– По возможности Москву не покидайте неделю. Если выезд будет необходим, прошу уведомить полицию, – предупредил он всех жильцов. На улице же на выезде прогуливался господин репортёр Гомельский, гроза проныр, сплетников и взяточников города Москвы. На Абрама Израилевича нехорошо посматривали Еремей Гвоздёв и Прокофьев, так и сидевшие в возке. – Я тут, прямо, замёрз. Сергей Петрович! – заявил журналист, – вы всё в делах? – У господ журналистов тоже нелёгкий хлеб. Так чем обязан? – Начну издалека, и покажу свою полезность. Вам известно о дерзких кражах скота на станции Перово? – Так железные дороги, они под опекой жандармерии, – нарочито небрежно произнёс полицейский чиновник, доставая сигару. – Вижу, – усмехнулся журналист, – вы готовы слушать, – и достал портсигар, а из него выудил папиросу с золотым обрезом. Господин Гомельский себя баловал. – Так вот, -начал Абрам Израилевич, пуская облачко ароматного дыма, – как известно, мясоторговцы используют несколько станций Московской Железной дороги, и одна из них- это Перово. До боен- недалеко. Там построено три фабрики- переработка костей, мыловарня и собственно бойни и разделка туш, откуда торговцы и покупают мясо и развозят по лавкам. Рядом построен и новомодный завод по изготовлению колбас. Кожи тоже идут в дело, но на Павелецкой. Уже год назад жандармы не могут изловить злоумышленников, ворующих скот целыми вагонами. Пострадали несколько известных и богатых торговцев. – И что? Дело жандармов воровство на железных дорогах расследовать, – повторился Стабров, – не моя, простите, область. – Так груз был застрахован, уважаемый полицейский чиновник. Страховое общество «Россия» выплатило возмещение пострадавшим торговцам. Ну а владельцы страхового общества известны. И, важный момент…Кожи с клеймами владельцев всплыли в Кожевенном переулке. И, господин Пантелеев, убитый, как я понимаю, раз вы здесь, является одним из владельцев кожевенных мастерских. – Стесняюсь напомнить, но частный сыск не разрешён в Российской империи. Но, спасибо вам за информацию. Что же вы желаете взамен? – Возможно, эсклюзив после расследования дела. Ну, – и он улыбнулся, – чашечка знаменитого китайского чая. – В ближайшее воскресенье буду рад вас видеть у себя. – С супругой это будет уместно? – Без сомнения. Приехал возок, и пара дюжих санитаров с носилками пошли в здание. Стабров выпустил табачный дым изо рта. – Знаете, эти господа, – и полицейский кивнул на возок санитаров, – никогда не говорят «До свиданья». Только «Прощайте» – Ну, я скажу вам до свиданья, – попрощался Гомельский. *** Минаков же постучался в сторожку дворника. Открыл ему уже знакомый Кузнецов Матвей Ильич. – Снова здравствуйте.... Матвей Ильич, поподробнее по поводу вчерашнего вечера. Кто приходил вчера к покойному господину Пантелееву? Дворник пожевал губами, в задумчивости стал загибать пальцы. поднял глаза к небу, вспоминал минут пять. – Так трое было точно, – и внимательно посмотрел на полицейского, – один ушёл около пяти, как раз в церкви рядом, – и он оглянулся на купола, – на службу звонили. – Не к вечерне? – Нет, это позже случилось, я уже и чаем с пышкой подкрепился. – Понятно… И Александр Владимирович принялся строчить карандашиком в блокнот сказанное дворником. – А так всё видите, всё слышите, Матвей Ильич? Что касается работы, конечно. – И будочнику, Зиновьеву Леонтию Прокофьевич, докладываю, как положено. Дня три назад на улице дрались, так я сразу засвистел, что бы Прокофьич подоспел. Он молодец, быстрый. – А чего дрались, не знаешь? – сразу ободрился Минаков. – Не наши точно. Не с чугунки и не с вокзалов грузчики. Фабричные? – спросил он сам себя. – тоже нет. А, вспомнил! Они ведь до этого как раз к Пантелееву приходили, но пустил он одного из них. – И Зиновьев изловил драчунов? – Одного поймал. – Не в службу… Позови