– Ну с утра пил я водку. Вечером надо было выезжать … *** Петр Щёголев с усилием свесил ноги с топчана, но голову свою не мог поднять с ватной подушки, это оказалась потруднее слабой воли кучера. Вчера ведь клялся сам себе, что не станет пить больше, чем пол бутылки. А дело распитием закончилось полной бутылки беленькой. Голова несчастного болела и совершенно перевешивала остальную часть тела. – Вставай давай . Твой выезд уже сейчас, – заявил старший здесь, Никита Кузьмич. – Уже иду Кузьмич, иду… И вправду, смог с трудом встать и пойти умыться, долго поливал своё лицо из бронзового крана, а потом вытер вафельным полотенцем. Глянул в зеркало – и сразу отпрянул, перепугавшись. На него смотрел незнакомый субъект со встрепанными волосами, с небритым одутловатым лицом, с красными, как у рака, глазами. Он нагнулся, выпил холодной водички, и все попало на старые дрожжи. Вчерашняя водка громко говорила о себе , его ощутимо качало на ветру, но он оделся и пошёл запрягать коня. Он ехал по улице, освещенной фонарями, мимо бойкого места, как вдруг дворник гостиницы, размахивая руками, его остановил. В возок сел подозрительный субъект в неплохом пальто, в бурках и чемоданом из кожи крокодила. – На Таганку гони, – сказал пассажир, – два рубля даю. – Хорошо, – громко ответил извочик, и подумав добавил, – Барин! Лошадка шустро тащила возок по улицам Москвы. Было темно, но фонари разгоняли черноту ночи. Встречались лишь единичные прохожие, но вот, на углу Щёголев увидел четверых городовых, рассматриваюших его возок. – Далеко ещё? – спросил извозчик пассажира. Но сидевшего купца с чемоданом на сиденье не было, но лежали две серебряные рублёвые монеты. Пётр остановил лошадь, забрал денежки, счастливо улыбнулся, поправляя тулуп. Магазин «Водка» призывал своей вывеской, но он был закрыт до утра. Но, любимый трактир на Лубянке работал не прерываясь на ночь! *** – То есть этот господин сел в ваш возок у этого дома на Каланчевской улице около десяти вечера? Именно в это время? – Точно так, господин полицейский. – И он оставил два рубля? – Именно так. Расплатился, всё честь по- чести получилось. Насчёт чемодана, и тем более, револьвера… Не знал, не заметил… пьяный был. Увидел два рубля, да и обрадовался. Опять в кабак, да рупь с полтиной там и оставил. – И человек сошёл, увидев полицейских? – терпеливо допрашивал Стабров дальше. Щёголев кивнул головой, с надеждой смотрел на полицейского начальника. Извозчик ёрзал на табурете, не зная, что и думать. Стабров тоже переглянулся с Девяткиным, и кажется, начальник и подчиненный поняли друг друга. – Уведите его! – Куда, ваше благородь? – В одиночную Щёголев, в одиночную. И чай ему принесите. С лимоном. Да пару пышек. – Понял, – ответил совсем не понимая начальника, конвоир. Сергей Петрович дождался, пока конвой уведёт задержанного, и картинно развёл руки перед Девяткиным – Что думаете, Андрей Сергеевич? – Так кто его знает? Но, наш преступник, верно запомнил лицо Щёголева, извозчика нашего… – Так он же придёт на Биржу Извозчиков, на Лубянку и станет разыскивать Извозчика под нумером 5-25! Согласны, Девяткин? – торжествовал полицейский чиновник. – Позвать Ерёму? – Посылать его нельзя, хотя, надо подумать… Никто с ним говорить не станет, но, это если не в кабаке. А Щёголева посылать опасно, неизвестный может убить нашего выпивоху. С Гвоздёвым надо переговорить, – всё же решился наконец, Стабров, – Но сначала – получить добро на розыск у шефа. Минаков в полиции Александр Владимирович сидел в возке. В кои-то веки удалось прокатится в полицейском транспорте, а не на трамвае, и притом сидел он один. Солидно, удобно, приятно. Вытянул ноги и довольно улыбнулся. Мимо проносилась предпраздничная Москва, люди сновали по улицам с пакетами и подарками для родных и близких, любимых и друзей. Наконец, подъехали к забору полицейской части. Полицейские части в Москве находились в разных местах большого города, и не были похожи друг на друга. Но