я чеки собирала, холодильник, когда Вова покупал, я припасла чек, шкаф, опять же. Костюмчик импортный на годик мальчонке из собственных средств купила, тоже приложу. Честных людей обдирать не позволю! Пойдём, сыночек, пойдём, хороший мой, – запричитала она, хватая за рукав Вову. Тот словно очнулся, огляделся осоловевшим взглядом, вырвал руку из лап матери, спешно подошёл к Эльбрусу, схватил того за лацкан куртки, хрипло проговорил: – Рублей триста дай на опохмелку, мужик. Очень надо, трясёт всего, понимать должен. Дай хоть соточку… будь человеком, мужик. – Не давай ему ничего! – рванула наперерез движению Эльбруса Тамара Степановна. – Пошли, оглоед! – подтолкнула она в спину сына, чтобы тот двигался. – Не трогай меня! – завопил Вова и ринулся вниз. Меня трясло от увиденного, услышанного. От свалившейся правды, во всей своей неприглядности, отвратительности, гадкости и мерзости, от которой мне не отмыться никогда в жизни. – Мы позже поговорим, – поджав губы, сказала мама, открыла входную дверь в квартиру и скрылась за ней. Через несколько секунд, когда Сабуров с нескрываемым интересом разглядывал меня, дверь приоткрылась, в щель высунулась светлая головка Василисы, дочки Ани. Она с интересом оглядела окружающих, сделала шаг вперёд, одновременно подтягивая розовые лосинки, попыталась заправить в них футболочку с надписью «Вечный двигатель – прыгатель». – Привет, Василёк, – вдруг расплылся в улыбке Сабуров, присаживаясь на корточки перед малышкой, настороженно глядящую на него. – Помнишь меня? – У меня зубик больше не болит, – отошла та подальше, окинув кокетливым взглядом. Зубик? Сабуров Егор – пластический хирург, делающий лифтинг лица взрослым людям, а не детский стоматолог. – Василиса, вот ты где! – выскочила следом Аня, упёрлась взглядом всё в того же Сабурова. – Здравствуйте, Егор… Георгий Давидович, – осеклась она. – Здравствуй, – ответил Сабуров с улыбкой. Следом выскочил Тима, в одной пижаме, босиком. Не обращая никакого внимания на меня, драгоценного Эльбруса, Егора, Аню, маленькую подружку, рванул со всей мочи к ступеням. – Папа, папа вернулся! – счастливо кричал Тима, несясь с пугающей скоростью вниз, выскользнув из рук Эльбруса, который пытался его поймать, и Егора, рванувшего следом. – Папа! Папа! Папа! Я слышал, папа приехал! Он вернулся из кругосветного плавания и приехал к нам с мамой! Папа, я здесь! Здесь! – кричал Тима, пытаясь вырваться из рук Эльбруса, который всё-таки подхватил его, не позволил пробежать и несколько ступенек. – Тебе показалось, Тима, – пыталась я успокоить ревущего навзрыд Тиму, который колотил по плечам и голове Эльбруса, норовя вырваться. – Приснилось. – Я слышал, слышал, слышал, слышал! – бесконечно повторял он. – Слышал, слышал, слышал, слышал! Василиса подхватила плачь, закатившись в отчаянном крике и слезах, забыв, что минуту назад «флиртовала» с Егором. Аня подхватила дочку на руки, попыталась скрыться в квартире, была остановлена Сабуровым. – Анют, иди к нам, – проговорил он тихо. – Квартиру помнишь? Тридцать девятая, там открыто. Аня ошарашено кивнула, начала послушно спускаться, решив, что лучше унести дочку подальше от плача Тима, иначе они так и будут заводить друг друга, не давая себе успокоиться. Сабуров внимательно посмотрел на меня, едва не ревущую вместе с Тимой, спросил: – Помощь какая-нибудь нужна? – Нет, спасибо, – быстро ответила я. Сабуров молча кивнул и скрылся с глаз, уйдя домой, вернее, в родительскую квартиру. Насколько я знала, у него была своя квартира недалеко от прежней квартиры Эльбруса, но ручаться не могла. С Кристи мы почти не общались, она