Стабров вздохнул вспоминая разговор с журналистом, опять посмотрел в карие глаза красавицы, и призадумался. – Не печалься, Сергей. Ты бесстрашен, как дракон, с глазами цвета Вечного Неба и золотой гривой, как Гун- Гун. И Си-Ван-Му, великая царица Запада тебе благоволит. Ты опять победишь. Всё у тебя получится. – Надеюсь. – И твой подчиненный, Александр, давно в Ашрам «Звезда Востока» не заходит. Катерина на него жалуется. Ты, как начальник, должен повлиять на нерадивого подчиненного. – Повлияю, значит. Очередной пирожок Глафиры Андреевны его отвлёк, и вправду начинка из кураги была просто великолепна. – Персик, священный плод богини, – заметила девушка. Завтрак был закончен, и тут, будто по часам раздался настойчивый телефонный звонок. Стабров поднял трубку, и слушал… Лицо вытянулось, и он поспешно стал одеваться. Оделся в обновки. Галифе, френч, высокие ботинки и кожаная куртка были больше под его настроение, чем строгий котюм и пальто, но непременная шапка осталась. Юйлань посмотрела его новый вид и кивнула одобрительно. Сама она тоже собиралась в свой чайный магазин. *** Всегдашние соратники сидели в возке, с любопытством наблюдая за новым обликом начальника. Нет, бесспорно, так он выглядел гораздо более героично, да ещё и в боярке набекрень. Франц Шульц и Григорий Ильич Федюнин тихо беседовали, что бы не отвлекать других. Девяткин читал карманное издание любимого Эдгара По. Ехали опять на Таганскую, дом 5. Стабров был огорчён, и не находил себе места, повесил голову. Дежурный доложил, что Копытов повесился, и полицейский начальник чувствовал себя виноватым. Дело было ясным, судя по докладу будочника, но Стабров решил всё проверить сам, хотя мучился страшно. Выходит это он так напугал Копытова, что тот решил повеситься, без конца спрашивал сам себя несчастный Стабров. – Удобная одёжка, – выдал начальнику Девяткин. – Тебе надо зайти в «Звезду Востока» зайти. – Понял… – Так то…Я проверю. – Ерёма, – наконец выдал Стабров. – на обратном пути в монастырь заедем. Мне помолиться надо, – тихо закончил он. Все замолкли, и был слышен только шорох полозьев о снег, лежащ на дороге, да стук копыт полицейской лошади. Собственно Девяткин знал, что начальник ездил к Копытову. Так ведь один, без мордоворотов, а сам бы бить никогда не стал, как подумал Андрей Сергеевич. Ну а сеголня, прямо точно, надо и в «Звезду Востока »заглянуть. Собирался, да всё в делах и работе, а Катерина, видать и начальнику нажаловалась. Хотя, скорее, к ней Юйлань зашла, а уж потом и до Сергея Петровича это докатилось. Так, за разговорами и мыслями, возок, пускай и не деда Мороза, добрался до Таганской улицы. Стабров попробовал в руке новомодную штуку- фонарь- лягушку. Нажимаешь на рычаг- и вырабатывается электричество, фонарик светит. Да и полезно, рука разрабатывается. Он попробовал, навёл рефлектор на забор- и точно, зажглось пятно света на крашеных дощечках штакетника. – Пойдёмте, – и начальник первый зашёл внутрь. Здесь чуть не столкнулся с будочником Арефьевьвым, поспешно взявшему под козырёк – Никого не пропускал, – куражно выпятив грудь, доложил полицейский, – Тело обнаружили домашние ближе к вечеру. Накануне покойный отправил домочадцев в церковь, словно знал уже, что помрёт. – А здесь и семья его? – Нет, только приказчик и кухарка. Дворник ещё. Но жили в этом доме. – Понятно…Господин Шульц! Сделайте несколько кадров тела, а мы обрежем верёвку. Фотограф проворно поставил камеру на треногу. и колдовал с магниевой вспышкой. Наконец, несколько клубов дыма и ярких вспышек говорили о том, что дело сделано. Девяткин принялся описывать обстановку, достав листок и карандаш. Стабров вошёл в помещение, внимательно изучая обстановку. Сразу на глаза попался перочинный нож на столе, и это полицейский чиновник запомнил. На полу, лежал тот же опрокинутый табурет, который он видел вчера. Понятно, что тела, висевшее под потолком на верёвке не было. Он, автоматически поднял табурет, это орудие самоубийства, и подставил под ноги трупа. Ну, если на цыпочках, всё получалось, расстояние от сидения то стоп вполне реальное. Сергей Петрович обошёл тело со всех сторон, затем сам встал на табурет осматривая шею и узел. Всё