– У нас будет ребенок. – Что? Это точно? – Нет, приблизительно! Но тебе, как я понимаю, он совершенно не нужен. – Это еще почему? – Потому что ты только о себе думаешь. Вместо того чтобы заниматься семьей, ты захотел поиграть в солдатики. Или теперь ты изменишь решение? – Нет. – Почему? – Потому что я не хочу делать то, чего потом буду стыдиться. – Господи, какой ты дурак! Благодаря кушнеровским родственникам наш брак зарегистрировали в районном ЗАГСе без очереди. Свадьбу отметили в «Сказке». Гостей было мало. Иногда я перехватывал направленный на Мастера взгляд Инги. Если бы взглядом можно было убить, у нее бы это получилось. Холоновский каким-то образом узнал об этом событии и прислал в подарок дорогой столовый сервиз. Открытку с поздравлениями я разорвал, но разбить сервиз не позволила Инга. Наверное, я плохо старался – все-таки Холоновский был чем-то мне симпатичен, и чем больше времени проходило со дня нашей встречи, тем спокойнее я к нему относился. А через неделю я уже трясся в плацкартном вагоне, пил водку и вместе со всеми орал, что мы покажем Кавказу, что такое настоящий русский характер… 2 Из карцера меня выпустил Пекуш. Был вечер вторника, уже начинало темнеть. Командир взвода смотрел, как всегда, немного насмешливо. – Куда меня теперь, на «губу»? – спросил я, выходя в хозяйственный дворик. – «Губа» подождет. Пошли, поговорим. Он отвел меня в штаб. Я был здесь впервые. В длинном пустом коридоре оказалось неожиданно громкое эхо. Я взглянул на стенд «Боевой путь нашей части». Оказалась, в годы войны она была пехотным полком и почти дошла до Берлина. Пекуш отпер дверь и пропустил меня в маленький кабинет. На письменном столе горела лампа под зеленым абажуром и лежала порванная книга в жесткой обложке. Я заметил название: «Современный албанский детектив». Пекуш указал мне на жесткий стул перед столом, а когда я сел, прислонился к широкому подоконнику и скрестил на груди руки. – На хрена ты из казармы сбежал, когда был дневальным? – Так получилось. – Жена приезжала? Зачем было бегать? Подошел бы ко мне, я бы дал увольнительную. – Вас не было. – Вот так всегда с вами! Подождать, что ли, было нельзя? Что за спешка? Между прочим, командир всерьез хотел законопатить тебя на гауптвахту. Пауза, которой Пекуш сопроводил это фразу, очевидно, подразумевала, что только благодаря его своевременному вмешательству я избежал сурового наказания. Я пожал плечами: – Ничего, как-нибудь пережил бы. – Наверное, пережил бы. А оно тебе надо? Там за сорок пять секунд надо добежать из камеры до сортира, оправиться и вернуться обратно. Строевые занятия на плацу – босиком. Каждые два дня строевой смотр. Какая камера тише других «печатает шаг» – всю следующую ночь занимается строевой подготовкой. Когда в караул заступают десантники, они устраивают тренировки по рукопашному бою, а если у кого-то неуставная прическа или слишком длинный язык – стригут налысо штык-ножом. Иногда вместе со скальпом… Ты бы со своим характером нахватал там лишних суток и вернулся бы инвалидом. А ты мне нужен целым и невредимым. Я на тебя рассчитываю, Ордынский. Пятнадцатого октября начнутся соревнования. Ты должен победить. Характера тебе не занимать, навыки тоже имеются. – Я-то, может, и выиграю. А остальные? – Не переживай, против нас тоже не великие мастера будут сражаться. С завтрашнего дня начинаешь тренироваться самостоятельно. Бальчису я все объяснил, он обеспечит условия и спарринг-партнеров… Кстати, я не пойму, что у тебя за трения постоянно с Лысенкой? – Никаких трений, товарищ старший лейтенант. – Ладно, я что, не замечаю? Постарайся без этого, хорошо? – Приложу все усилия. – Вот и договорились. Договорились? Я неопределенно кивнул. – Слушай, Ордынский, мы ведь все-таки в армии, а я твой непосредственный командир. Проявляй ко мне чуточку уважения, хорошо? Я снова кивнул. Пекуш насмешливо чертыхнулся и снял трубку с телефонного аппарата на столе: – Алло, Саня! Организуй мне, пожалуйста, выход на межгород. Все, жду… Держи! Последнее адресовалось мне. Я недоуменно взял трубку: – Зачем? – Домой позвони. Узнай, как жена доехала. У тебя ровно минута. – Пекуш постучал пальцем по циферблату наручных часов и вышел за дверь. Поражаясь его деликатности, я набрал номер. Повезло, Инга было дома и быстро ответила. Они с Кушнером долетели нормально, чувствует она себя хорошо, сегодня ходила к врачу. О большем мы поговорить не успели, нас разъединили раньше, чем истекла выделенная Пекушем минута. Перезванивать я не стал. Я в общем-то не сомневался, что они успешно доберутся до Ленинграда, но получить тому подтверждение было приятно. Значит, дома все в порядке. И у меня жизнь, похоже, начинает налаживаться. Пришел Пекуш: – Позвонил? Молодец. Крепкий тыл – это главное. Тогда ничего не отвлекает от службы. Топай в казарму, выспись, как следует, а завтра начнешь готовиться к подвигу. 3 Я не начал готовиться к подвигу. Я оказался в санчасти. Под утро меня растолкал Андрюха Лысенко: – Вставай, с тобой поговорить хотят. – Кто? Он ухмыльнулся и отошел. Я сел на кровати, потер лицо. Кузякин и Телятников крепко спали, Бальчиса опять не было. Кузякин похрапывал. Я тихо свистнул в его сторону, и храп прекратился. Я встал и начал одеваться. Лысенко стоял у выхода из кубрика и нервно посматривал то на меня, то в коридор, который почему-то был освещен темнее, чем обычно. Следовало бы взять Лысенко за горло и разузнать, кто и по какому поводу собрался со мной разговаривать. Но я подумал, что и так это знаю. Савчук, кто же еще? Савчук и, может быть, Низам. Пока я высиживал в карцере, Лысенко забрал у Телятникова выданные нам на «пересылке» новенькие сапоги, а взамен бросил заношенные, с кривыми каблуками и трещинами. Для чего они понадобились Андрею, Максим не знал. Вроде бы так приказал сделать Савчук. – А Бальчис чего? Он же не мог не заметить… – Он и заметил. Спросил, куда я дел новые сапоги. – И чего?.. – Я сказал, потерял. Вернее, утром проснулся, а вместо моих эти стоят. – Ну а он? Прежде чем Телятников ответил, хихикнул Кузякин: – Бальчис сказал, что если Максу предложат в задницу трахнуть, он ответит «пожалуйста». – Так и будет когда-нибудь… Я не собирался идти к Лысенко и учинять с него спрос, но так получилось, что мы столкнулись у входа в казарму, и я сказал ему: – Ты не слишком оху…ваешь, Андрей? Сбавь обороты! – А тебе, видать, карцер понравился? Смотри, как бы на настоящую гауптвахту не загреметь. Меняйлов-то еще помнит, как ты отличился!