Зиновьева сюда? Дворник вышел, а полицейский присел, и по привычке осмотрелся в дворницкой. Две комнаты, как и везде. Одна для отдыха, другая- для инструмента- пары лопат, метелок и лома. Здесь же стояла и тачка. В жилой комнате – старый шкаф, видно отданный владельцем номеров, и железная кровать с пуховым матрасом и подушкой того же происхождения. На столе имелся и самовар, две кружки, несколько тарелок и ложек. Минаков достал портсигар, уже размял папиросу, постучал большим пальцем по гильзе, но, вздохнув, убрал в карман. Не у себя дома. и хозяин мог обидеться, что гость надымил без спросу. – Кто звал, Ильич? – Начальство ваше, – услышал он голос Кузнецова, – прямо строгий господин… Александр Владимирович даже приободрился, услышав такие лестные слова о себе и расправил плечи пошире. Но вот, дверь открылась, и вошёл Зиновьев. – Вы задержали третьего дня здесь хулигана, Леонтий Прокофьич? – Так было дело…Дерутся, ироды. Вокзалы рядом, и публика бывает здесь разная. Я даже привык, если честно. – Данные задержанного у вас есть? Или он в тюрьме? – Отвёз и сдал дежурному по нашей полицейской части. Должно быть, там и сидит. – Отлично, Зиновьев. Больше не задерживаю. Будочник, придерживая саблю на боку вышел, стараясь не греметь подкованными сапогами. – Куришь, Ильич? – решил предложить табак для продолжения разговора Минаков. – Так не откажусь, – оживился собеседник. Полицейский достал серебряный портсигар, открыл и протянул дворнику. – Благодарствуйте, – заулыбался Матвей Ильич. Минаков тоже закурил, и затягиваясь ароматом отличного табака, начал: – А последний? Вечером, да почитай что ночью это было. – Да…Я на ночь закрываю решётку. Часов в девять. И вот. только допил я кружку чаю с хлебом, и тут стучится, да так настойчиво, один господин. Не с улицы, а со двора. Ну, я одел тулуп и вышел открывать. Хорошо одетый, пальто, боярка барашковая, на ногах бурки, а в руках чемодан. Да чемодан ведь до чего хороший, крокодиловой кожи, с бронзовыми замочками. Вот он и сказал: « Выпусти, домой поеду» И дал даухривенный, добрый человек. Только вот лицо было шарфом замотано, словно у него зуб болел. У меня с неделю тоже болел, – оживился дворник,– так я тёплой водой с солью полоскал. Быстро, знаете ли, помогло. Я ему и извозчика помог поймать. Но ванька тотли пьяный был, то ли только проснулся. Ну а где ж их в Москве, трезвых найдёшь? Не Париж небось. – Так ты и в Париже бывал? – Так господа говорят, – чуть обиделся дворник.– небось врать не станут. – А номер извозчика не запомнил? – и не надеясь на удачу, спросил полицейский. – Так…Подождите…– призадумался Ильич, – точно! 5-25! – И считать умеешь? – Так срочную служил. Там и писать и считать научили. – Спасибо, Матвей Ильич. За труды, – и положил перед новым знакомым жёлтую рублёвую бумажку, – и вот ещё…– рядом оказалась и коробка папирос, – Спасибо. Пойду я. *** На козлах сидел и скучал Еремей, нахлобучив башлык поглубже, что бы голова не стыла. Фуражка, конечно, штука красивая, но не в зимний мороз. В возке ждали Минакова Девяткин, фотограф и городовой. По тротуару неторопливо прогуливался Стабров, поглядывая на часы . Но вот, покинул убежище дворника Минаков, и полицейский чиновник быстро пошёл навстречу своему сотруднику. – Здесь говорите, Александр Владимирович. Девяткину потом расскажем, а другим это знать ни к чему. Минаков подробно доложил начальнику, тот подробно всё записал в свою книжечку, особенно номер извозчика. И при упоминании 5-25 от дворника, был обрадован. – Превосходно. Меня Еремей домой завезёт, уже верно, шеф рвёт и мечет. А вы, Александр Владимирович, позвоните в ту полицейскую часть, насчёт этого громилы. Завтра же туда и поедете. А мы нашего пскопского извозчика Пётра Щёголева допросим. Пойдёмте, наши сотрудники замёрзли, уже ждут нас в возке, скучают.