Побродив по округе минут двадцать вспомнил — спирт! Там две фляги спирта и четверо ментов, с неустановленной стойкостью к огненной воде… Собрал ребят и, плюнув на секретность, сообщил, что нам предстоит делать в ближайшие недели. Народ впечатлился. Организацию обороны на местности все представляли. Маскировка тоже не вызывала вопросов. Но как делать все это не привлекая внимания? Начать решили с наблюдения. Теперь вся жизнь группы была регламентирвана сменами наблюдателей. Круглосуточными. Хорошо там, где нас нет, потому, что там нас нет. В который раз убеждаюсь в правдивости этой житейской мудрости. Прибываешь на новое место — всё кругом такое непривычное и иное. Даже ты сам какой-то другой. Словно тебя высветил прожектор. Но проходит день — два и снова обыденность жизни берет своё. Появляется ритм и регламент каждодневных действий. Я составил трехчасовой график. Необходимо было наладить наблюдение за вёской и окрестностями. Как бы хорошо ни поступили «лесовики», отогнав «бандеровцев», но враждебная Советской власти суть, у них не изменилась. «Лесовиками» мы окрестили местных то ли партизан, то ли просто бандитов. В каждом слове заложена эмоционально-смысловая составляющая. Даже здесь у меня из головы не выходят изменения, произошедшие со словом «голубой» Сколько там тех лет прошло — двадцать? Меньше? Красивый цвет в сознании молодежи стал вызывать неприязнь. В русском языке для извращений существовало презрительно-оскорительное «мужеложец», и оскорбительно-ругательное «педераст». Словно по команде вместо них все СМИ — телевизор, радио, газеты — заменили «мужеложца» непонятно-нейтральным «геем». «Педераст» — перевернулся в снисходительно-стеснительного «голубого». Эта замена для меня стала выразителем успешной идеологической акции ещё и потому, что это использован цвет Богородицы — покровительницы России. Я не знаю, верил ли в Бога Сталин, но икона Казанской Божьей Матери облетела на самолете Ленинград. И, несмотря на неимоверные потери, несмотря на голод и лишения город выстоял в блокаде. Кто в двухтысячных заметил эту подмену? В Российской империи мировоззренческим стержнем была религия и положения «Нагорной проповеди» В СССР мы верили в коммунистическую идею и жили по «Моральному кодексу строителя коммунизма». Что осталось в Российской Федерации? Ничего. Марксистскую идеологию стало модным презирать, для веры в Бога нужно с раннего детства молиться вместе родителями. Деидеологизированное общество. Чей-то чудовищный эксперимент над большой страной… «Ориентир «Куст» двести метров, направо ориентир «Слива» двести двадцать метров»… Выщербленной линейкой и химическим карандашом я чертил «Карточку наблюдателя» предаваясь то ли тоске по прошлому будующему, то ли вновь ковыряя «больной зуб» попаданчества — как изменить историю, не будучи сверхнавороченным знаниями и навыками обычным человеком. На кухне «сын степей» и «куркуль» чистили картошку и спорили, нужен ли нам глухой забор. Азамат в принципе не понимал: зачем тот нужен. Сема горячился: как это соседи увидят, что делается во дворе. Иваныч с Генрихом оборудовали НП: проделывали и маскировали в дранке крыши щели для кругового наблюдения. «Забор — обсудить с Генрихом, начать копать блиндаж, нужны мешки для земли, обложить изнутри сооружения — этим усилим защиту. Что делать со связью? Сейчас вроде «телефонный режим» киллометров на пятнадцать, для «телеграфного» нужен радист… Сколько продержимся при нападении? А смысл, без оповещения? Значит надо готовить отход и прорыв в город лесом. Генриху ещё один головняк — проложить маршрут» — механическая работа выбила хандру и заставила сосредоточиться на решении планируемых задач. — Васильич там уборщица пришла, спрашивает, когда на работу ей приходить? Да что ж это за жизнь… В такую рань такая… дрянь. Я спросонья никак не могу понять, о чём меня спрашивает «дежурный» — Сема. — Какая уборщица, ты о чем? — Да такая симпатичная, зовут Ганна, дочь того мужика с хутора, Юзепа. — Юзеп? Не знаю, кто такой? — Да его Плаксин ещё чуть не посадил. — Язеп что ли? Ну, ты Сема, и лингвист… — Сам ты это слово. Не оскорбление? — Нет. — Я вздыхаю о пропавшем сне. — Ну тогда иди разбирайся. Эти деревенские, тьфу, вясковские, задолбали своими привычками. У них утро, когда нормальные люди ещё спят. Но… В чужой монастырь… Иду, разбираюсь… Плаксин, сволочь гэбешная, подсунул мне в тихую хорошую «свинью». По штату ментам убираться «н-ии-ззз-яяя». Им по штату