Указующий перст отправил Шаца вновь на скамейку. «Кину» можно было смотреть дальше. Количество персонажей и статистов все увеличивалось. Прибыли ещё бойцы на грузовике и офицеры на паре легковушек. Разбившись по группам, они начали прочесывание улиц. «Зря пацанчики рисковали. Через час ни одного объявления в городе не останется, не то, что самодельных прокламаций. Прибывшие эксперты начали осмотр «грабежников». А вот фельдшера усевшегося рядом на удобной скамеечке, Генрих встретил как «родного». Вытаскивая из-за штакетника, листовки, милиционер прилично поцарапал левую руку. И вот под презрительно-саркастическим взглядом «медицины» ссадина была не только вымазана йодом, но капитально замотана бинтом. Ну и что, что вместо одного индпакета, сердобольно отданного хлопцу, у него стало два? Как говорит Сема, запас карман не тянет, а улучшает настроение. На одной из машин приехал злой и невыспавшийся Серега. Вместе с Нечипоруком их пригнали на «опознание». — Генрих! Я просил посмотреть место ночлега, что бы никого не беспокоить, но не просил его переносить по времени и пространству. Что за «хипеш»[41] ты устроил? — Случайность. Детей спасал. — Едва слышно прошептал Шац, а вслух отчеканил. — В ходе осмотра местности наткнулся на вражеские действия и пресек доступным способом. Серега только покачал головой — Вот скажи Генрих, кому не спится в ночь глухую… Сема хохотнул. — … А эхо «…ую! …ую!» — изображать из себя здорового и тупого Нечипоруку всегда нравилось. — А в морду? — Это не ко мне, это к командиру! — ржал приятель, продолжая насмешничать. — Сема, к командиру за делом, а тебе по делам! — Да ладно ты, не дуйся. Что с рукой? Уже куда-то двинувшися Адамович, внезапно обернулся и, усмехаясь чему-то своему, не то процитировал, не то прокомментировал. — А ерунда, бандитская пуля. — Да не, царапина — сообщил Генрих спине командира. Начальство не ждало ответа. У него бывает иногда. Грустная такая улыбка и вроде обыденные слова, а за ними понятный только ему подтекст. Сема думал так же. Пихнул приятеля плечом и показал глазами на неспешно шагавшего командира. Оба пожали плечами и умастились на траве смотреть «фильму». Сергей обошел перекресток по кругу. Невзирая на суету и шум, стоявшие вблизи дома так и не «ожили». Ни луча света, ни одного любопытного лица. Выводы были грустные. Обыватель — запуган. Смертельно запуган. Заповедь «меньше знаешь, крепче спишь» вбита накрепко. Прибывшие машины с включенными фарами разместили по углам, отчего освещенный центр с внешним темным окружением и людской суетой внутри, полностью стал походить на съемочную площадку. Только «снимаемый фильм» был настоящим — смертельно реальным. Одна из машин развернулась фарами на ближайший дом, давая свет автоматчикам, едва не выбивавшим прикладами дверь: начинался «подворовой обход и опрос возможных свидетелей». Испуганные вскрики, плачь младенца, «Шевелись сука недобитая!», жалостливо-заискивающий лепет по-белоруски: «Не вем, пане, моцно спали…». В Серегином детстве про такие звуки говорили «кино и немцы». Здесь и сейчас не было кино, не было немцев… Сжав зубы, так что напряглись желваки, Адамович пошел прочь, к своим бойцам. В сопровождении бойцов охраны прибыл лично начальник областного МГБ. У него только закончился рабочий день. «Хозяин» работал до двух ночи. В любой момент может раздасться звонок из Москвы. Вот приходилось всем руководителям перестраивать свой рабочий график. Вольготно развалившись на удобной скамеечке у ворот, генерал слушал доклад майора Плаксина. — … К настоящему моменту удалось снять двадцать четыре листовки. На одном из трупов ещё шесть. Отпечатаны на пишущей машинке. Шрифт неравномерный. А значит, печатали с копиркой. Образцы сравним с имеющимися, но думаю, но большая вероятность, что это незарегистрированная техника. — Анализ текста? — Углубленный анализ сделаем позднее. Пока самое неприятное вот это, — подсветив фонариком, подвешенным за пуговицу шинели, прочитал, — «Яны прымушаюць нас забыць родную мову. Яны рвуць нашае краину и аддаюць нашыя земли иншым дзяржавам.» — После передачи ряда белорусских районов Польше такую реакцию прогнозировали. Что здесь такого? — Распространители. Эту реакцию ожидали от интеллигентов: учителей и прочих патриотов, это явные «лесники». Попробуем опознать, скорее всего «шуц» полиция или «железнодорожники». — Плохо. Очень