– Нам тоже, – сказала Винни. – Мы понимаем, через что тебе пришлось пройти. Да, Винни понимала. Ведь это она нашла нашего отца с побелевшим лицом и вывалившимся языком. Ей было семнадцать. Мама уверяла меня, что в тот год Винни пила не больше одноклассников, и ее отношения со спиртным никак не связаны со случившимся в тот день. Но мама всегда прятала голову в песок, когда дело касалось нас. – Я не мог войти в дом, пока она… ну, в общем, была еще тут, – сказал Нейтан. – Обо всем позаботилась ее медсестра. Я был на Манхэттен-бич, а вы знаете, какие пробки в понедельник утром. Он произнес это как извинение, и я решил его приободрить: – Тебе и не нужно было приезжать. Медсестра сама бы все сделала, это входит в ее обязанности. У Нейтана задрожал подбородок. Винни положила руку ему на плечо. – Давайте войдем в дом и выплачемся, – предложила сестра, и Нейтан кивнул. Мы внесли сумки в прихожую и пошли вслед за Нейтаном в столовую. Он заварил чай, мамин любимый «Эрл Грей», и мы пили его из драгоценных фарфоровых чашек. Еще он поставил тарелку с печеньем, которое всегда покупала мама. – Ваша мама собрала все указания насчет того, как следует поступить, в этой папке, – объяснил Нейтан, придвинув папку в нашу сторону. Я поколебался, и ее выхватила Винни. – Она написала нам письмо. – Винни вытащила из папки лист с маминой монограммой. И вдруг я занервничал. Ведь я знал, какого она мнения о нас, обо мне, и понимал, что письмо будет болезненным, как горсть раскаленного песка в лицо. – Читай, – мрачно произнес я. – «Моим детям, родным и друзьям, – прочитала Винни. – Мой адвокат Саймон Реддинг с Кэннон-драйв свяжется с вами, если потребуется ваше присутствие при оглашении моего завещания, которое находится у него». – Сестра помедлила, будто это заявление ее смутило. – Как любезно с ее стороны перейти сразу к делу, – фыркнула она. – Ты знаешь этого Саймона Реддинга? – спросил я Нейтана, и он покачал головой. – Я не имею отношения к ее завещанию, – ответил он, и я уловил в его голосе намек на оправдание, словно он говорил «поэтому не вините меня», но отмахнулся от этого, списав на разыгравшееся воображение, как часто происходило в последнее время. – «Не хочу, чтобы меня запомнили как старую развалину, – продолжила Винни. – Если вы хоть каплю меня любите, то с уважением отнесетесь к моему желанию похоронить меня в закрытом гробу и без пышных похорон». – Я уже связался с похоронным бюро, – сообщил Нейтан. – Там обещали похоронить ее завтра утром. Я согласно кивнул. Мне не терпелось вернуться домой. Чем скорее все это закончится, тем лучше. Я посмотрел на Винни, чтобы читала дальше. – «Не грустите по мне, у нас было столько хорошего», – прочитала Винни и отложила письмо. – Это все? – удивился я. – Ну, там еще ее инициалы. – Сестра подняла письмо. – Как удобно – она объяснила, что мы должны чувствовать. – Так ее завещание у этого Саймона? – уточнил я, и Нейтан кивнул. – Ты его не видел? Нейтан покачал головой, и я почему-то заволновался чуть сильнее. – Так… может, позвоним ему? – предложила Винни, глядя на кузена. – Я уже отправил имейл, – отозвался Нейтан, – пока вы ехали. Он устроит оглашение завещания сразу после похорон, если мы захотим. – Насыщенное будет утро, – пошутила сестра. Но я был не в настроении смеяться. – Как-то странно, что она наняла адвоката для оглашения завещания, – сказал я. – Какая в этом необходимость? – Наверное, она решила, что должен присутствовать кто-то нейтральный, – предположил Нейтан. – Ну, знаешь, чтобы избежать недопонимания. – Как предусмотрительно с ее стороны, – заметила Винни. – Какого еще недопонимания? – напирал я. – Оставь в покое беднягу Нейтана, – упрекнула меня сестра. – Спасибо, что ты здесь, – обратилась она к кузену. – Мама наверняка и тебя упомянула в завещании, но если нет, мы выделим тебе долю. И она посмотрела на меня, в расчете на одобрение. – Да, конечно. – Спасибо вам, – поблагодарил Нейтан с напряженной улыбкой. У меня возникло какое-то нехорошее предчувствие. Кузен явно что-то недоговаривал. И, зная мою мать, я понял – это касается какой-то ее гнусной проделки. Глава 25. Винни – Где она умерла? – спросила я Нейтана, когда мы (наконец-то!) перешли от чая в столовой к виски в гостиной. Я всегда терпеть не могла эту комнату с диванами с высокими спинками и тяжелыми бархатными шторами, но она уютнее столовой, а виски делает ее даже сносной. – В библиотеке, – пояснил Нейтан. – Сильвия сказала, она скончалась безболезненно, в любимом кресле. Хорошо, ее нашла не я. Достаточно того, что было с отцом, от второго раунда я могла бы слететь с катушек. Можно было бы подумать, что после смерти нашего отца мама начала вести себя как подобает настоящей матери, но она пошла другим путем. Вместо того чтобы чаще бывать дома, она просто исчезла. Я училась в выпускном классе, разбиралась с документами для поступления в колледж, экзаменами и душераздирающим горем. Чарли учился в Калифорнийском университете в Санта-Крузе, пытаясь справиться с учебой и властной