избегала нас с Аней, мы – простые работяги, не чета ей, нынче состоятельной женщине. С Эльбрусом же мне было о чём поговорить, помимо местожительства Сабурова-младшего. Выскочила мама, перехватила Тиму, занесла орущего в квартиру, окинув нас с Эльбрусом ледяным взглядом. Я не стала сопротивляться, силы стремительно покидали меня, я стекла по стене, обхватила руками колени, затряслась как в лихорадке. Как же это всё… как… почему… – Как они оказались здесь? – спросила я скорее вселенную, чем себя. – Я сообщил, что буду устанавливать отцовство Тимура, – спокойно проговорил Эльбрус. – Что? – Я сообщил, что буду устанавливать отцовство Тимура и начну процесс лишения родительский прав Вовы, – повторил он, выплюнув имя Вовы с особым отвращением, прежде мной не виданным. – Ты должен был посоветоваться со мной. Сказать мне, – встала я напротив Эльбруса, проигнорировав его стать. Что он мне сделает с высоты своего роста? Ровным счётом ничего! – Ты не можешь собственнолично принимать такие решения, понимаешь? Не можешь решать за меня и моего сына! Не можешь принимать решения, не сказав мне, не посоветовавшись! – Могу, Тимур – мой сын! – Да хоть дедушки Ленина, сука! – взвилась я. – Ты не можешь и не будешь принимать решения относительно меня и моего сына, не спросив меня! Никогда! Иначе… – Иначе что? – Иначе иди ты в жопу, Эльбрус! Или ты учишься советоваться со мной, когда дело касается меня и Тима, или идёшь в огромную, необъятную задницу! Понял меня?! Я спрашиваю, понял?! Понял?! – неизвестно для чего, я топнула ногой, не понимая, как ещё выпустить пар. Твою мать! Твою мать! Твою ты богу душу мать! – Понял?! – уже шипела я, как кобра, ещё чуть-чуть и вцепилась бы в лицо остававшегося до тошноты невозмутимого Эльбруса. – Понял?! – Понял, я обучаемый, – наконец, вопиюще спокойно ответил он. Топнув напоследок, я скрылась в квартире, на нервной почве забыв закрыть дверь. Зашла в комнату родителей. В углу дивана, насупившись, устроился Тима, держа в руках новую модельку корабля, прикидывая, как и когда начинать собирать. Мама сидела за столом, нервно перебирая квитанции коммунальных платежей, можно подумать, они были ей нужны здесь и сейчас. Окинула меня ледяным взглядом, поджала губы, давая понять, что сейчас она говорить со мной не собирается, позже же не поздоровится. – Ну чего, мать, кипишевать-то… – примирительно проговорил папа, устроившись рядом с Тимой. – Чай у нас девочка, чей бы бычок не пасся, а телёночек-то наш, – по-доброму усмехнулся он. – Какой бычок? – тут же вставил своё слово Тима, нахмурив бровки, точь в точь, как у отца. – Племенной, судя по всему, – задумчиво ответил папа. Мы все обернулись на дверь, туда, куда смотрел папа. Там возвышался Эльбрус, своим присутствием делая восемнадцатиметровую комнату родителей теснее. – А что такое «племенной»? – спросил Тима, с любопытством глядя на Эльбруса. Глава 28 Я вышла с работы поздно, небо затягивало свинцовыми тучами. На дворе стояла осень, зимой ещё не пахло, но небо висело над городом непроглядной серостью, окутывая улицы и проспекты прохладой и туманом. Увидела у крыльца припарковавшийся автомобиль Эльбруса, улыбнулась, подошла. Хозяин авто откинулся на сиденье, закрыл глаза и, кажется, видел пятый сон. Я знала, что он сегодня прилетел из командировки, не спал ночь, целый день провёл на работе и теперь, вместо того, чтобы отправиться домой – приехал ко мне. Постучала по стеклу, Эльбрус сразу же открыл глаза, выражение сонливости пропало мгновенно. Вышел, прикоснулся губами к щеке, приветствуя, открыл переднюю дверь, приглашая в салон. – Привет, – сказала я, скользя