– Ты похудел, – сказала Инга с тревогой. – Ерунда! Сколько весил, столько и вешу. Даже набрал один килограмм. – А выглядишь похудевшим… – Это так кажется. Внезапно я понял, что нам не о чем говорить. Новости можно в письме написать, а сейчас чего делать? Признаваться в любви, клясться в верности? Зачем рубить хвост по кускам, встречаясь на десять минут, чтобы расстаться на полтора с лишним года? Не надо было им приезжать! Я уже привык видеть их только в воспоминаниях, я уже приспособился, а теперь придется заново привыкать и настраиваться. Я посмотрел на Кушнера, и он, словно признавая вину, понуро опустил голову. – Как ты… там? – Я положил ладонь на живот Инги. – Ничего не заметно. – Еще слишком рано. И наследственность, наверное, такая. Мама говорит, что когда ждала меня, до восьмого месяца живота не было. А доктор говорит, что все хорошо и рожу точно по расписанию. Тебе дадут отпуск? – Наверное. – Наверное?! Они не могут не дать. – Наверное, – повторил я, чувствуя, что настроение испортилось окончательно. Может, я эгоист и о себе думаю больше, чем о жене, но мне наша встреча не нужна точно. Будь моя воля, я б ее отменил. Я не Штирлиц, чтоб посмотреть на жену десять минут и пойти дальше играть в игры с гестаповцами. – Чего ж вы приехали без предупреждения? А если бы меня не было? – А где ты мог быть? – Мало ли где. – Военная тайна? – Инга понимающе улыбнулась. – Служи хорошо, и тебе обязательно дадут отпуск. Как ребята? Много из Ленинграда? – Из Ленинграда я один. Остальные даже на карте не смогут показать, где наш город. Но это не важно. Главное, что ребята они офигительные. Ты таких ни разу не видела, это точно. – У тебя что-то не так, – встревожилась Инга. – Вы что, часто скандалите? – Нет, с чего ты взяла? – Ты так выглядишь. – Как я выгляжу, скандалистом? Я просто устал. – Что, большие нагрузки? Ты написал, что тренируетесь два раза в день по два часа. Еще восемь часов – это сон, вместе – двенадцать. Два часа на обед, ужин и чтобы помыться. Четырнадцать. А что вы делаете остальные десять часов? – Защищаем нашу великую Родину. Наверное, в моем голосе было что-то такое, что заставило Ингу прекратить расспросы о службе. Мы помолчали, глядя друг на друга. Деликатный Кушнер топтался в стороне и внимательно изучал забор воинской части. На его глазах две коровы вышли из пролома в заборе и пошли, подгоняемые босоногим чумазым мальчишкой, вдоль шоссе к поселку на холмах. – Тебя с нами отпустят? – спросила Инга. – Хотя бы до завтрашнего утра? Мы уже были в гостинице, нам пообещали один двухместный номер на сутки. Я ненадолго задумался. К черным часто приезжали разные родственники, и почти всегда им по этому поводу выписывали увольнительные, в том числе и с ночевкой. Имелся и гостевой домик, в котором родственники могли разместиться, если солдата по каким-то причинам не отпускали из части. Но к кому я пойду со своими проблемами? Пекуш уехал, Бальчис не решает такие вопросы. Обратиться к дежурному по части? Очень я ему нужен! Тем более, что сегодня, по-моему, стоит как раз Бегунцов, который по каким-то причинам меня недолюбливает. К тому же я числюсь дневальным… – Никто меня не отпустит. – Я покачал головой. – У нас увольнительных не дают. – Так не бывает. – Как видишь, бывает. – Значит, тебя и в отпуск не пустят? – Посмотрим. – А к тебе можно зайти? – Куда? – Ну, не знаю… Туда, где вы живете, в казарму, наверное. Я снова отрицательно покачал головой. – Нам не надо было к тебе приезжать? Мне так хотелось тебя увидеть, я думала, ты