Воспоминания прежних эмоций накатили до того сильно, что я сорвался и начал с ненавистью колотить ни в чем не повинную самодельную «грушу». Немного отошло… И мысли стали пооптимистичнее. Хорошо хоть приятель надежный появился. Только почему-то еврей. Только вот ничего «еврейского» — я в нем не чувствую… Наверное, всё это неспроста. Похоже, настала пора — сдержать слово, данное хорошему парню — Сергею. А то вот так приживешься… и не дай бог — станешь «таким как все». Ч-черт! Может я какой-то излишне идейный? Да вроде нет. Нормальный я. К тому же, не ровен час возьмутся по-серьёзному за расследование дел «Белой кошки». Могу и не успеть… рассчитаться. Плюнув на весь этот раздрай в душе — облился водой, и пошел собираться на работу. Утро в отделении напоминало дурдом во время пожара при наводнении. Прибыла куча командировочных из области — «Для усиления охраны хлебозаготовительных пунктов и элеваторов». В разных концах двора бродило, стояло, курило, стояло… множество совершенно незнакомого народа. Все новости мне доложил еще на подходе — мой постовой. Причем все подробности была уже известны. По-моему тут новости передаются воздушно капельным путем. Никита Попов — это опер, который вел дело о взрыве, стоял в курилке с помятым лицом и в совершенно раздраенных чувствах. Я, недолго думая подвалил к нему. — Привет, Никита. Ты чего такой смурной? — Здорово, Серега. Да будешь тут смурным — ума не приложу, что начальству докладывать? Ты уже в курсе? Я неопределенно помотал в воздухе рукой: — Доложили… — Только банды нам и не хватало. — Какой такой банды? — я гротескно вдернул брови. — Что-то вы товарищ путаете. — На пожарище раскопали шесть трупов, да еще один на очке сидел — с перерезанным горлом и ртом набитым деньгами… Зелинский говорит, профессионально сработали. Следов никаких. Кроме гранаты этой доисторической. Сгорело к черту все. Да и народ там потоптался — пока тушили. И собака след не взяла. Кого искать…? — лицо его приняло совершенно расстроенное выражение в ожидании грядущих неприятностей. — На совещание идешь? — Погоди ты… А кого искать? Все же и так ясно! — мое лицо приняло абсолютно удивленный вид. — Как кого? На дверях туалета, где труп сидел белую кошку намалевали. Банда! — Да какая банда!? Этому дусту горло перерезали за то, что крысятничал у своих. И в рот деньги сунули для того, чтоб показать всем это. А что в туалете сидел — так утащить не успели. Потом пошли выпивать — и взорвались на гранате. Гражданские же! Вертели по-пьяному делу. А вторую в окно взрывом выбросило. Чистая бытовуха! А что до рисунка? Так хто его знает, когда его нарисовали? Может дети баловались? С каждым моим словом, лицо опера приобретало все более живой вид. — И никакой банды и политики. Возможно! Заметь — ВОЗМОЖНО, что это что это кто-то из «ссученных» воров. Вернулись воры-фронтовики — вот и пошли разборки. — Спасибо Серега! — Попов совершенно искренне пожал мне руку. «Ну вот и бесконечные сериалы про «настоящих ментов» пригодились. Это там научили придумывать разные левые отмазки». — А какое совещание? — Инструктор из Райкома прибыл. По этому делу. Всех офицеров собирают… — Понятно… На расширенном совещании в «Красном уголке» присутствовали все офицеры и начальствующий состав. За председательским столом покрытым красным кумачом сидели пятеро. Майор Высний — начальник ГорОтдела, замполит, начальник оперчасти майор — Переверзнев, мой непосредственный начальник — майор Сиротко и инструктор Райкома. Инструктор — симпатичная дама лет тридцати, в коверкотовом пиджаке. Она имела строгий вид и изредка посматривала на прибывающих и рассаживающихся людей. Я естественно уселся рядом с Пашкой Киреевым из ОБХСС, который что-то шепотом обсуждал с нашим судмедэкспертом Зелинским. Наконец все расселись, и установилась тишина. Прибывшая мадам встала, и обнаружилось, что она гвардейских статей — чуть не под два метра. Но при этом весьма миловидная. Она представилась: — Мария Ивановна Вязова — инструктор Райкома ВКП(б). сегодня у нас на повестке дня — два вопроса. Первый — это ночной взрыв и пожар. И второй — организация охраны начинающихся хлебозаготовок. По первому вопросу? Райком интересует вопрос — нет ли политической подоплеки в этом преступлении? Не появились ли у нас люди, которые решили взять на себя функции милиции и совершенно неприемлемыми методами начали бороться с преступностью? — она села. — У кого какие