– Не понял… – напрягся Кузьмин. – А чего понимать? Застрелили Пантелеева, прямо в номерах. И никто, кроме ваших товарищей к покойному в тот день не приходил. И вам лучше рассказать, где ваши дружки прячутся. – Так я с ними только в мастерских дело и имел, – испуганно говорил Кузьмин, – Где они там обретаются- знать не знаю. Скоро всё равно меня выпустите, за драку эту. – Но, если выйдете отсюда и с ними встретитесь, то с дружками по убийству подельником пойдёте. Это вы должны понимать, Андрей Петрович. Так что не глупите. Пойду я… Минаков постучался в дверь, тюремщик оттянул засов и выпустил посетителя. Кузьмин схватился руками за решетку, и зарычал от злости, смотря вслед уходящему полицейскому. Гвоздёв и старые друзья с Лубянки Стабров с нарочито умным видом достал коленкоровую тетрадь и карандаш, и принялся что-то записывать. Вернее, так казалось со стороны. На самом деле он просто рисовал деревья и полицейские фуражки. Последним опусом моряка стал миноносец «Страшный», такое памятное место его службы во флоте . Волны, бьющиемя в волнорез, полубак с пушкой, две трубы и пара торпедных аппаратов, вышло всё неплохо, как ему показалось. Его последнее место службы. Он грустно вздохнул. Именно последнее, а не крайнее. С его контузией и ранением во время войны на корабли Императорского Военно-Морского флота путь ему был закрыт. Но теперь, правда, голова болела меньше, кружилась совсем нечасто, и в обморок он больше не падал. Так что надежда вернуться служить на флот оставалась. Ну, может, года через три. Но вот вошёл и взволнованный Гвоздёв, смотревший с восторгом на Стаброва и Девяткина. – Ну чего, Еремей! Общаешься со старыми друзьями с Лубянки? – сходу спросил полицейский чиновник. Полицейский возчик с деланным недоумением воззрился на начальство, и поправил ремень с медной бляхой. Сделал паренек грустное оицо и заговорил: – Нет Андрей Сергеевич. Разве можно-с? Там есть истинные Savage, а я с пониманием, что служащему сыскной полиции там появляться немочно. – Дикари, слышь, Девяткин! – развеселился Сергей Петрович. – Что делать? Живём среди монстров…– грустно заметил полицейский извозчик. Тут рассмеялись уже двое начальников. Решительно, Гвоздёв их смог удивить. – Поручение к тебе Еремей. Вот, возьми три рубля на чайную и трамвай. Поедешь на Лубянку, разговоришься с теми, про которых ты знаешь, что они в наводчиках у преступного элемента. – Сроду с такими не знался, – сделал вид, что разобиделся, Гвоздёв. – Ничего, опять подружишься. Так вот, скажешь им, но не сразу, а как напьётесь, что Щёголев Пётр разбился на Таганке, и отвезли его в Яузскую больницу. Жив, но пострадал не сильно, лечится. Ну, придумаешь что. И вот , запоминай- в возке Щёголева НИЧЕГО НЕ БЫЛО найдено. Второе. Ты, именно ты, Еремей, ездил на квартиру разбившегося Петра, и передал деньги за жильё. Вот, здесь написан и адрес: улица Большие Каменщики, дом одиннадцатый. Запомнил? – Большие Каменщики, дом одиннадцать. Я дожен арестовать кого? – с надеждой спросил кучер, – ну, злодеев там, на Лубянке? Револьвер дадите? – Не стоит, – нагнал холода Стабров, – Только с умом поговорить надо. Человек, которого мы не знаем, должен у тебя пытаться вызнать, что ты знаешь о Щёголеве. Но не ты перед ними будешь соловьём разливаться. Понял, Гвоздёв? – Как не понять, ваше благородие… – Значит, понял. Главное, будь умён и осторожен. Завтра тебя ждёт чайная на Лубянке. На тебя одна надежда, – проговорил Стабров, – ты уж расстарайся. Гвоздёв вышел из кабинета, и в коридоре увидел спешащего к начальству Минакова. На ходу помошник вытер платком лицо. – Ну что, Александр Владимирович, что там с задержанным в полицейской части? – спросил полицейский чиновник своего подчиненного. – Видно, мастеровой, зовут его Кузьмин Андрей Петрович. По кожевенной части трудится. Мол, не знается ни с кем, а только вместе работает с ними, в одной мастерской. Где они обретаются и ведать не ведает. Сидеть ему ещё несколько дней. Так что не выдал своих дружков наш драчун. – Ничего, Минаков. Понадеемся мы на господина Гвоздёва. В засаде на квартире будете, брать злодеев непременно живыми. Подберите толковых полицейских, одному на такое дело идти нельзя. И вам надо с двумя городовыми выдвигаться на позицию в дом на Таганке, улицу Большие Каменщики, 11. Будьте осторожны, не вздумайте геройствовать. Свидание с Шириным. Рассказ полового Стабров прогуливался в засыпанном снегом сквере рядом с Каланчевской площадью. Слышны были оглушительные гудки паровозов, и здесь. как и в романах Жюля Верна, путешественники отправлялись в дальние – предальние края, что бы увиеть нечто важное и интересное, или просто по будничным делам. Сергей Петрович уезжать сегодня не собирался, он же попросту ожидал своего информатора, господина Николая Ширина, скорее, по юности лет, просто Кольку. Необходимо было всё узнать о этом заведении, гостинице, где во