– Нет, спасибо, – отозвался я. – Мне просто нужно еще несколько дней, чтобы разобраться с делами. – Понимаю, как это тяжело, Чарли, – сказала она самым сочувственным тоном, на который была способна. – Но теперь все наладится. Когда тебе будет совсем тяжело, вспомни об этом. Когда я представил, какое облегчение чувствует моя жена – мы наконец-то вылезем из долгов, перестанем выматываться на работе, купим новый дом с нормальной кухней и двором, – меня поглотили зыбучие пески стыда. Не стоило лгать жене. Я понятия не имел, поведет ли себя Эшли Брукс порядочно по отношению к нам или мы в заднице. Я понимал, что сейчас совершил огромную ошибку. Чего я не знал, так это что моя ошибка станет убийственной. Глава 37. Нейтан Когда я вошел в дом, Чарли развалился на диване в гостиной, прижав ладони к глазам, словно боялся, что его голова вот-вот взорвется. – И что нам теперь делать? – спросил он, увидев меня. Я задержался в офисе адвоката, чтобы взять копию завещания, которое и при повторном рассмотрении оказалось не менее кошмарным, чем при первом. – Думаешь, эта Эшли вернет нам деньги? Мне хотелось его приободрить, но, если честно, я понятия не имел, как поступит Эшли. Я ведь едва ее знал! А ее способность выманить состояние Луизы менее чем через двое суток после знакомства меня тревожила, и это еще мягко сказано. Вряд ли Эшли манипулировала Луизой. Это как раз целиком на совести моей тети. По крайней мере, так я считал. – Я с ней поговорю, – пообещал я, хотя понятия не имел, что скажу. Мне хотелось быть ее прекрасным принцем, но из-за мерзкого фокуса Луизы придется стать посредником, вести переговоры и умиротворять. У юристов есть поговорка: вы точно заключили справедливую и равную сделку, если обе стороны слегка разочарованы. Теперь кузены и девушка, которая могла бы стать моей, будут на меня обижены, это моя неизбежная судьба. Такое вот сплочение семьи. – Ты в курсе, почему она нас возненавидела? – поинтересовалась Винни, появившаяся в дверях. Я не знал и пожал плечами. – Наверное, пора рассказать. – Не надо, – предупредил Чарли. – Если он хочет нам помочь, то имеет право знать. Я ощутил легкую нервную дрожь. – Что знать? – спросил я. Что бы ни послужило причиной трещины между Луизой и ее детьми, этот секрет тщательно охраняли. Думаю, даже мой отец не знал. – Лучше всего просто показать. Вслед за Винни я вышел из гостиной на кухню, к запертой двери за кладовкой – комнате прислуги. Во многих старых домах имелись маленькие спальни рядом с кухней, оставшиеся с тех времен, когда были в моде домработницы. Я никогда не был в этой комнатке и всегда считал, что Луиза просто хранит в ней вещи. – Готов? Я кивнул. Когда Винни достала из банки из-под печенья ключ, мой пульс участился в предвкушении. Она помахала передо мной ключом, как Гарри Поттер волшебной палочкой, а потом вставила его в замок и провернула. – Ну вот. – О боже! – пробормотал я, когда дверь распахнулась, и моим глазам предстала семейная тайна. – Что это? В центре комнатки, рядом с коричневым кожаным креслом, стоял большой белый куб, похожий на промышленный копировальный аппарат с цветной клавиатурой и экраном. Разве что, в отличие от ксерокса, спереди от него отходили закрученные медицинские трубки, по которым можно подавать кислород или ставить капельницу. – Маме отказали почки, – буднично провозгласила Винни, как будто объявляла победителя соревнований. «И победитель… последняя стадия болезни почек!» – Это аппарат для диализа. – То есть совсем отказали? – Она была прикована к этому монстру по три часа дважды в неделю. Я тут же вспомнил отмененные чеки для Сильвии Эрнандес – дважды в неделю. И тут в голове щелкнуло. – Вот почему ей нужна была Сильвия, – сказал я, и Винни кивнула. – Это началось после смерти папы, – пояснил появившийся за спиной Винни Чарли. – Мы думали, это просто горе. Кто знает, может, связь все-таки была, мама ведь никогда не занималась своим здоровьем. Но это не играет роли – когда она заболела, поправить уже ничего нельзя было. Неизлечимая болезнь. Если только… – Если только не пересадить почку, – завершила его мысль Винни. – Конечно, в ее возрасте было уже поздно вставать в очередь на донорскую почку, – добавил Чарли. – И догадайся, кого она попросила отдать почку? – спросила Винни, вздернув брови. Я посмотрел на Винни. Потом на Чарли. И мне стало нехорошо. – Нет, не может быть. – О да, очень