– Буду готова через двадцать минут, – солгала я. На лодыжках у меня были грязные круги, и я была по уши в собачьей шерсти. Каким образом я буду готова через двадцать минут? Слава богу, он не раскусил мой блеф. Забавно, что, когда один фрагмент твоей жизни становится на место, за ним часто следуют и другие. Называют это явление по-разному: «материализация желаний», «тайна», «закон притяжения». Удивительно, как человек получает именно то, чего, по его мнению, заслуживает, а позитивные мысли приводят к позитивным результатам. После прослушивания и поддержки со стороны Луизы («Считайте, вы уже там») мое отношение к жизни определенно изменилось. Однако, несмотря на вновь обретенный оптимизм, я все еще не могла поверить, что нравлюсь мужчине, который меня так привлекает, даже когда он пригласил меня на свидание. Я вспомнила, как странно вела себя, когда Нейтан показывал мне дом. Может, его тянет к экстравагантным личностям? Или сквозь мою нервозность он разглядел скрывающееся под ней очарование? Между нами определенно возникла «химия», что бы это ни значило. В актерском мастерстве, чтобы возникла «химия» с другим актером, нужно просто слушать. Мы тренировались изучать лица партнеров по сцене, когда они говорят, смотреть в глаза, следить за каждым их словом. Один учитель по актерскому мастерству заставлял менять порядок реплик, чтобы другой актер внимательнее относился к тому, что говорить дальше. Еще одним способом, с помощью которого мы тренировались слушать, была импровизация, потому что когда придумываешь на ходу, не слушаешь другого. Так что да, в актерском мастерстве «химия» заключается в умении слушать. И это странно, потому что в реальной жизни, когда мне нравится мужчина, я болтаю без умолку заплетающимся языком и не даю никому вставить ни слова. – Бар – на западе Лос-Анджелеса, рядом с гольф-полем, – сказал он. – А ты где? – На Манхэттен-бич. Манхэттен-бич находится за много миль отсюда и от запада Лос-Анджелеса. Поэтому я предложила встретиться в баре, не могла же позволить мужчине за мной заехать. Я твердила себе, что поступаю как свободная женщина, поступаю благородно, но, по правде, все это от неуверенности в себе. Я по-прежнему не верила, что кто-то поедет ради меня в такую даль, и не хотела проверять, так ли это. Поэтому сказала, что приеду сама, прежде чем это предложит он. Мы договорились встретиться в пять. Чтобы добраться вовремя, мне нужно выехать в половине пятого, а значит, осталось чуть больше часа – домыть пса и дочиста отскрести саму себя. Пока я раздумывала, что надеть – джинсы и кроссовки? леггинсы и ботинки? – Брандо наконец потерял терпение и забрызгал все мыльной водой: стены, шкафчики, холодильник и меня. – Брандо! – крикнула я и расхохоталась. Это меня не расстроило. Потому что после многих лет усилий все наконец-то встало на место, и уж конечно, я была на седьмом небе от счастья. Глава 49. Луиза Как всегда, ровно в шесть вечера пришла медсестра Сильвия. – Добрый вечер, мисс Луиза, – поздоровалась она, вручая мне букет желтых пионов. Она часто приносила цветы. Раньше меня это раздражало – мне казалось, что со мной обращаются как с больной, хотя ее визиты уже были достаточным напоминанием о болезни. Я попросила ее не приносить цветы, но она все равно продолжала, так что теперь я просто говорила «спасибо». – Здравствуй, Сильвия, – ответила я, впуская ее через главную дверь. У нее были ключи, но она всегда сначала звонила в дверь. Воплощение вежливости. – Как вы сегодня себя чувствуете? – Как мешок с камнями. – А выглядите прекрасно, прямо сияете. Она старательно пыталась избавиться от жгучего испанского акцента. Сильвия приехала из Аргентины, у нее была белая кожа и морковно-рыжие волосы – нетипичная внешность для человека с подобным акцентом. Хорошо, что она не пыталась стать актрисой, для нее невозможно было бы подобрать роль. – Ну что, начнем? – предложила она и, не дожидаясь ответа, влетела на кухню. Посещая