Это был лорд Эрнест Белвилл. Его коротко подстриженные серо-стальные усы светились в темноте над оскаленными зубами. В его руке сверкнула пара наручников, и прежде, чем я успел что-то предпринять, один из них защёлкнулся на моем правом запястье. – Иди за мной, – приказал лорд Эрнест, показывая мне револьвер, – а теперь подождём твоего друга. И помни, что единственный звук, похожий на предупреждение, будет стоить тебе жизни! С этими словами мерзавец подвёл меня к мостику, который я только что пересёк вместе с Раффлсом, и приковал меня к перилам на полпути через пропасть. Перила больше не казались мне тёплыми, они были ледяными, как и кровь в моих жилах. Итак, этот высокопоставленный лицемер обыграл нас в нашей же игре и Раффлс наконец-то встретил достойного соперника! Мне была невыносима мысль о том, что Раффлс сейчас старается ради меня внизу, а я не могу предупредить его о предстоящей беде. Как можно было сообщить ему об этом, не разбудив всех жителей нашей улицы? Я дрожал на этом жалком мостике, прикованный, будто Андромеда к скале, между двумя чёрными безднами – под ногами и над головой. А перед моими глазами, теперь привыкшими к темноте, стоял лорд Эрнест Белвилл, ожидая, когда появится Раффлс с полными руками и ничего не подозревающим сердцем! Взятый врасплох подобным образом, даже Раффлс станет лёгкой добычей отчаянного преступника, не уступающего ему ни в уме, ни в мужестве, которого он смертельно недооценил с самого начала. Я ни на секунду не задумался, как такое могло произойти, меня беспокоило лишь то, что должно было случиться дальше. И то, что произошло, было хуже всего, что я мог предположить, потому что сначала вспыхнул свет в начале лестницы, и за этим появился Раффлс… в одной лёгкой рубашке с закатанными рукавами! Он не только держал свечу, что делало его идеальной мишенью, он ещё и снял свой жилет и пиджак внизу, его руки были полны вещей, но он был безоружным. – Где ты, старина? – спросил он в темноту, ослеплённый собственной свечой. Он сделал несколько шагов в сторону Белвилля. – Это не ты, не так ли? И Раффлс остановился, высоко подняв свечу, в другой руке у него был складной стул. – Нет, я не ваш друг, – ответил лорд Эрнест небрежно, – но попрошу вас оставаться на месте и не опускать эту свечу ни на дюйм, если, конечно, вы не хотите, чтобы ваши мозги разметало по округе. Раффлс не промолвил ни слова и на мгновение замер. Ровное пламя свечи свидетельствовало как о безветренной ночи, так и о лучших нервах Европы. Затем, к моему ужасу, он хладнокровно наклонился, поставил свечу и стул, сунул руки в карманы, так спокойно, будто на него была нацелена детская игрушка. – И почему вы не выстрелили? – спросил он высокомерно, выпрямляя спину. – Испугались шума? Я бы тоже испугался на вашем месте, с такой-то старой моделью револьвера. Он может быть хорош где-нибудь в поле, но не на крыше глубокой ночью! – Однако я всё же выстрелю, – ответил лорд Эрнест столь же спокойно и без вызова, – и рискну нашуметь, если вы немедленно не вернёте мне мою собственность. Очень приятно, что слово «моя» не вызвало возражений, – продолжил он после небольшой паузы. – Нет более высокой чести, чем та, которая существует или должна существовать среди воров. Стоит ли говорить, что я узнал в вас собрата. Но не сразу! Вначале я и правда поверил, что вы один из тех умных детективов, о которых пишут в дешёвых журналах. Но чтобы сохранить иллюзию, вы должны были обеспечить себя достойным лейтенантом. Это он выдал вашу игру, – хихикнул негодяй, на мгновение отбросив манерный стиль речи, который предназначался для усиления нашего унижения. – У умных детективов не бывает таких наивных помощников. Кстати, можете о нём не волноваться, сбрасывать его вниз не было необходимости. Его нельзя услышать, но можно увидеть, если посмотреть в правильном направлении. Но ваш друг виноват не во всём. Не он, а вы пришли к убеждению, что я ушёл через окно. Видите ли, я был всё это время в ванной комнате, и дверь оставалась открыта. – Вот как, в ванной? – спросил Раффлс с профессиональным интересом. – И вы последовали за нами через