убит Пантелеев, так сказать изнутри. А тут помощь Ширина была бы просто бесценна, раз Николай знал всех работников гостиниц и постоялых дворов у Трёх Вокзалов. Было довольно холодно, и в ботинках чувствительно мёрзли ноги на этой красивой заснеженой дорожке. Сергей Петрович смотрел на свои следы, отпечатавшиеся здесь уже по третьему разу. Он сделал уже три полных круга, и возвратился сюда опять. Полицейский достал морской хронометр из кармана, однако время не спешило и не опаздывало, а было заранее оговорено для контактов с его информатором. Но вот, мимо прошёл подросток в широковатом для него неказистом пальтишке, и в редкой в Москве шапке- ушанке на голове и с тёплыми валенками на ногах. – Здравствуйте, Сергей Петрович, – поздоровался подросток. – И вы, Николай. Я хотел бы обговорить с вами о работе, точнее- о вашей работе здесь, в гостинице. Вы, конечно, слышали о стрельбе, в меблированных комнатах недалеко от вашего отеля. – Да какой отель! То же мне, «Берлин» нашёлся! – Так я поспособствую, что бы вас туда взяли. Если не забудете о наших договорённостях. – Конечно, Сергей Петрович. Слухов много было о пальбе… Был убит один торговец, но как говорил о нём Андрюшка – страшный был человек, многих в узде держал. Приходили к нему пятеро человек. Люди не очень приличные. Говорили мало. Непонятные, да и с малороссийским акцентом. Одеты- то ли фабричные, но так, словно хотели, что бы их за коммерсантов принимали. – Не по Сеньке шапка! – Да так и есть… И в тот день к нему только четверо из них наведались- сначала объявились трое, потом и ещё один. У него в отличие от остальных, не валенки на ногах были, а богатые бурки. – Отлично, отлично Ширин! Говорю же, со мной ты точно сыт будешь, – и полицейский вложил в руку подростка три рубляи , – расскажи кто первый тело нашёл. – Дело такое… Так уборщица и нашла. Постучалась, дверь не закрыта была, она вошла, а там и убитый лежит. Ну и Мария Устиновна побежала за управляющим. – То есть утром? – Да, так все и говорили. Именно утром. – Спасибо Николай. Стабров быстро двинулся по заснеженной тропинке, перешёл проезжую часть, пропустив перед собой две повозки. Он встал рядом с уличным фонарём, и поймал извозчика. Надо было торопится, впереди было много дел. Гвоздёв встречается с друзьями в чайной на Лубянке Еремей одевался в служебной комнате казённой квартиры, где теперь жил, недалеко от места его службы. Надо было выглядеть так, что бы старые дружки восхитились им теперь, кем и каким он стал на важной работе. Хромовые сапоги, драповое пальто, барашковая шапка, вполне соответствовали непритязательным мечтаниям молодого человека. Извозчик посмотрелся в зеркало, и был теперь вполне доволен своим видом. Да он просто был неотразим, так ему показалось! Юноша прошёл в коридор, закрыл за собой дверь, и перекрестившись, вышел на улицу. Раньше трамвай был для него дорог, добирался пешком, если было нужно, теперь- нет. Гвоздёв заплатил кондуктору за две остановки четыре трудовых копейки, и присел на сиденье. Рядом ехала пригожая девушка, в коротком пальто, красном шерстяном платке, укутавшем голову, и валенках с калошами на ногах. Она премило улыбнулась Ерёме, и отвернулась, смотря в окно. Гвоздёв с сомнением посмотрел на красавицу, но вагон подъезжал к нужной остановке. – Простите, барышня. А вы каждый день в это время здесь ездите? – Только по четвергам, – улыбнулась красавица. – Как же можно к вам обратится? Меня Еремеем зовут. – Ефросинья… Извозчик, как галантный кавалер, поцеловал ручку барышни, и исчез в дверях трамвая. Молодой человек вышел из вагона, и быстро, даже очень быстро пошёл к незамерзающему и зимой фонтану на Лубянке, где толпились его давние товарищи. Правда, здесь надо было ходить осторожно, что бы не вляпаться в конский навоз, а это было бы огорчительно, особенно для его новых, блестящих хромовых сапог. Ерёма шёл мимо упряжек, вспоминая товарищей, кто и чем промышлял, кроме извоза, Пантелей – так он часто имел дело с грузчиками на вокзалах, нечистыми на руку. Иван, он зарабатывал тем, что приезжим общество весёлых барышень организовывал, к надомницам – проституткам отвозил. Имел за это честные деньги… Вот… Нужен был Гаврила… Тот продавал краденые часы пассажирам. Тем, которые не местные, не московские. Ладно… Он шёл стараясь, не пропустить нужного человека…Тут его сильно ударили по плечу, и он развернулся, готовясь ударить в ответ. – Ты чего, Ерёма? – раздался густой бас. Молодой полицейский поднял глаза, и увидел здоровенного товарища. Гаврила не стал меньше ростом, и в лучшую сторону его манеры не изменились. – Ну чего, водки с пышками? От такого было сложно отказаться, и новоявленный гений розыска оказался в гнезде порока, в тепле, рядом с самоваром и старыми друзьями. Гаврила, Иван и Пантелей – вся их старая компания была рядом. Затесался и незнакомец, услышав, что Гвоздёв теперь трудится в околотке.