девушкой, которая впоследствии стала его властной женой. Папа был замечательным, заботливым отцом – помогал с домашними заданиями, учил водить машину, забирал с вечеринок, когда мы не могли сесть за руль сами. Но, к сожалению, показал Чарли пример, как капитулировать перед властной женщиной. Потому что Чарли явно угодил в точно такую же ловушку. – Я виделся с ней два дня назад, – сообщил Нейтан. – Она приготовила для меня ужин. Рыбу… – С головой, – предположила я, и он улыбнулся. – А когда я мыл посуду, она уснула. Прямо на том месте, где ты сейчас сидишь. – Настоящий подвиг, – сказала я. Диван был чудовищно неудобный, и, чтобы уснуть на нем, нужно быть очень усталым. Или, как оказалось, смертельно больным. – Раньше она никогда вот так не засыпала, – добавил Нейтан. – Совсем на нее не похоже. И я тут же поняла – ему кажется, он что-то упустил, какой-то намек на то, что смерть вот-вот постучится в дверь. Возможно, и правда упустил. Хотя, в сущности, все мы знали, что это скоро настанет. Мама жила на пороге смерти и держалась только благодаря усилиям медсестры, современным технологиям и силе воли. Когда мама уже не могла сама о себе заботиться, я попыталась стать ее сиделкой. Я еще не придумала, на каком поприще применить диплом Стэнфорда, и лишь приветствовала причину отложить необходимость стать взрослой и самостоятельной. У Чарли были жена и ребенок, а я не имела даже комнатного растения, так что могла бросить все, чтобы находиться рядом с мамой, ведь и бросать, в сущности, было нечего. Поэтому я вернулась домой. Мне казалось, это улучшит наши отношения, что мы с мамой наконец-то сможем все наладить, но это оказалось упражнением в самобичевании. Потому что возить маму на прием к врачу, забирать лекарства, держать ее за руку в тяжелые дни оказалось недостаточно. Она хотела от меня большего – того, что я дать не могла, даже если б хотела. И как только она высказала эту просьбу, пути назад не было. Между нами возникло напряжение. Ее просьба нависала облаком ядовитого газа. Я не могла признаться, что не в состоянии выполнить это, потому что тоже больна. И потому вернулась на север Калифорнии, искать работу и устраивать жизнь. Я решила, что если не могу помочь ей, то помогу хотя бы себе. Прежде чем найти Сильвию, мы с мамой провели собеседование с несколькими медсестрами. Как только Сильвия энергично пожала мне руку, я сразу поняла, что она нам подходит. Она была старше меня, но моложе мамы, лет пятидесяти, и уже воспитала пятерых детей. Я тогда подумала, что такая орава наверняка держит в форме. – Может, сделать вскрытие? – предложил Чарли. – Просто чтобы знать наверняка. – Что знать? – отозвалась я. – Мы и без того знаем, что она находилась на последней стадии. Вряд ли могут возникнуть какие-то сомнения. – Так Сильвии можно доверять? – спросил мой брат. – В том, что она не убила маму, чтобы лишиться работы? Думаю, да. – Она сказала еще что-нибудь? – поинтересовался Чарли, после чего попытался объяснить свою настойчивость: – Прости, но все случилось так внезапно… – Вообще-то, я так и не поговорил с Сильвией, – признался Нейтан. – Мы переписывались. Это она занималась телом. Его голос дрожал. Из нас троих он, наверное, был в самых близких отношениях с нашей мамой. И не только потому, что жил рядом. Я сердито покосилась на Чарли. Он понял намек. – Конечно, ты и так уже достаточно сделал, – смилостивился Чарли. – Мы позвоним Сильвии, как только все уляжется. Чарли посмотрел на меня, и я кивнула. Поскольку я лучше ее знала, то позвоню сама. Хотя, конечно, вряд ли Сильвия имеет отношение к смерти мамы. У матери было серьезное заболевание. Но мне все равно хотелось поговорить с медсестрой. Не ради малоприятных подробностей, просто невежливо не поблагодарить ее после стольких лет работы. – Мне жаль, что все случилось буквально у меня под носом, – сказал Нейтан. – Я ужасно себя чувствую. – Ты ей не нянька, – возразила я. – И не обязан был выполнять все ее прихоти. Я посмотрела на Чарли. Он побелел как полотно. Конечно, ему тоже хреново, но нечестно с нашей стороны взваливать ответственность на Нейтана, это же мы ее дети. Если он живет поблизости, это еще не значит, что он должен быть ее ангелом-хранителем. – Не будем тебя больше задерживать, – обратился Чарли к кузену. – Завтра будет трудный день. Мы обнялись, пожелав друг другу спокойной ночи, и разошлись с братом по своим комнатам. Я всегда любила этот дом со странными скошенными потолками и мрачными обоями. Будто живешь в сериале «Семейка монстров». Я была Мэрилин, «простушкой», обычной девочкой в мире снаружи, но уродиной в кругу бывших фотомоделей и королев красоты, вечно торчащих у нас дома. Я не винила маму за то, что она выбрала такую карьеру, но она должна была понимать, что среди бесконечного числа невероятно красивых женщин я потеряю всякую надежду почувствовать собственную ценность. Не поэтому я не вызвалась спасать ей жизнь, но это точно внесло свой вклад в состояние моего здоровья, из-за которого помочь ей просто не могла.