взглядом по не читаемому выражению лица. – Устал? Ехал бы домой… Выдали эмоции уголок рта и смешинки в глаза, едва читаемые, но для меня понятные. – Уже отдохнул, – ответил Эльбрус, повёл широкими плечами, разминаясь со сна. – Хочу украсть тебя на ночь, если ты не против, – в тоне не было и чуточки сомнений, что я не против, скорее утверждение – возражать я не буду. – С твоей мамой я договорился, с Тимой она побудет, в сад утром отведёт. Каким-то странным образом Эльбрус быстро нашёл общий язык с моими родителями, если с отцом было понятно, тому было достаточно того, что Тима в восторге от нового друга, и я несчастной не выгляжу, то растопить насторожённость мамы за столь короткое время – дорогого стоит. Она по сей день была обескуражена моими поступками, осуждала моё молчание, но в глубине души, как иногда казалось, была счастлива, что Тима избежал генетической предрасположенности к алкоголизму. Как бы тепло мама ни относилась к Вове в прошлом, последняя встреча заставила её содрогнуться от ужаса и отвращения. Не дожидаясь моего ответа, Эльбрус завёл автомобиль и уверенно влился в спешащий поток машин. Я вытянула ноги, закрыла в блаженстве глаза, как бы ни была я счастлива работать, я уставала. Порой нагрузка была сумасшедшей, но роптать в голову не приходило. У меня была любимая работа, возможность обучения, роста, постоянно появлялись новые клиенты, некоторые из которых становились постоянные. Всего-то в мае месяце мечтать о подобном не смела, мне ли гневить судьбу недовольством? – Устала? – скосил взгляд Эльбрус, оценивая моё состояние. – Даже не начинай, – предупреждающе подняла я руку, не открывая глаз. Устала, естественно, устала, я не робот, всего лишь человек, только это не причина вываливать на меня гениальный план податься в содержанки, домохозяйки. В «любимую женщину, которой не нужно пахать как вол» – словами Эльбруса. Сегодня не нужно, завтра ты на обочине жизни с мужем-алкоголиком и созависимостью в анамнезе. Открыла глаза я на парковке дома Эльбруса. Большую часть времени он жил за городом, в своём доме. Ему нравилось уединение вдали от шума города, нравилось проводить время с Дарманом, нестись через грязь на мощном квадроцикле, управлять яхтой, игнорируя грозовое предупреждение и угрозу серьёзного штрафа от надзорных органов. Жизнь в городе была ему тесна. Шикарная квартира на Крестовском острове как правило пустовала, благо жилой комплекс предоставлял сервис уборки и бытового обслуживания, значит, в любой момент можно было приехать к чистоте, порядку и горячему обеду. Мы прошли через стильное просторное двухуровневое лобби со стеклянными лестницами, мраморными полами и стенами, зоной рецепции и ожидания с приветливым обслуживающим персоналом – другой мир, к которому сложно привыкнуть, но можно пропустить сквозь взгляд, изображая невозмутимость. – Хотел поужинать в ресторане, передумал, – сказал Эльбрус, открывая дверь в квартиру. – Решил, что ты слишком устала для светского раута. Я скинула обувь, с трудом погасила в себе желание упасть прямо в просторной прихожей, доползти до мягкого ковра в комнате с террасой с видом на Малую Невку, зажмуриться и мурлыкать от того, что не нужно двигаться. – Трудяга, – усмехнулся Эльбрус, подхватывая меня на руки. – Чтобы я без твоих кровно заработанных делал?.. – Умер бы с голоду, – буркнула я, прижимаясь лицом к широкой груди. По логике вещей, я не должна была чувствовать никакого чувственного волнения на фоне такой усталости, но отголоски желания пробивались, давая понять, что я живая женщина, в крови которой начинает закипать гормональный коктейль похоти.