обрадуешься… А тебе, наверное, так еще тяжелее. Извини, я не подумала об этом. Мы поговорили о какой-то ерунде еще минут пять. Потом я извинился перед Ингой и отошел к Кушнеру: – Тоже скажешь, что я похудел? – Есть немного. Что, нам не надо было… – Не надо. Если Инга еще раз захочет, удержи ее, хорошо? Ты не баба, с тобой можно говорить прямо, так вот, я скажу: мне проще без вас. Я настроился терпеть как минимум до зимы, а вы меня с ритма сбиваете. Трудно его восстанавливать, понимаешь? Здесь совсем другая жизнь! – Я думал, ты к ней с детства привык. – Я тоже так думал и, как выяснилось, ошибся. Тут много нового. Вернусь – расскажу. Про Мастера новостей нет? – Из клуба уволился, где сейчас – я не знаю. Он тебе не пишет? – Пока писем не было. – Серый, по слухам, теперь на Южном кладбище. – В смысле? – Нет, ты что, он жив! – Землекопом работает? – Нет, наверное. Я точно не знаю, но говорят, что он там не последний человек. Понимаешь, у меня появилось много новых знакомых, которые… Ну, как тебе объяснить? Короче, ребята-спортсмены, которые работают с кооператорами. Вот, смотри, я специально привез показать, – Кушнер достал фотографию, на которой он был запечатлен стоящим в окружении нескольких человек. Все кроме него были раздеты по пояс и демонстрировали мышцы, как культуристы на показательных выступлениях. Никого из них я не знал. – Миш! Извини, но, честное слово, меня это сейчас так мало интересует! У меня совсем другая жизнь. Вот вернусь – ты мне все расскажешь. И познакомишь, если ребята на самом деле хорошие. – Хорошие! Я им про тебя много рассказывал. Да и они, не все, конечно, но некоторые с тобой давно заочно знакомы. Они тебе понравятся, вот увидишь! – Согласен, договорились. Вот вернусь – и первым делом к ним. Станем вместе работать с кооператорами. Помнишь Холоновского? – Его, пожалуй, забудешь! Тем более что я его иногда в институте встречаю. Проходит мимо, как будто ничего не было. – Радуйся, что он держит слово. Так вот Холоновский той ночью, когда уже тебя высадил и повез домой меня, сказал такую вещь: «Начинаются большие перемены, только не все это пока поняли. Наступает время кооператоров и спортсменов. Очень скоро человек с деловой хваткой или с борцовскими навыками сможет заработать настоящие деньги». – Он был прав! Я уже сейчас вижу, какие возможности открываются. Жаль, что ты на два года, так сказать, выпал из оборота. – Ничего, вернусь – наверстаю. Ладно, заболтались мы с тобой. Береги Ингу! А сейчас – уезжайте. Спасибо, конечно, и я вам страшно благодарен за поддержку, но уезжайте быстрее. Я пожал ему руку и вернулся к Инге. – Поговорили? – спросила она, нервно покусывая губы. – Поговорили. Знаешь, что я тут понял недавно? У нас будет сын, это точно. Я ему уже имя придумал. – Какое? – Артем. – А если дочка? – Не, только сын! Я видел, что Инга не решается мне что-то сказать. Я сложил вместе ее ладони, обхватил их своими. Улыбнулся: – Ну что ты мучаешься? Говори. – Знаешь, мне тут доктор сказал одну вещь… Даже не знаю… – Ну, в чем дело? Все-таки какие-то осложнения? – Он мне сказал, что два года – слишком длительный срок, и для мужчины такое воздержание может обернуться проблемами. Понимаешь? Если у тебя тут будет возможность, я тебе разрешаю… Только чтобы я об этом никогда не узнала. – Ну ни фига себе! То есть… Я тебя правильно понял? – Правильно. – Никогда бы не подумал, что наши врачи могут такое советовать. Слушай, это был советский доктор или американский? – Это был его дядя. – Инга кивнула на Мишку. – Дядя?