парк? – Конечно. – А потом в кэбе? – А после – снова пешком до этого места. – Самая простая отмычка позволила бы вам войти через главный вход. В свете стоявшей между ними свечи я увидел, как лорд Эрнест улыбнулся. – Вы догадались обо всём, – сказал он. – Теперь нет никаких сомнений, что вы мой собрат. Не удивлюсь, если образцом стиля для нас обоих явился один человек. Вы не были знакомы с А. Дж. Раффлсом? От внезапности его вопроса у меня перехватило дыхание. Но Раффлс и бровью не повёл, отвечая: – Очень близко. – Это много говорит о вас, – улыбнулся лорд Эрнест, – как и обо мне, хотя я не имел чести встретиться с мастером лично. Не мне судить, кто из нас более талантливый ученик. Но, учитывая то, что ваш друг сейчас прикован наручниками между небом и землёй, а вы сами – у меня на мушке, вы согласитесь со мной в том, что у меня есть определённое преимущество? – с этими словами его лицо расплылось в усмешке, я рассмотрел его уже не в свете свечи, а при вспышке молнии, которая разорвала небо пополам. – Да, у вас есть небольшое преимущество, – согласился Раффлс, – но вам ещё предстоит забрать ваше, или же наше, краденое имущество. Вам не нужно стрелять в меня, чтобы получить его. Если вы решите покончить с кем-то из нас двоих, это будет значить, что вы выбрали для себя судьбу жестокого и опороченного человека. Одна лишь мысль о том, что будет с вашей семьёй, должна убедить вас в том, что подобная игра не для вас. Час или два назад, когда ситуация была противоположной… Остаток слов Раффлса заглушил раскат грома, который последовал за очередной молнией. Он был оглушающим, и стало ясно, что гроза приближается к нам с невероятной скоростью, но как только последнее эхо утихло, я вновь услышал голос Раффлса, который продолжал говорить, как будто и не останавливался. – Вы предлагали нам долю, – говорил он. – Если вы не собираетесь убить нас здесь и сейчас, стоит повторить это предложение. Как враги мы можем быть очень опасными, гораздо лучше сделать нас друзьями. – Ведите меня в свою квартиру, – сказал лорд Эрнест, махнув револьвером, – возможно, что там мы придём к согласию. Думается мне, что я буду диктовать условия, одно из них в том, что мне не хочется промокнуть здесь до нитки. Пока он говорил, начался сильный дождь и при вспышке второй молнии я увидел, что Раффлс указывает на меня. – А как же мой друг? – спросил он. В этот момент снова раздался гром. – О, с ним всё в порядке, – сказал он, – пусть подождёт здесь! Вы же не думаете, что я позволю вам напасть на меня вдвоём, когда мы войдём в квартиру! – А я не могу позволить, – возразил Раффлс, – оставить моего друга здесь в эту кошмарную ночь. Тем более, он всё ещё не до конца восстановился после вашего удара. Я не глупец и не осуждаю вас за это, но если вы оставите его здесь, то вы не тот, за кого я вас принимаю. Если он будет здесь, то и я не двинусь с места. Пока Раффлс говорил, мне стало казаться, что его голос звучит всё ближе ко мне. Но в этой кромешной темноте и потоке дождя я ничего не мог разглядеть. Ливень уже погасил свечу. Я услышал брань Белвилла и смех Раффлса. Раффлс пробирался ко мне, а его оппонент даже не видел, куда стрелять. Это всё, что я мог понять в шуме невидимого дождя, прежде чем вновь сверкнула молния, и ударил гром. И вот! На сей раз вспышка и грохот слились в одно и до смертного часа я не забуду сцену, произошедшую в свете молнии и под аплодисменты грома. Раффлс стоял на одном из парапетов над пропастью, через которую был перекинут мой мостик, и при мгновенном освещении он перескочил её столь же легко, как садовую дорожку. Ширина была примерно та же, но глубина! Молния на миг осветила дно колодца, оно казалось не больше ладони. Раффлс хохотал рядом со мной. Он крепко держался за перила. Сейчас его ноги прочно стояли на мосту. А вот лорд Эрнест Белвилл на долю секунды опоздал воспользоваться светом, и прыжок его оказался на полфута короче. От удара наш мостик загудел как струна арфы. Под нашими ногами послышался полувсхлип, полувздох и затем звук далеко внизу, но его я предпочту не описывать. Я не уверен, что смогу подобрать точное сравнение