меня три года дважды в неделю, она прекрасно знала, где найти вазу для цветов, и я услышала, как открылся и закрылся шкафчик, а потом полилась вода. – Я возьму, – сказала я, входя вслед за ней на кухню, и поставила пионы в вазу. – Давайте-ка приступим к вашим камням. И опять эта рокочущая «р». Сильвия была крепкой, невысокой и коренастой, с голосом как у бульдозера. Нелепо, что человек, посвятивший жизнь медицине, курит, но ее хрипотцу ни с чем не спутаешь, как и желтизну передних зубов. У каждого есть свои компенсаторные механизмы, и могу предположить, что работать у меня медсестрой не так-то просто. Она последовала за мной в процедурную и вытащила блокнот. Я встала на весы. От нервного предвкушения я чувствовала себя как жокей перед Кентукки Дерби[12]. После визита Сильвии в прошлый четверг мой вес увеличился на четыре фунта, она покачала головой и цокнула языком. – Многовато чая с печеньем, – пристыдила она меня и подмигнула, давая понять, что все будет хорошо. Вполне ожидаемо, что я прибавила в весе, но четыре фунта все равно многовато. Я села в кресло, она подключила меня к аппарату, как рождественскую елку, а потом достала свое вязание. Следующие два часа мы сидели в тишине, в одиночестве своих мыслей, но физически вместе. Наверное, некоторым людям нравится во время лечебных процедур разговаривать или слушать музыку, но я предпочитала использовать это время для медитации. С трубкой в руке я не могла перелистывать страницы книги, но это и к лучшему. В этом кресле я разобралась во многих затруднительных ситуациях, включая нынешнюю. После того как дети бросили меня на произвол судьбы, я поклялась сделать все возможное, чтобы получить шанс на свободу. Я закрыла глаза и попыталась представить, как все это будет происходить. Что сделают дети, узнав, что не получат денег? И, что еще интереснее, как они поступят, когда я воскресну из мертвых? Станут умолять о прощении? Навсегда от меня отвернутся? Или наконец дадут мне то единственное, о чем я просила, чтобы достойно прожить остаток своих дней? Я считала, что хорошо разбираюсь в людях. И догадывалась, как все они поступят. Не угадала я только с одним человеком. К несчастью. Глава 50. Эшли Я не собиралась целоваться с ним на глазах у его друзей в шумном баре. Я была благодарна, что он вступился за меня, когда та ужасная женщина забросала меня вопросами, просто не знала, как еще это показать. Каждый раз говоря, что я актриса (а я ненавижу так отвечать), первый вопрос неизбежно будет «Где я мог вас видеть?», иначе говоря «Вы настоящая актриса или только мечтаете ею стать?». Людей других профессий никогда так грубо не допрашивают. «Ах, так вы врач? Какие операции вы проводили? Вы адвокат? В каких судебных процессах участвовали? Вы повар? Какие рецепты вы знаете?» Актерам же задают эти мерзкие вопросы каждый день. Я не сомневалась, что моя судьба вот-вот изменится, но не хотела объяснять, почему это заняло так много времени. Я извинилась и пошла в туалет. Пробираясь через переполненный бар, я вспоминала свою первую роль. Это был всего лишь студенческий короткометражный фильм о знаменитой теннисистке, которая бросает спорт, чтобы ухаживать за больным другом, но мне платили (сто долларов в день!), и я играла главную роль. Я проходила пробы в квартире режиссера – маленькой грязной студии на окраине кампуса университета Южной Калифорнии. Костюмера в фильме не было, поэтому я одевалась в свои вещи. Визажист и парикмахер делала макияж и прическу только себе, поэтому этим я тоже занималась самостоятельно. Во время следующих съемок я узнала, что за грим и прически вообще-то отвечают два разных человека (члены двух разных профсоюзов), и я не должна приносить собственный реквизит – солнцезащитные очки, рюкзак, теннисную ракетку, кубки (одолженные у Джордана) – это работа реквизитора. Фильм снимали довольно небрежно, и я так и не получила обратно реквизит (прости, Джордан!), но мне было все равно. Я считала