уборщица положена. Так он, «учитывая слабую профессиональную подготовку» подстраховался. Завербованную дочь хуторянина определил к нам на работу. Генрих был в курсах, но замотавшись — забыл сказать. И вот та приперлась «с утра». Интересно, если ей сказать, что приходить надо часа в три, она среди ночи припрется? Хотя о чем это я? Когда они коров доят-то? Вроде в четыре[55]. Так что, пришлось ей очень тшательно объяснять про утро в десять часов. Шац ещё передал указание майора: «Ни в коем случае не допускать даже намеков, типа «приходи на сеновал». Оказывается бабы, могут курирующего таким способом «развести». И всё. Служебным отношениям конец. Они становятся полностью неуправляемыми. Интере-е-сный опыт у гэбэ. Вот интересный момент, отличающий известное поколение мне советских людей от поколения сороковых. Для них нет сомнений в правильности отданных распоряжений. Словно всех их воспитывал старшина из анекдота: «А кто не хочет носить «люминий», тот будет таскать «чугуний». Непомерный объем работ по созданию ООП компесировался для них неопределенностью сроков. Представляю, сколько бы вытрепали прапора нервов в известной мне армейской среде на теме: «Как построить таким количеством, не снимая текущих задач?» А здесь сказали сделать — будем делать. Начинать решили с плотного забора. Нечего всем видеть, что и как. Да и сохранность стройматериалов обеспечивается. Как гласит христианская заповедь «не введи во искушение». По окончании работ разберем, уберем территорию, пройдемся по маскировке… Что будут красть, мы поняли, когда ровные такие колышки, размечающие будущее ограждение ночью частично сперли. Наблюдатель засек странные шорохи и тени, но пока спускался — воров уже не было. При этом замки в вёске редкость: так щеколда, засов. Это событие заставило задуматься на тему «Кто мы для вясковцев — свои или чужие? Или чужую собственность красть нельзя, а «государственное» — ничьё?». Провода же со столбов прут. Но зачем и кому понадобились колышки? Вот кто бы нам объяснил. Версий не было ни у кого и никаких. А ещё «милиция» называемся. По нашей основной специальности нас пока не напрягали. Так, пара пьяных драк парней на местном варианте «танцев». Мы их закрыли до утра в обезьяннике, а утром они под чутким руководством Азамата чистили конюшню. Вот мне ещё головная боль — корма. Лошадей постоянно сеном не кормят. Нужно зерно. А где и как брать? Не фига не знаю. Парни напустили тумана: «а давай как на фронте, децентрализовано заготовим…». Мне показалось, что это вариант реквизиции. Сейчас же не война. Могут и по шапке, пардон, фуражке настучать. Ещё одна мысль не давала мне покоя — странное несоответствие криминальной обстановки — в городах ночью жуть. И сонное спокойствие в глубинной вёске, не дотянувшей даже до гордого звания «райцентр». Мысли о «голоде», «страшном голоде сорок шестого», вызывавшие во мне чувство горестного бессилия все последние месяцы, здесь на Западной Беларуси получили иное направление. С питанием каких-либо особых затруднений не имелось. Молока было хоть залейся. Да ещё по ценам, не дотягивавшим до категории «смешные». Иваныч, ставший нашим «кормильцем» всё никак не мог понять «почему такие цены», пока я, хлебнувший капитализма, не объяснил ему, выросшему при социализме, принципы ценообразования для вясковцев. Мы для них начальство, от которого в любой момент можно ждать или «плюху», или «плюшку». Так зачем давать дорогую взятку потом, когда можно заранее «наладить отношения»? С моей дурацкой шутки к нему и прилипло — «Взяточник». Теперь у нас без неофициального позывного был только Генрих. Командир, куркуль, степняк, взяточник… Картошки тоже хватало. Мы тут вынужденно «субботничали» — убирая выращенный нашими предшественниками урожай. Огородик был очень не слабый: гектар, если не больше. Сложнее ситуация с мясопродуктами. Беда была с солью. Скот забивали только в морозы. Иначе не сохранить. Порой мне казалось, что привези мне начальство не спирт, а пару мешков соли эффективность была бы выше. Соседи предлагали «пальцем пханой» колбасы, домашней то есть. Но после одного случая… Для ознакомления с местностью, я распорядился изучать окрестности «пешим по танковому». Теперь под вечер, в качестве отдыха, часа по два «пара» ходила по всей вёске изучая её на предмет как обороны, так и атаки. Около одного из подворий моё внимание привлек неприятный запах. На ветерке под навесом висел кусок свинины, у которого вился