для него. Мне достаточно и того, что я всё ещё могу отчётливо слышать его в воспоминаниях. Сразу за этим отвратительным звуком раздался гром, и яростная вспышка показала нам тело нашего врага далеко внизу – белая ладонь, раскрытая, как морская звезда, и неестественно вывернутая голова. – Он сам виноват во всём, Банни. Невезучий мерзавец! Пусть его и нас простят в следующем мире, а сейчас соберись. Это хорошо, что ты не можешь упасть. Подожди меня одну минуту. Я чётко помню ярость погоды, которая бушевала, пока Раффлса не было. Других звуков я не слышал. Никто не открыл окно, не прозвучал ни единый голос. Вскоре вернулся Раффлс с водой и мылом, он помог мне освободиться от оков тем же способом, каким снимают тесное кольцо с пальца. Из всего остального я помню, как дрожал до утра в тёмной спальне, а мой инвалид впервые исполнял роль медбрата, а я его пациента. На этом и заканчивается история о том, как мы поймали одного из наших собратьев, и я поведал вам всю правду об этом. Мне очень неприятно изображать Раффлса виновным во всём, что случилось, но так оно и было. Я не испытываю никакого удовольствия и от описания собственного двойного унижения и того, как я, хотя и весьма косвенно, способствовал смерти не чуждого нам по духу грешника. Правда, однако, имеет определённые достоинства и многочисленные родственники почившего лорда Эрнеста вряд ли сильно пострадают от её разглашения. Похоже, что они знали больше о реальном характере апостола Рационального Питья, чем было известно в Эксетер-Холле. Трагедия действительно замалчивалась, как и все трагедии в таких кругах. Но просочившийся-таки слушок о том, какого рода делами занимался несчастный проходимец, когда встретил свою смерть, утихнет ещё не скоро и он уже серьёзно подорвал доброе имя некоторых самых респектабельных квартир в Кенсингтоне. Старое пламя I Название площади я здесь не укажу, но если вы поедете прямо на запад от Пикадилли, кэбмен в конце концов найдёт её слева и будет вам благодарен за два шиллинга. Это не фешенебельная площадь, но здесь есть дома с прекрасными садами, а студии на южной стороне выделяются своей архитектурой. Дома, однако, маленькие и мрачные, и малопривлекательны для джентльмена в поисках жилья. Видит небо, что у меня не было подобных мыслей, когда я притащил туда Раффлса в один неудачный вечер в самом конце сезона, когда доктор Теобальд наконец согласился приобрести инвалидное кресло, на покупке которого я настаивал уже давно. Листья деревьев шелестели в зелёном саду, а прохладные, ровные газоны выглядели столь привлекательно, что я подумал, не попросить ли у какого-нибудь местного филантропа ключ от его сада. Но Раффлс не только отмахнулся от меня, когда я попытался было это предложить, но, хуже того, он задумчиво смотрел на маленькие домики. – Какие балконы, Банни! Стоит закинуть ногу и ты уже там! Я выразил убеждение, что здесь не будет ничего стоящего для нас, одновременно возобновляя движение. – Ты наверняка прав, – вздохнул Раффлс. – Предполагаю, что у них есть кольца и часы, но даже их будет сложно забрать у людей, которые живут в столь маленьких домах. Но всё же даже не знаю… А вот этот дом хранит особую историю. Остановись, Банни! Если ты сейчас же не остановишься, я схвачусь за ограду! Вот это хороший дом. Ты только посмотри на эту дверную ручку и электрический звонок. Жильцы потратились, чтобы установить всё это. Здесь есть неплохие деньги, мой кролик! Бьюсь об заклад, что у них серебряный стол в гостиной. А ещё и окна открыты. Чёрт возьми, да у них электрическое освещение! Раз уж я обязан был остановиться, я сделал это на другой стороне улицы, в тени палисада, и пока Раффлс говорил, окна на первом этаже осветились и показали симпатичный маленький обеденный стол, за которым сидел мужчина с бокалом вина, и виднелась спина дамы в вечернем платье. Эта сцена была будто спроецирована волшебным фонарём на экран. Их было только двое, сияющий серебром стол был украшен цветами, а горничная ждала указаний с видом отличной прислуги. Определённо, дом был хорош. – Она собирается опустить шторы! – прошептал Раффлс в сильном