каждый день, когда мне платят за актерскую работу, хорошим днем, независимо от того, закончен фильм или нет (а тот не был закончен). Следующая роль досталась мне сразу после этого – я сыграла в одном эпизоде известного ситкома. У меня были гример и парикмахер, а реквизит хранился в пятитонном фургоне, припаркованном за сценой. Моя гримерка (у меня была собственная гримерка!) находилась в фургоне, который назывался «золотовоз». Видимо, название было ироничным, потому что эти гримерки, по сути, больше напоминали большие туалетные кабинки, внутри которых отнюдь не золото, да и пахли они соответствующе, но мне все это казалось настоящей роскошью. От однокурсника по актерской школе (когда я еще могла позволить себе учиться в актерской школе) я узнавала о прослушиваниях, а иногда он даже меня подвозил. Он научил меня, как себя вести: «Прослушивание назначено на завтра, но завтра я работаю, поэтому мой менеджер предложил приехать сегодня». Если ты уже приехала и твое лицо им понравилось, они тебя выслушают, объяснял он. А если твое лицо им не понравилось, ты все равно не получишь эту роль, так какая разница? На многие прослушивания я пробиралась именно таким образом. Я убеждала себя, что не лгу, а просто играю. Разве не в этом заключается моя работа? Приятель называл мое имя и номер вместо своего, а я называла свое имя вместо его. Нас так редко утверждали на роль, что это не имело значения. А если вдруг утверждали, это было еще одной возможностью проявить актерские способности! Я ходила на многие прослушивания, но редко получала роль. Меня это не беспокоило. Поначалу. Мне нравился сам процесс, азарт, открывающиеся возможности. Но потом наступило разочарование, это стало рутиной – толкотня, ожидание своей очереди и ответ «нет» раз за разом. В конце концов мой приятель забросил актерскую карьеру и стал ветеринаром, и мне пришлось самой искать прослушивания. Примерно в это время их почти не стало. Я высушила руки и собралась с духом, чтобы вернуться к разговору. Я не Мерил Стрип, но неплохо умею играть и смогу притвориться, будто жареные крылышки восхитительны, и я забыла о допросе, которому подверглась. Однако обратно за стол возвращаться не пришлось. Потому что, когда я вышла из туалета, у двери меня дожидался Нейтан. – Привет, – сказала я. И прямо перед женским туалетом, на глазах у двух пьяных девиц, проковылявших мимо, он обнял меня за талию, притянул к себе и поцеловал так, будто нам нет дела ни до кого, пусть даже это видит весь персонал бара. – Может, уйдем отсюда? Остаток вечера прошел как в тумане. Помню ладонь Нейтана у меня на спине, когда он вел меня из ресторана – жаркую, но не агрессивную. Помню, как мы держались за руки по пути к моей машине. Помню, как он записывал мой адрес в телефон, и свое нервное предвкушение, потому что у меня не было этого так долго… в общем, очень-очень долго. Помню, как обрадовалась, что приехала домой раньше Нейтана и могла сходить в туалет и почистить зубы. А потом помню волну стыда, когда я увидела Джордана с огромным букетом. Кажется, я подумала, что красные розы – странный выбор для выражения дружеских чувств, но вдруг в магазине не было ничего другого? Но когда я взяла букет из рук Джордана, он опустился на одно колено, и ручеек стыда превратился в цунами – я поняла, что предала его самым худшим способом из возможных. Отослав Нейтана, я ждала, когда Джордан вернется домой, и минуты тянулись как часы. Пусть я не хотела выходить за него замуж, он все равно оставался моим лучшим другом. А когда делаешь больно лучшему другу, даже случайно, то стараешься изо всех сил все исправить. Лежа той ночью в постели, я одновременно испытывала восторг и ужас и напомнила себе, что все происходит не просто так. Однако, как мне вскоре предстояло выяснить, не всегда по той причине, по которой мы думаем. Глава 51. Луиза Будильник я поставила на шесть утра, но проснулась на две минуты раньше. Я обладала удивительной