даже может. – Но она ведь даже не знала, подойдете ли вы в качестве доноров. – Не знала, – согласился Чарли. – Но если б мы не подошли, она бы поменялась с кем-нибудь из очереди на пересадку. Она бы получила чью-то почку взамен на мою. – Или мою, – вставила Винни. – Ей нужен был только один из нас. – Это серьезная просьба. – Ха! – фыркнул Чарли, как будто это еще слабо сказано. И, вероятно, он был прав. – Естественно, мы оба отказались, – сказала Винни. – Ну вот, теперь ты знаешь, почему она нас ненавидела, – заключил Чарли. И теперь я увидел полную картину. – Сначала я пыталась стать ее сиделкой, – объяснила Винни. – Но каждый раз, когда я приводила ее сюда, она начинала выговаривать мне, что не пришлось бы этого делать, если б мы с Чарли не были такими эгоистичными и избалованными, бла-бла-бла. Меня как будто постоянно закидывали снежками нескончаемой зимой. И я уехала. – Я вас не виню, – сказал я. И это правда. Я и сам толком не знал, отдал бы жизненно важный орган кому-то из родителей. Хотя они и не просили. А могли бы попросить? Я вдруг посмотрел на разрушенные отношения Луизы с детьми совершенно с другой стороны. Это не они ее бросили, она сама их оттолкнула. – После этого невозможно было находиться рядом с ней, – произнес Чарли. – Могу себе представить. Человек может прожить и с одной почкой, и кое-кто жертвует почку близким. Но между Луизой и ее детьми никогда не было особой любви. Как я подозревал, ее просьба больше напоминала угрозу, ведь зачем просить вежливо, если можешь отобрать десять миллионов долларов в случае отказа? Я вспомнил, сколько всего сделал для Луизы за последние годы – убирался в ее гараже, менял шины, отвозил сломанную мебель в комиссионку – и вдруг понял, что мог бы отдать и почку. Глава 38. Винни Замок на двери решила установить мама. Она сказала, что оборудование дорогое, нельзя допустить, чтобы его украли. Но тот, кто способен украсть аппарат для диализа весом в пятьсот фунтов, несомненно, может и срезать замок за десять долларов. Она хотела запереть аппарат по той же причине, по которой заставила нас поклясться никому о нем не рассказывать: она его стыдилась. Я пыталась объяснить, что в болезни нет ничего постыдного, но мама и слушать не хотела. Я понимала, почему она скрывает свое состояние. Она была женщиной в мужском мире, где стоит только проявить слабость, и тебе укажут на дверь. Мама не могла быть уязвимой, потому что тогда все мужчины, которые говорят, что место женщины на кухне, были бы правы. Поэтому она всячески старалась скрыть болезнь и выливала обиду на всех остальных. Стиль воспитания отражал ее железную, как гвозди, трудовую этику. В нашем доме жаловаться было не принято. Мне не разрешалось плакать из-за плохих оценок, ободранных коленок, потерянной дружбы, мальчиков, которые меня бросили. Меня не хвалили и редко обнимали. Если маме приходилось быть твердой, мы должны были быть еще тверже. Полагаю, она думала, что поступает так ради нашего же блага, но шишки, синяки и разбитые сердца все равно причиняли боль, поэтому я вынуждена прибегать к другим методам, чтобы ее исцелить. Наняв вместо себя Сильвию, я больше не заглядывала в мамин процедурный кабинет, и это решение, возможно, спасло мне жизнь. Если б я провела в доме еще три месяца, моя печень промариновалась бы под стать редиске в ее шкафу. Я слишком боялась сказать маме, что не выдерживаю ее постоянных придирок, поэтому придумала собеседование, на которое нужно поехать. «Собеседование может затянуться на несколько недель, – сказала я ей, – так что лучше найти кого-нибудь тебе в помощь, пока меня не будет». Выдуманное собеседование превратилось в выдуманную работу, а временные услуги Сильвии – в постоянные. Я подозревала, что мама сразу все поняла, как только увидела, с каким нетерпением я готова передать эстафету. – Нужно позвонить Сильвии, – сказала я, когда мы с Чарли и Нейтаном стояли в дверях комнаты для прислуги, превращенной в комнату ужасов. – Хотя бы поблагодарить ее за годы службы. – Судя по сообщению, она очень расстроена, – ответил Нейтан. – Думаю, они с вашей мамой очень сблизились за эти годы. – С ней мама наверняка была мягче, чем с нами, – заявил Чарли. И я чуть не рассмеялась. – Думаешь, у нее она почку не вымогала? – Ну, Сильвия же осталась, – заметил Чарли. – Что она сказала, когда позвонила? – спросила я Нейтана. – Ты сохранил ее сообщение?