плохо. Значит, сюда прибыл кто-то из идеологов. Надо ждать спонтанных выступлений. Распропагандируют местный молодняк, те и начнут идти в «последний и решительный». — Вы не обратили внимание на вторую фразу. Про язык. Политика русификации курируется лично «самим» через товарища Жданова. Так меня ориентировал полковник Лапин. Это сейчас наиболее важный вопрос. — Так мы что, в «цвет» попали? — Выходит что так. — Мне доложили — милиция отличилась? А мы «по хвостам» работаем. Головомойка обеспечена. — Тут есть «нюанс». — Плаксин держал театральную паузу. — Давай уж, не томи. Что там у нас хорошего в этой бочке дерьма. — Старшина милиции Шац наш секретный сотрудник. Последовала пауза, необходимая начальнику для изминения оценки ситуации. Соображал тот быстро: — И соответственно мы можем говорить об успешной плановой операции, предоотвратившей идеологическую диверсию врага. Сработали на опережение. Ай, хорошо как. Правда, живых не захватили — тут уж нам вставят, где было прикрытие, где страховка и так далее. НО ГЛАВНОЕ, мы сделали — предотвратили. С утра буду звонить генералу Цанаве, порадую. Молодец майор, молодец. Старшину представь на медаль. Герой, отличился. — Тут, товарищ генерал, ещё одна тонкость. Начальник управления поморщился. Вечно так. Всё хорошо и красиво, вот только разные мелочи извращают картину до неузнаваемости. Полуприкрыв глаза вопросительно посмотрел на подчиненного. — Понимаете, Шац еврей, и… — Майор неопределенно покрутил в воздухе рукой. — С фронта задолбало это: не спешите награждать евреев. Человек дело делает, а вместо поощрения мы ему национальность вспоминаем. — Политика. Причем высокая политика. — И перестраховка «как бы чего…» — проворчал генерал, поднимаясь. — Вообщем так: представить на медаль. И познакомь меня с ним. Человеку приятно будет. — Есть — козырнул майор и, повернувшись, поморщился. Подозрительная история. Скользкая личность этот старшина. Но играют теми картами, что выпали. Через калитку выскользнули Шац и Нечипорук. Когда они заметили идущее в их сторону начальство, приятели нырнули за забор. И весь разговор слушали, затаившись в паре метров. Сема все пытался радостно похлопать товарища по плечу. Медаль в мирное время — это событие!!! Встреча с генералом прошла тепло. Тот сразу озаботился перевязанной рукой и необходимостью госпиталя. Прибежавший фельдшер, непонимая толком, в чем дело, честно доложил, что ранение легкое и лечить можно амбулаторно. — Плаксин! А почему не доложили, что сотрудник ранен? — А тому и сказать нечего. Генерал получил нужную мелочь для доклада «один ранен». Все реально: была операция, задержавшееся прикрытие, которое накажут и раненый боец, сорвавший вражеский замысел. «Режисер» снял сцену. «Стоп! Снято!». Когда остались вдвоем в тиши двора Шац поведал Сергею полностью всю историю прогулки, тот долго давился от смеха. Тыкал в Генриха пальцем и, зажав рот, РЖАЛ. Тыкал пальцем, упоминал Белянина и Шмуля, и снова сгибался от хохота. Поздравить с обещанной медалью не удосужился. После всех событий старшине хотелось одного — спать… * * * Они уходили в темноту. Два парня и две девушки. Избитые и окровавленные хлопцы, нуждавшиеся в перевязке. Девочки от испуга находившиеся на грани обморока. Темная одежда помогала спрятаться, стать незаметнее. Но мешал предательский свет луны. Ветер расчистил затянутое с вечера облаками небо. Темная ночь превратилась в неяркие сумерки. На пустынных в этот ночной час улочках города Уладзимир и Янина, Данута и Марк были как подсвеченные софитом актеры на сцене. Дома, заборы, палисадники, кучки дров — всё это, без оживляющего движения живых существ, выглядело искусными декорациями спектакля или кино. Времени было крайне мало. Тот милиционер, что столь привычно жестоко расправился с бандитами, с минуты на минуту обнаружит причину ночного свидания. Этих молодых ребят и девчат связывала не любовь, как могло показаться. Нет. Симпатия да, но не более. Общими у них были любовь к Радзiме и вера. Любовь к родному краю и вера в необходимость действовать. По пустым улицам и проулкам петляла маленькая группа «Молодой гвардии» Беларуси. Студенты педагогической семинарии и молодые учителя. Они не будут бросать бутылки с зажигательной смесью в спящих врагов, и расстреливать предателей. Зачем? Юнные белорусские социал-демократы. Убеждение словом, листовкой, добрым примером…