приличный рой мух. В куске то ли вяленого, то ли притухшего мяса копошилось несколько белых червей! Нам с Семой поплохело. Это нельзя было, не только есть, но и видеть! Из мяса, выковыряв предварительно червей делали… колбасу! Это нам любезно пояснила вышедшая хозяйка. М-да, столь мало аппетитное зрелище я не видел даже на мясокомбинате в достославные курсантские времена. Здесь, в командировке, я совсем забыл о днях недели и числах месяца. Дни считались по тому, что сделано или предстоит сделать. И вот теперь я знаю — сегодня суббота… — Товарищ командир! Там люди и шум, сильный! Дежуривший ночью Азамат был не на шутку взволнован. Потерев лицо, сгоняя остатки сна, я одевался как по «тревоге». — Подымай ребят. Команда «к бою». Свет не зажигать. Пользуйтесь тем, что есть. По-тихому на места. Я наверх. На въезде явно что-то происходило. Лошади, голоса людей, огоньки… Нападение? В открытую? Не блокировав возможное противодействие? Ню-ню… Само здание отделения я сразу решил не защищать. Без толку. Сожгут гранатами, фаустами, винтовочными гранатами. Основной точкой обороны сделали сарай. Из него прокопали небольшой ход в бок. Там оборудовалась огневая точка для круговой обороны. Пока замаскировали мешками с якобы картошкой, на самом деле с утрамбованной землёй. Нерешенным оставался вопрос с подсветкой атакующих. Прикинули: куда пускать осветительные ракеты, но если со стороны огородов было просто, то со стороны строений «тени» оставались невыясненными. Нас было всего пятеро. и Сема с пулеметом «на круговом». Мы с Шацем в десяти метрах на фланге, там замаскировали досками с дерном окоп за колодцем. Азамат в погребе на специальной подставке оборонял со стороны огорода. Это направление было наименее вероятным для нападения. Голое место. Оттуда даже ботву выгребли. Не фиг давать врагу укрытия, даже призрачные. Минут пятнадцать ничего не происходит. Двадцать минут. Двадцать пять… Что за дела? Они будут нападать или нет? Боевой запал начал сходить на нет. Ставлю Нечипорука на фланг и сам с Шацем выдвигаюсь в сторону окраины. Улицы почти пустынны. Тишина. — Оружейной смазкой не пахнет, оружие не брякает. Там у протоки третий костерок зажгли. Здесь что-то не так. — Почти шепчет, сблизившись со мной старшина. Ничего не понимаю. Что за чертовщина? Выдвигаемся по теням к крайнему зданию — пивной. Подул прохладный холодный ветерок, предвестник скорого рассвета. Замычала корова, её упершуюся, на веревке тянул, матерясь не по-русски, расхристанный мужик. — Шац я пошел к этим, Ты если что, прикроешь. Оставил ему автомат, один пистолет сунул сзади за ремень, второй придвинул в расстегнутой кобуре поудбнее… Заметив меня, люди здороваются: «Привитання, пане!». — Здравствуйте граждане! Что тут за шум? — Ды сення, суббота. Кирмаш… — Проинформировал меня, удивленный такой неосведомленностью парень с шевелящимся мешком, где, скорее всего ожидал продажи поросенок… «Твою мать, где твоя голова командир гребаный. Заходил же вчера этот плюгавый… внюк, председатель сельсовета, говорил что-то про «порядок бы обеспечить…». Мы тогда с Азаматом обсуждали возможные позиции минометов, наших и атакующих. Для наших нужно, оказывается, учитывать близость превышающих предметов, иначе акустическая волна выстрела так шарахнет — никакого противника не надо. Блин. Век учись — дураком помрешь. Ну что же, ночную тревогу давно необходимо было провести. Ребят жалел. Да жизнь мудрая, сама об этом позаботилась. Поржали, разобрали, что не так. С дежурным освещением проблема. Окопались не до конца. Сёме явно не по росту. Гранаты забыли приготовить. Но это уже потом. По быстрому перекусив, теперь уже вместе со «спецом по рыночным отношениям» Николаем Ивановичем, отправились «бдить» на «суботний кирмаш». Идти совсем без оружия — неоправданный риск. Идти с автоматами — показать «лесовикам», что их бояться. Потому решил оставить на виду «наган» и оба «ТТ». А скрытно добавили: мне — «Вальтер П-38», Шацу — «доставшийся по случаю» «Вальтер ПП». Оба удобны для скрытого ношения, оба самовзводы. В скоротечном огневом контакте это приличное преимущество. Правда, с прицельной дальностью у них не совсем «гут». Но для условий многолюдья это не существенно. Ярмарка из «Кубанских казаков» и местная. Никаких совпадений. Яркие сочные краски осени. Запах земли, молока, навоза, яблок, табака… Негромкий шум говорящих одновременно десятков людей, мычания коров, внезапный визг поросенка, постукивания и скрип…