– Ты сильно устал? – Инга встала надо мной, заслоняя солнце. – Ерунда. Знаешь, раньше я мог посадить себе на плечи медведя и переплыть с ним Татарский пролив. Два раза, утром и вечером. Она ушла и села рядом с Кушнером. Я почувствовал укол ревности. Конечно, он ранен и потому нуждается во внимании. Но не слишком ли много внимания ему достается? Нижний край солнца поравнялся с деревьями, когда мы вышли к дороге. Серая лента шоссе тянулась от горизонта до горизонта и была абсолютно пуста. Инга выглядела совершенно измотанной, но не жаловалась. Кушнер, выбрав минутку, когда она отошла, взял меня за руку: – Извини, что я подвел… Я думал, я справлюсь. Нам повезло. Остановился военный ГАЗ-66, в котором ехали солдат-водитель и прапорщик. За тридцать рублей прапор согласился подбросить нас до самого Ленинграда, и мы забрались в кузов, где вполне комфортно устроились среди тяжелых ящиков и мешков, наполненных чем-то мягким. Инга и Кушнер вскоре заснули. Они сидели бок о бок, и голова Кушнера клонилась все ниже и ниже, пока не устроилась на плече Инги. Я пихнул его в здоровую ногу. Он вздрогнул, отодвинулся и больше не спал. Нас высадили в районе Ржевки. Я позвонил Серому. Опять повезло, он был в клубе, только что закончил тренировать группу и собирался ехать домой. – Ты нас сможешь забрать? – Разумеется! Ждите. Он приехал намного быстрее, чем я предполагал. Пока Инга и Кушнер садились в машину, я кратко рассказал ему о случившемся вчера и сегодня. Вчерашними событиями Серый заинтересовался сильнее: – Значит, Мастер тебе не сказал, кто их нанял? Я отрицательно покачал головой. Серый помолчал, глядя поверх моего плеча, и многозначительно вздохнул: – Опять он что-то мутит. Мне такое высказывание не понравилось. Серый это заметил. Перевел взгляд на меня и сказал: – Ты бы поменьше смотрел на него как на Бога. Он все-таки человек… Серый пообещал решить вопрос с Кушнером. Есть надежный врач, который обработает раны и скажет, как лечиться дальше. А потом Серый отвезет Мишку домой и, если потребуется, поговорит с его матушкой, подтвердит легенду о том, при каких обстоятельствах была получена травма. Соответствующую легенду еще предстояло придумать, но Серый посоветовал мне не забивать голову ерундой: – Ты лучше подумай, как подругу свою расколоть, а уж с этим то я как-нибудь разберусь. Вас куда завезти, к тебе домой? Как раз по пути будет. Врач в Парголово живет. Забросим вас – и к нему. Чего молчишь? Поехали, не тормози! – Погоди. Я подошел к «шестерке» и попросил Ингу выйти. С заднего сиденья на меня смотрел Кушнер. У него было лицо человека, мужественно старающегося преодолеть слабость и боль. Я подал Инге руку и захлопнул за ней дверь. – Поедем ко мне, – сказал я решительно. – Почему? – Она поправила волосы. – Тетя Ингрид будет волноваться. – Ты ей позвонишь и успокоишь. А они знают твой адрес. – Ну и что? Думаешь, станут ломать дверь в квартиру? – Дверь они ломать, конечно не станут, но во дворе могут встретить. Инга, хватит на сегодня приключений! Хватит с нас и одного раненого. Едем ко мне, решено. Нам надо очень серьезно поговорить. Она подумала и кивнула. Я помог ей сесть в машину, потом махнул рукой Серому и, обойдя капот, занял переднее пассажирское место. Обернулся и подмигнул Кушнеру: – Потерпи чуток, сейчас тебя доктор посмотрит… … Мы подошли к моей квартире. Дверь была закрыта, но не заперта. В коридоре горел свет. Все, что можно было разбить и опрокинуть, было опрокинуто и разбито. Уцелели только стекла в окнах и зеркала. В воздухе кружился пух из распотрошенных подушек. На зеркале в ванной чем-то красным был нарисован череп и скрещенные кости. 