волнении. – А нет, черт их побери, они сказали ей не делать этого. Отметь её ожерелье, Банни, и его кольцо на пальце. И посмотри на его лицо, вот же мерзавец! Но как же мне нравится стол, и это явно заслуга госпожи. У неё есть вкус, а у него есть деньги. Видишь картину над буфетом? Выглядит как работа Жака Сайара. Но этот серебряный стол уже стоит того, чтобы зайти к ним. – Перестань, – заявил я. – Ты в инвалидном кресле. – Но они увлечены ужином! Считай, что нам подали мяч к ногам. Нам хватит и одного удара! – Ты собираешься ворваться туда, когда у них окна не зашторены и повар орудует на кухне под ними? Он лишь кивнул, наклоняясь вперёд в своём кресле и хватая руками плед, укрывающий ноги. – Ты спятил, – возмутился я и попытался отвезти его подальше, но кресло сдвинулось с места слишком легко. – Не потеряй плед, – послышался тихий голос с середины дороги, где уже стоял мой инвалид с озорным лицом, черты которого были тверды и решительны. – Я лишь посмотрю, есть ли у этой женщины серебряный стол. – Он нам не нужен. – Это займёт от силы минуту. – Это просто сумасшествие! Сумасшествие! – Тогда не жди меня! Это было так похоже на него – оставить меня подобным образом, и я уже было ушёл оттуда, но моё собственное слово навело меня на мысль. Я сказал, что он «спятил» и, если надо, я действительно могу этим воспользоваться. Мы отъехали совсем недалеко от дома. Наши личности легко проверить, спросив о нас на ближайшей улице. Я могу направить их к доктору Теобальду. Он подтвердит, что это господин Матурин, а я его помощник, на что я замечу, что он никогда прежде не сбегал от меня. Я уже представил, как на пороге их дома пытаюсь объяснить ситуацию, показывая на пустое инвалидное кресло, пока их служанка бежит за полицейским. Конечно, для меня ситуация будет более плачевна, чем для моего подопечного. Я могу потерять работу. Нет, он никогда раньше не делал ничего подобного, и я обещаю, что подобное не повторится. Мысленно я видел, как тащу Раффлса к его инвалидному креслу, попутно отчитывая его строгим голосом. И слышал, как он шёпотом благодарит меня по пути домой. Этот случай будет первым, когда я поистине спасу Раффлса от неприятностей, и я даже хотел, чтобы это произошло, настолько я был уверен в каждом своём шаге. Моё отношение к происходящему сменилось на противоположное, когда цепь моих размышлений привела к ясному плану. Я был уверен в том, что предприму, и поэтому мог без лишнего опасения наблюдать за Раффлсом. И было на что посмотреть. Он уверенно, но бесшумно шагнул к входной двери, где чуть подождал, готовый позвонить, если дверь откроется, а если кто-то появится в поле зрения, сделать вид, что уже позвонил. Но ему не пришлось нажимать на кнопку звонка. В одну секунду его нога оказалась на почтовом ящике, а левая рука на притолоке двери. И хотя я был его давним сообщником и имел наготове отличное объяснение, я заволновался! Крепко вцепившись левой рукой, он откинулся назад, перенеся на неё весь вес, вытянул до предела правую руку вверх и наружу и благополучно ухватился за край низкого балкончика. Я отвёл глаза и глубоко выдохнул. Служанка убирала со стола в освещённой комнате, а площадь всё ещё была безлюдна. Какое же счастье, что сейчас был конец сезона! Во многих домах было темно. Я вновь перевёл взгляд наверх и увидел, как Раффлс перекидывает левую ногу через балконные перила. В один миг он исчез в одном из выходящих на балкон окон до пола, а в следующий – включил в комнате электрический свет. Не лучшая идея, но так я хотя бы мог видеть, что он делает. Но венец глупости был ещё впереди. Всё это безумное и бессмысленное действо было разыграно, как я сразу понял, а он потом признался, ради единственного зрителя – меня. Безумец вновь появился на балконе, театрально поклонившись, как шут – в чёрной маске! Я было двинулся прочь с пустым инвалидным креслом, но вернулся. Я не могу бросить дорогого Раффлса, даже если бы хотел этого, но я должен буду попытаться объяснить и его маску, если он не догадается снять её вовремя. Это будет сложной задачей, но мне придавало оптимизма то, что ограбления не часто начинаются