было и общее- дежурившие на воротах пара непременных городовых с саблями на боку, которые недобрые обыватели именовали в просторечии «селёдками». Но служивые были молоцами, знали своё дело хорошо. Минаков подошёл к городовым, сделал нарочито деловитое лицо и предъявил жетон. – Ваше благородие, – сказал один, – Идите за мной, провожу вас к дежурному. Александр Владимирович пошёл вслед служивому в шинели и башлыке. Поднялся по лестнице, и за столом бюро стоял пожилой служитель закона, носивший ещё староманирные седые бакенбарды. Дежурный был при деле, заполнял ежедневный журнал, аккуратно выводя стальным пером длинные записи, озабоченно вздыхая. Видно, ручка была не слишком хороша, но пальцы писаря были в синих пятнах, но мундир защищали черные нарукавники – Минаков Александр Владимирович, сыскная полиция, – представился полицейский надзиратель, – Мне нужно допросить задержанного хулигана. Дело было три дня назад, доставлен к вам будочником Зиновьевым, Леонтием Прокофьичем. – Которым? – Леонтием Прокофьичем Зиновьевым, – повторил полицейский из сыскной полиции. Служитель закона взял с полки толстенную книгу, и принялся перелистывать, читая посредством передвижения деревянной линейки. Минаков просто восхитился подобному усердию. Вот что значит, ничего не упустить! – Ничего нет… – вдруг выдал надежда всей полиции, – ошибочка вышла. – Два дня назад, – напомнил сыскной. – Ага, – и опять взялся за инструмент носитель бакенбардов. Это заняло ещё минут пятнадцать, Александр Владимирович от скуки взялся за «Полицейские Ведомости». Но вот, случилось… – Ага, – глубокомысленно заметил полицейский, и взял другую громадную книгу – Точно так, – сверившись, ответил дежурный, – и от вас телефонировали. Вот, и я уже и подготовил копию опросного листа. Андрей Петрович Кузьмин, мещанин из Чернигова, задержан Зиновьевым. Вот собственно, и всё… – Отлично. Могу поговорить с арестованным? – Так что имеется господин Кузьмин. И пытались выручить его друзья- товрищи, плакали слёзно… Но, мы как скала. Так что, дражайший Александр Вадимирович можете встретится с Андреем Петровичем Кузьминым. Правда, документов у субъекта не имеется. Вот вам пропуск, вас проводят к задержанным. – Спасибо. – Конечно, – и дежурный выписал пропуск, завизировав печатью, поднял трубку телефона, и заговорил: – Проводи Минакова к Кузьмину Андрею. Акимкин, ты вот проводи господина из сыскной к задержанным! Дежурный опустил трубку телефона, задумчиво покрутил ручку в руке, зачем-то протёр железное перо и ни с того ни с чего почесал свой красный нос. Всё было очень неплохо. Минаков расстегнул пальто, и снял шарф, всё же здесь топили, и было жарко. Наконец, пришёл, как видно, и Акимкин. – Пойдёмте, – сказал полицейский, взяв ключи . – Александр Владимирович, – представился гость. – Иван Иванович, – назвался и Акимкин в ответ. В общей камере находилось три человека, и Иван Иванович, не особо церемонясь, вытащил одного из них. На задержанного надели наручники, и полицейский потащил его в кабинет рядом, и рывком усадил на табурет. – Можете говорить, – сказал он Минакову, и закрыл дверь на ключ. – Здравствуйте, господин Кузьмин. Я из сыскной полиции, и буду расследовать ваше дело, – напустил туману сыскной. Было видно, как сразу напряглось небритое лицо задержанного, он стал озираться, потом отводил взгляд. Что- то был не так с господином хулиганом. – Вы, втроём, как нам известно, – начал Минаков, – имели дела с господином Пантелеевым, и часто приходили к нему в номера на Каланчевскую. Лучше расскажите сами, а то подельники всё на вас валить станут. И на каторгу за всех пойдёте. – А у нас дела-то законные… Кожевники мы, занимались шкурами коровьими. И попал я сюда за драку, господин хороший. А больше ничего такого за мной нет. Вот по этим делам и приходил я к торговому человеку. – Да, дело в том, что дружки- то ваши господина Пантелеева в гроб загнали. И Фока Фёдорович теперь мертвее мёртвого, лежит в морге.