способностью всегда вставать раньше звонка. У меня было всего четыре дня до того, как снова придет настоящая Сильвия Эрнандес и выпустит кота из мешка, так что нельзя было терять ни минуты. Я встала с постели и проверила список дел. Завещание исправлено и нотариально заверено. Сообщение фальшивой Сильвии отредактировано и готово к отправке. Подвал заполнен продуктами, чистым бельем и полотенцами. Я даже прибралась в доме для будущих гостей, ведь у меня есть гордость, и они должны знать, что я со всем справляюсь, хотя они меня и бросили. Я чувствовала себя удивительно бодро для покойницы. Наверное, это трепет от того, что долгожданный проект наконец-то запущен в производство. Нет лучшего чувства, чем видеть, как то, над чем ты работал несколько недель или месяцев (а в данном случае лет!), наконец взлетает. Вот чего мне больше всего не хватало, когда я бросила работу: удовлетворения от того, что тяжкий труд наконец-то окупился. От этого я прямо хмелела, даже сильнее, чем от шампанского, которое мы всегда держали под рукой, чтобы выпить за успех. Я убрала кровать, приняла душ, оделась и поставила чайник. Хочу выпить последнюю чашку чая, прежде чем удалиться в бункер, чтобы посмотреть спектакль. Чай был не только удовольствием, но еще и реквизитом. Я отпила из чашки и поставила ее у кресла в кабинете, рядом с книгой и любимым пледом, как будто я умерла в кресле. Потому что именно так лже-Сильвия (в моем лице) напишет Нейтану, и мне хотелось, чтобы это выглядело правдоподобно. Было уже почти семь. Время поджимало. Нельзя рисковать, чтобы Нейтан проснулся, когда я позвоню, но и спешить не следовало, тогда он мог бы успеть до пробок и застать меня вполне живой. Если я не сделаю этого сегодня, из-за расписания процедур придется отложить все на целую неделю. Поэтому я подождала еще несколько минут до семи и набрала его номер. И вуаля! Включился автоответчик. «Это Нейтан Лейк. Сожалею, что пропустил ваш звонок, но если вы оставите сообщение, я перезвоню вам, как только смогу». Меня часто спрашивали, не была ли я когда-то актрисой. Я была достаточно привлекательна. И знала, чем должна обладать актриса (изобретательностью, упорством, с трудом наработанными связями), и все это у меня имелось в избытке. Но мне также нужно было кормить семью. Жизнь актера изнурительна. Она требует жертв, работы до поздней ночи и долгих часов на прослушиваниях. Начинающим актерам приходится либо устраиваться на низкооплачиваемую поденную работу, либо иметь другие источники дохода. Мой муж был краснодеревщиком. Мы не смогли бы прожить в Лос-Анджелесе на его заработки. Один из нас должен был получать приличные деньги. И хотя в конце концов я наверняка бы пробилась (в этом я не сомневаюсь), без денег, необходимых на содержание семьи, у меня не было возможности даже попытаться. Поэтому, вместо того чтобы играть, я посвятила жизнь поиску актеров. Я рыскала по городу, вытаскивая юные таланты из безвестности, а затем ставила на кон свою репутацию, чтобы превратить их в звезд. Не могу сказать точно, сколько актеров из тех, кого я открыла, стали знаменитостями, но их было больше, чем пальцев на одной руке. Добившись успеха, они больше не звонили. Никогда не благодарили. Никогда не спрашивали, что могут для меня сделать. Прямо как мои дети. Они покупали своим агентам и режиссерам новые машины, а я ничего не получала. Кроме возможности дать счастливый билет новым неблагодарным. И я давала и давала. А потом заболела. И никто не дал мне ничего. Поэтому, когда прозвучал сигнал, я воспроизвела сообщение лже-Сильвии: «Мне очень жаль… Ваша тетя умерла». Меня достаточно долго оттесняли на обочину. Настало время для моего бенефиса, теперь моя очередь быть звездой. Я собиралась пройти через это, даже если этот спектакль будет последним, что я сделаю в жизни. Так и вышло. Потому что иногда финал оказывается не таким, как в сценарии, и у персонажей есть тайны, о которых не знает даже сценарист.