будут соображения по поводу первого вопроса, товарищи? — прозвучал вопрос в зал. У замполита, едва он услышал про политическую подоплеку, рожа сделалась будто он укусил незрелого лимона. Хотя и остальные недалеко от него ушли. Все четко понимали, что перевод этого дела в политическую плоскость грозит непредсказуемыми последствиями. Подполковник Серов посмотрел в зал и кивнул Попову. — Докладывайте ваши соображения по этому делу. Ну тот и доложил! Да как ловко. Вот, что значит опыт — я прям позавидовал. «Согласно выводов экспертов…», «Трасологическая экспертиза…», «Проведенные следственные мероприятия…», «Расследование по горячим следам…». Зелинский сидел с такой непроницаемо-каменной мордой, что я понял, что он «категорицки — согласен!». Никитка сумел даже собаку сюда приплести! Мол, «Моментально проведенные розыскные мероприятия с помощью собак — результата не дали. Что безусловно свидетельствует об отсутствии посторонних на участке. А самоподрыв произошел при разборке гранаты технически неграмотными преступниками. Фамилии и имена которых, сейчас устанавливаются. Инструкторша благосклонна внимала. Понятно, что наверху тоже не хотят поднимать волну. — Рисунок на двери туалета, где обнаружено тело, нанесен на неё, не менее нескольких дней назад. Об этом свидетельствует стершийся правый край. Что позволяет нам точно установить, что к нашему делу он никакого отношения не имеет. Скорее всего, это баловались дети… — Ну, раз это дело не политическое, по этому делу — райком вопросов не имеет! — подвела итог дискуссии инструкторша. — Теперь о хлебозаготовках… После совещания я забрался к себе, и привычно начал знакомиться со свежей прессой. — Аху… ть!!! Это было единственным, что я мог выдать в эфир после прочтения. Несколько не поверив своим глазам, я перечитал еще раз. Постановление Совета Министров СССР от 25 августа 1946 года… … 4. Установить, что строящиеся во втором полугодии 1946 г. и в 1947 г. 50650 индивидуальных жилых домов продаются в собственность по следующей цене: жилой дом двухкомнатный с кухней, деревянный рубленый — 8 тыс. руб. и каменный — 10 т. руб; жилой дом трехкомнатный с кухней, деревянный рубленый — 10 т. руб. и каменный — 12 т. руб. 5. Для предоставления возможности приобретения в собственность жилого дома обязать Центральный Коммунальный Банк выдавать ссуду в размере 8-10 т. руб. — покупающим двухкомнатный жилой дом со сроком погашения в 10 лет; 10-12 т. руб. — покупающим трехкомнатный жилой дом со сроком погашения в 12 лет; с взиманием за пользование ссудой 1 % (одного процента) в год. Обязать Министерство финансов СССР ассигновать на выдачу кредита рабочим, инженерно-техническим работникам и служащим до 1 миллиарда рублей. Председатель Совета Министров Союза ССР И. СТАЛИН Управляющий Делами Совета Министров СССР Я. ЧАДАЕВ». В некотором обалдении я посидел… А потом сделал вывод. Ох, как много из собственной истории я не знаю… ВОТ ОНА СПРАВЕДЛИВАЯ ИПОТЕКА! А я-то думал такой и вовсе не существует! Информация неизвестная Николаю… 1. В Постановлении не сказано, что в условиях 1946 г, когда из-за военной инфляции все вздорожало, эти дома стоили существенно дороже назначенной за них цены. К примеру, себестоимость куба древесины в 1946 г. была 35–00 р., а отпускалась она на строительство по цене — 22–47 р… Цемент обходился в 110-00 р. за тонну, а отпускался по довоенной цене в 76–63 р. Чугун стоил 197-00, а цена его была 145-00 за тонну, уголь для отопления обходился в 81–05 р., а продавался по — 30–40 за тонну. 2. В Постановлении вообще не говорится о стоимости земли под домами, а строили дома минимум на 4 сотках, причем, в них был водопровод и централизованное отопление от ТЭЦ. Это было просто естественным для сталинского социализма. Самым низким после 1921–1922 гг. уровень жизни в СССР был в 1946–1947 гг. Глава 7 Нет ничего отвратительнее большинства. Иоганн Вольфганг Гёте. Сидя в кабинете и тупо пялясь в газету я пытался начать думать. Но это как всегда не вышло. Вместо этого распахнулась дверь, и появился Генрих с Сеней. — Привет. — Привет! — вошедший последним Генрих, закрыл дверь. — Здорово. Ну…? Я вас внимательно слушаю. — Пропали мы, как мышь на подтопе… — Чего-о…? Я удивленно посмотрел на Шаца. Тот толкнул плечом Семёна. — Говори! Тот исподлобья уставился на меня и пробасил. — Возьмите меня к себе… — Куда к себе? — я по-прежнему ничего не понимал. — В банду…