– Ну вот, упряжка 5- 25 перевернулась, и извозчика мы повезли в Яузскую больницу. Ищем, как его зовут, откуда взялся. – Чёрт, молодец, Ерёма! Теперь людям помогаешь!– восхитился Иван. – Да, вот так-то, – говорил Гвоздёв, важно и медленно отпивая из стакана местной невкусной водки. Дело завертелось. Под чайную колбаску и каспийскую селёдочку даже такая водка шла неплохо. Выпили, понятно, по чуть-чуть за каждого сидевшего за богатым столом. Потом, за их родных и близких. Затем, за карьёру молодого парня, Еремея. –Ерёма, а ты женат? – спросил подвыпивший Пантелей. – Нет, – тряхнув вихрами, ответил надежда российского сыска. – А невеста? – То же нет…Но будет! – уверенно сказал Гвоздёв, – Ефросиньей зовут… – Так надо и за неё выпить… – Ребята, правда, не могу больше… – Так ещё одну, и всё…Больше точно не будем. Но ещё одной бутылкой дело не закончилось, и хотя в этот раз обошлось без мордобоя, Еремей пал под стол, но без позора. Обратно его, пьянющего, но зато в пальто, в шапке и с сапогами в руках, занесли товарищи и бросили на кровать. Нездоровые полицейские и страдающий извозчик Яузская больница была шикарным местом для излечения. Дворец князей Голицыных, построенный в 1867 году, стал московской больницей, выкупленный Московской думой для цели народного здравоохранения. Про подобное капитан-лейтенант Стабров и не знал, что толстосумы первопрестольной способны так потратить свои денежки. Про больницу Шереметева слышал, про эту- нет. Ну а здесь им выделили целую палату, и пятеро почти больных залегли на железные кровать с панцырными пружинами, приодевшись в шикарные больничные одежды вместо полицейских мундиров. Полицейский чиновник был в шикарной бархатной куртке с накладными карманами и таких же штанах. Подчиненные были одеты много проще, коричневые халаты с зелёными воротниками, и белые холщовые неотглаженные брюки. – Ну что, Пётр Зиновьевич, вам здесь нравится? – Так неплохо, Сергей Петрович. – говорил в ответ лежавший, поправляя повязку на голове, делавшей похожей его на индийского раджу. – Завтраком кормили. Каша, яичко, булочка, сыр. Чай отличный, – счастливо улыбнулся извозчик. – В туалет только вместе с Елисеем Петровичем или Кузьмой Ильичом. Понял меня? – Да как не понять , – кивнул извозчик, посмотрев на здоровенных городовых в больничных халатах. – Елисей Петрович, – укоризненно заметил Стабров, – не читайте вы ради Бога «Полицейские Ведомости». – Чего же читать, «Искру» или «Правду»?– ответил городовой, откладывая прессу. Стабров еле сдержался, что бы не выругаться. Вот ведь городовые образованные пошли! Так и о газетах РДРСП знают, до чего дело дошло в сыскной полиции! – Вот. Тут журнал о богатой жизни «Усадьба и дача» – По красивому попробуем, – оживился бравый усач, открывая шикарный журнал с фотографиями. Это дело увлекло больного, да так, что он не заметил вошедшего в палату. Это был хорошо одетый, и внешне весьма обаятельный человек. Отличный спортивный пиджак, брюки с гетрами и туристские ботинки выдавали большого любителя модного теперь активного образа жизни . В руке был пакет с апельсинами. Правда, нос посетителя, был видно, недавно сломан, под обоими глазами были синяки, напоминающие очки. – Здесь находится Пётр Зиновьевич Щёголев? – спросил он. – Точно. Я и есть… – ответил извозчик. Стабров сел на кровать, ухватив в правом кармане куртки пистолет, и словно не смотрел в сторону гостя их палаты. Елисей Петрович невозмутимо встал, и словно в этот момент случайно увидел нечто важное в коридоре, закрыв собой дверь. Другой городовой, Кузьма Ильич, подошёл к окну, перекрыв и этот путь. Девяткин ухватил револьвер под подушкой, изображая спящего, но направил ствол оружия на ногу «спортсмена» с разбитым носом. Пришедший же, как видно было Стаброву, узнал кучера и пошёл к нему. Пока ничего страшного не происходило. – Здравствуйте. Это вы меня подвозили? Я забыл у вас свой чемодан. Прошу вас вернуть, я заплачу вам двести рублей. – негромко произнёс посетитель. Медлить было нельзя, Стабров дал знак, и городовые мигом скрутили гостя, и наручниками за спиной закончили важное дело. Человек пытался сопротивяться, но был брошен на пол, и прижат коленои к больничному кафелю. – Андрей Сергеевич, обыщите задержанного, – заговорил полицейский чиновник, – я Стабров Сергей Петрович, чиновник сыскной полиции, – представился он, : Вы, сударь, задержаны по подозрению в убийстве. Как вас называть? – Ракитин, Николай Михайлович, мещанин из Чернигова. – Елисей