3 – Уходим. – Куда? – Подальше отсюда. – Я запер дверь. Хотя теперь ее можно было не запирать. Инга, так хорошо державшаяся весь день, вдруг расклеилась. Мне это было понятно: она решила, что все испытания позади, а тут новый удар. Она беззвучно зарыдала, некрасиво кривя рот, и медленно сползла по стене. Опустила голову на колени, обхватила ноги, сплетя тонкие пальчики в крепкий замок. Только этого нам сейчас не хватало! Бросив сумку, я сел рядом с Ингой. Гладил ее по голове и спине, прижимал к себе, говорил какие-то успокаивающие слова. Не помню, что именно говорил, но в конце концов это подействовало. Она подняла заплаканное лицо: – Я боюсь. – Я тоже боюсь. – Правда? – Только дурак ничего не боится. Или покойник. Инга слабо улыбнулась. Я сильнее обнял ее за плечи. Обнимал, продолжал утешать, а сам думал, что мы теряем драгоценное время. Какой следующий шаг предпримут противники? Встретят нас во дворе? Я не понимал ни их целей, ни тактики. Если бы еще полгода назад мне кто-нибудь рассказал такую историю, я бы не поверил, что она может случиться в действительности. Просто какое-то шпионское кино. Причем кино не наше, а западное. Инга расплела побелевшие пальцы, достала платочек и, хлюпая носом, промокнула глаза. – У меня, наверное, вся тушь растеклась… – Есть немного. Так даже лучше, враги не узнают. Пошли! Я встал, за руку поднял ее и потащил вниз по лестнице. Во дворе на нас никто не напал. Во дворе вообще было очень тихо, как будто все жильцы попрятались по квартирам и сидели перед окнами, чтобы не пропустить захватывающее зрелище, когда в нас будут стрелять. Зачем они разворотили квартиру? Чтобы выпустить злость от неудачной погони? Чтобы показать свою силу? Чтобы напугать меня и тем самым вынудить совершить какой-то поступок, которого от меня ждут? Или те, кто был здесь, никак не связан с приезжавшими в Коминтерн? Я покосился на Ингу. Она знает много ответов… На проспекте я тормознул частника, и он довез нас до клуба. Двери клуба были закрыты, все окна темны. Я отпер два замка, пропустил Ингу вперед и тщательно запер дверь, в том числе, и на могучий засов из металлического уголка. С учетом, что все окна изнутри затянуты проволочной сеткой, а снаружи закрыты решетками, застать нас врасплох не удастся. Я отключил сигнализацию и позвонил на пульт охраны. По голосу дежурной было заметно, что она удивилась, когда я сказал, что собираюсь заночевать в пустом клубе. – У нас завтра ответственные соревнования, хочу как следует подготовиться, – объяснил я и положил трубку. Инга рассматривала фотографии на стендах в вестибюле. Я подошел к ней сзади, обнял за талию и пристроил подбородок на ее плечико. Она ойкнула, когда я царапнул щетиной ее шею: – Щекотно! Какой ты небритый… Я вдруг почувствовал, что смертельно устал. И понял, что мне плевать на эту усталость. Я развернул Ингу к себе. Наши глаза встретились. После долгого поцелуя она, чуть отклонившись от меня, спросила с улыбкой: – Я, наверное, страшная, вся перемазанная? – Ты очень красивая. Очень-очень! – Очень-очень-очень? – Самая-самая. – Мне надо позвонить тете. – Просто так я тебя не отпущу… Через пять минут я проводил ее в свой кабинет. Устроил за столом, повесил в шкаф ватник, взял старые кеды и вышел за дверь, чтоб не смущать. В вестибюле переобулся, кирзовые сапоги поставил под лавку. Потянулся, хрустнув суставами. Увидел в зеркале свое отражение. Оно мне не понравилось. Слишком уж блаженный вид был у меня. Я вернулся в кабинет. Инга все разговаривала, тяжело облокотившись на стол и нервно накручивая волосы на указательный палец. Мельком взглянув на меня, она отвернулась к стене. Стараясь не шуметь, я взял из шкафа полотенце, банные тапочки и спортивный костюм. – Пойду сполоснусь… В клубе было две душевых. Одна большая, для занимающихся, и маленькая, отделанная финским кафелем, для тренеров. Серый хотел оборудовать сауну, но пока что-то не получалось.