с прогулки в инвалидном кресле, а остальное пусть объясняет доктор Теобальд. Тем временем Раффлс, по крайней мере, отошёл от балкона, и теперь я мог видеть только его голову, пока он заглядывал в кабинет по другую сторону комнаты. Это было похоже на оперу «Аида», в которой одновременно исполняются две сцены: одна в подземелье, другая в храме над ним. Точно так же моё внимание теперь разделилось между Раффлсом, скрывающемся в верхней комнате, и супружеской парой за столом внизу. Внезапно, когда мужчина, пожав плечами, вновь наполнил свой бокал, женщина встала со стула и направилась к двери. Раффлс стоял наверху у камина. Он взял одну из фотографий в рамке с каминной полки и изучал её сквозь прорези своей дурацкой маски, которую он всё ещё не снял. Похоже, она ему понадобится. Леди вышла из комнаты, закрыв за собой дверь, а её муж ещё раз наполнил свой бокал. Я бы предупредил Раффлса криком, чтобы прервать гибельное для него созерцание фотографии, но именно в этот момент, как назло, по нашей стороне площади неспешно вышагивал не кто иной, как констебль. Всё, что мне оставалось, это грустно посмотреть на инвалидное кресло и спросить у констебля который час. «Видимо, меня продержат тут всю ночь», – обронил я и только когда эти слова сорвались с моих губ, я понял, что они уничтожили заготовленные мною варианты объяснения происходящего. Осознав это, я похолодел. К счастью, враг шёл по тротуару, с которого он мог увидеть разве что потолок гостиной, если бы решил взглянуть в сторону дома. Он отошёл ещё не слишком далеко, когда женщина открыла дверь в гостиную и ахнула так громко, что я услышал её на другой стороне улицы. И никогда мне не забыть последующую сцену в освещённой комнате с низким балконом и французскими окнами. Раффлс стоял лицом к лицу со смуглой красавицей, профиль которой – такой, каким я увидел его впервые в электрическом свете – вырезан в моей памяти, словно камея. Безупречная линия лба и носа, короткая верхняя губа, идеальный подбородок – черты, которые чаще можно увидеть в мраморе, чем во плоти. Она и стояла недвижно, как мраморная, а точнее, светло-бронзовая, ибо таков был цвет её кожи и, насколько я мог видеть, она ничуть не побледнела, не задрожала, лишь грудь её поднималась и опускалась. Так она стояла, не дрогнув перед грабителем, который, мне думается, первым мог бы оценить её храбрость. Я был настолько этим восхищён, что не мог понять, как Раффлс не смутился перед такой смелой женщиной. Но так не могло долго продолжаться. Женщина презрительно смотрела на него, а он стоял неподвижно, держа в руке фотографию. Затем быстрым решительным движением она повернулась не к двери или звонку, а к открытому окну, через которое вошёл Раффлс. А ведь этот проклятый констебль был всё ещё рядом! До сих пор оба молчали, но тут Раффлс что-то тихо произнёс и при звуке его голоса женщина обернулась. Раффлс смиренно смотрел на неё, сорвав маску. – Артур! – вскрикнула она так громко, что её можно было услышать посреди площади. Потом они стояли, вглядываясь друг в друга, без единого движения, а немного погодя открылась и с грохотом захлопнулась входная дверь. Это вышел из дома её муж – отличная фигура, но притом испитое лицо и чрезмерно осторожная походка человека, старающегося сохранять равновесие. Он разрушил очарование момента. Его жена подошла к балкону, обернувшись, посмотрела в комнату, затем снова вслед мужу, и на этот раз я смог разглядеть её лицо. Это было лицо человека, переводящего взгляд с Гипериона на сатира. И затем я увидел, как кольца на её руке вспыхнули, когда она нежно положила руку на плечо Раффлса. Они исчезли, и я не мог больше видеть их в окне. Их головы мелькнули на секунду в другом окне. Затем они скрылись из виду, и в глубине дома светом озарился уже другой потолок. Они ушли в дальнюю гостиную, за пределы моего обзора. Служанка принесла кофе, но хозяйка поспешила забрать поднос у двери и вновь исчезла. На площади по-прежнему было тихо. Я постоял ещё несколько минут, не двигаясь с места. Пару раз мне показалось, что я слышал их голоса из дальней гостиной. Но мне могло и показаться.