Петрович, вы с Кузьмой Ильичом доставьте господина Ракитина на Петровку и в камеру его отправьте. Мы с Девяткиным позже подъедем. – Понятно, ваше благородие, – пробасил городовой. Полицейские принялись одеваться, Щёголев же накрылся одеялом с головой, и решительно не подавал признаҡов жизни. Сергей Петрович, уже при параде, многозначительно кашлянул, а затем откинул одеяло. – Вы с нами, Пётр Зиновьевич, сами понимаете. Не можем вас оставить. – Не хочу больше в камеру, – ответил тот. – Так ещё раз показания ваши запишем, и отпустим до суда. Ну а потом, повесткой вызовем, если то. Извозчик тяжело вздохнул, и тоже оделся. Вскоре в коридорах больницы страждущие, врачи и санитары увидели прелюбопытное зрелище, как городовые волокут арестованного к выходу. Следом шли прилично одетые господа, а один был с замотанной бинтами головой. Андрей Сергеевич грустно вспомнил, что они даже не пообедали, хотя завтрак в больнице был превосходный, и он предлагал всем остаться. И он лавно не был в гостях у Екатерины Александровны Сарковой, гадалки из приснопамятного ашрама двух индусов. – Да здесь неплохо, но встречать Рождество в больнице? – глубокомысленно изрек Девяткин, – мы лучше дома. Верно, Сергей Петрович? Засада Минакова «Вот, здесь написан и адрес: улица Большие Каменщики, дом одиннадцатый. Запомнил?» Снова вспоминал слова начальника Минаков. А ведь помнил ещё тот поезд, где неопытный капитан- лейтенант Стабров схватил налётчика. Александр Владимирович и двое городовых расположились в комнате, ожидая гостей. Здесь, в ремесленной части Таганки, в доме с отдельным входом, приходилось ждать, да и ждать молча. Городовые попались толковыми, и всё делали и по уму и по сердцу. Это были двое молодых, недавно вернувшихся из армии мужчин. Усатые да бравые, с отличной выправкой. Досугом стали книжки да газеты с журналами. Минаков увлеченно читал Эдгара По. Вот приключения -прекрасно написано, даже спать не хотелось. Они в полдень перекусили, разделив на троих буханку хлеба и колечко чайной колбасы. Полицейский не спеша доедал кусочек еды, и через занавеску смотрел на дорожку к дому. Уже вечерело, темнело на улице быстро. Но вот, городовой на пальцах показал знаками, что подходят чужие. Минаков расстегнул кобуру револьвера, а городовые встали у стены, рядом с дверью. Отмычка пыталась вскрыть замок, затем в дело пошла фомка. Стальной прибор отжал язычок англйского замка, и двое вошли внутрь, включив электрический фонарик. Вот, наконец на улице послышались еле слышные шаги. Минаков так и сидел в окна с кусочком колбасы, не спешая пережевывая, что бы продлить удовольствие. Он смотрел сбоку, в узеую щель, не отодвигая цветастые сатиновые занавески, как видно, бышие гордостью фабрики Морозова. Не говоря ни слова, знаками Александр Владимирович подал сигнал городовым встать у двери, сам присев тоже, чуть сбоку, если вдруг начнут сразу же стрелять.. Рука полицейского потянулась к кобуре, доставая револьвер. Длинный кожаный ремешок теперь свешивался вниз. Свет так и не зажигали, керосиновая лампа не была зажжена. В двери защёлкала отмычка, ведь ключа-то у нежданных посетителей не было. Но, квалификация, как видно у этих людей была не очень. Ну просто совсем. – Сапожники…– сквозь зубы пробубнил Минаков. Сапожники ни сапожники, но кожевниками они были точно, раз были товарищами Кузьмина . Наконец, посетители сообразили пустить в дело фомку, и дверь затрещав, стала отходить от косяка. Несчастный английский замок лопнул от натуги, и, верно, шотландский стальной язычок с грохотом упал на пол. Александра Владимировича аж передёрнуло от такого напора, такой энергии и натиска на несчастную дверь и он взял револьвер в правую руку. – Да тихо ты, – прошептал один, открывая дверь,– а то услышат соседи. – Давай быстрее… Щёлкнул электрический фонарик, и жёлтый луч света пополз по стене. У Минакова тоже был фонарик-лягушка с встроенной динамо-машиной. Надо было без конца нажимать на рычаг, вырабатывая электричество на манер мини электростанции. – Руки вверх, господа грабители! – крикнул Минаков злодеям, – не вздумайте бежать! Но оба человека и не думали сопротивляться, были схвачены крепкими руками городовых, и повалены на пол. Двое мужчин среднего роста, небогатырской комплекции. Один был в суконной куртке и барашковой шапке, другой в куцем пальтишке и фуражке, покрытой сверху башлыком. Наручники, как новомодная вещь, заняли свои места на запястьях обоих, так и в растерянности сидевших на полу.