было понятно- удушение и смерть. – Григорий Ильич, когда примерно умер господин Копытов? Фельдшер померил температуру тела, что-то подумал. и глубокомысленно изрек: – Вчера, от шести до восьми по полудни. – Девяткин! Давайте снимем тело! Надо сказать, в френче и галифе заниматься подобной работой было поудобней, как показалось Стаброву, когда он держал ноги мертвеца, укладывая тело на пол. Девяткин принялся освобождать шею умершего от верёвки, но тут Сергей Петрович, словно по наитию, остановил руку подчиненного. – Свет поярче сделайте! Федюнин исчез и вернулся уже с двумя керосиновыми лампами, к счастью, оснащенными отражателями. Теперь стало видно всё. Полицейский чиновник сам, понемногу, освобождал узел, и чуткими пальцами ощупывал верёвку. Наконец, увидел в её льняном плетении, косичке, еле заметное отверстие. – Господин Шульц! Запечатлите! Тот, покачав головой, сделал снимок, и отошёл от важнейшей улики. Стабров для точности сделал и зарисовку в свой блокнот. – Андрей Сергеевич. Вы как думаете, узел ходил по веревке без препятствий, не мешая самоудушиться? – Пожалуй, – неуверенно ответил Девяткин. Он пока не понимал, к чему клонит начальник. – А если, к примеру, там имелся некий предмет, мешающий удушиться? – То, нет. Узел не сожмёт трахею, и человек не умрёт. – Значит, наш Копытов вешаться не собирался, а устроил трагикомедию для гостя, которого ожидал. Пришедший должен был увериться в его смерти. – Хитро… – Только гость хитрее оказался. И пришедший, убрав нечто на верёвке, освободил узел и убил Копытова…Так, стоп.. Должна быть и ещё верёвка, под рубашкой. Давайте искать, Девяткин. Пришлось расстегнуть пиджак, и нашли ещё верёвку. Получалось такое хитроумное сооружение, благодаря которому шея Копытова не подвергалась нагрузке. – Да что же вы, ваше благородие! Теперь как мы найдём убийцу! – Сложно, да. Но что-то всё здесь завязано с гибелью господина Пантелеева. Распутаем, кто убил Фоку Фёдоровича, как знать, найдём убийцу и этого мясника. Наши задержанные к делу непричастны – господин Ракитин со товарищи, поскольку обретаются в тюрьме. А Копытов был знаком с Пантелеевым, и вёл с ним делишки. и тоже был убит, притом весьма изощрённо. Так что, можно эти дела объединять в одно. – Надо бы и домашних опросить, Сергей Петрович. А то что-нибудь важное упустим. – Вот и займитесь. Господин Федюнин! Вызывайте санитаров из мертвецкой. *** Стабров прохаживался по улице, меряя шагами мостовую, силился успокоится. Он чувствовал, что разгадка близка, но пока не мог поймать мысль, витавшую, словно летняя бабочка, где-то над головой. Но вот, быстрыми шагами подошёл и Девятки, на ходу застёгивая пальто. – Так, ничего интересного. Дворник, Фрол Демьянович Миронов. Кухарка Ефросинья Васильевна Иванова да приказчик, Пётр Дмитриевич Шелест. – Приказчик из малороссов? – Точно, Сергей Петрович. – Вызови его, надо его опять опросить. Полицейский чиновник вернулся в дом, разминувшись с санитарами, уносившими мёртвого. Всё же видимо, убитого. Девяткин перекрестился, ну а Стабров позабыл. Начальник быстро вошёл и сел на стул. Табурет, с которого вешался Копытов, остался для приказчика. Вошёл в комнату чуть полноватый господин, одетый по- приказчески, по другому и не скажешь. Натертые до блеска хромовые сапоги, шаровары, рубаха -косоворотка в горошек, бардовый жилет, и даже часы на цепочке имелись, Волосы средней длины, на прямой прибор, и короткая бородка дополняла образ этого человека. Приказчик с опаской глянул на табурет, и остался стоять, не желая садиться. – В ногах правды нет, – твёрдо проговорил Стабров, указывая рукой на сиденье. Со вздохом приказчик сел, причём на самый краешек, но залез на стол с локтями. – Итак, Пётр Дмитриевич Шелест, приказчик господина Копытова. – начал полицейский. – Точно так, Григория Ильича. – Так его же Евстратом Павловичем кличут? – сразу оживился Стабров. Приказчик сначала покраснел, затем побелел, и чуть ли не ногтями вцепился в стол. – Да я не понял, про кого, ваше благородие… Думал. что это моего прошлого хозяина спрашиваете. Так он тоже умер. – и Шелест истово перекрестился. – Часто ли к вам в дом приезжал господин Пантелеев? О чём говорил с хозяином?