На лестнице стоял тучный мужчина со светлыми усами, одетый в такую же пижаму, как и мальчики. – Что вы здесь делаете? – спросил он. – На ваш дом было совершено покушение, – взял я на себя роль переговорщика, всё ещё окрылённый вдохновением. – Ваши сыновья… – Мои ученики. – Верно. Ну, они услышали звуки взлома, прогнали воров и помчались в погоню. – А когда вы вошли? – спросил он, спускаясь к нам. – Мы проезжали на велосипедах мимо вашего дома, и я увидел, как один из них выскочил из окна вашей кладовой. Я думаю, что он перелез через стену. В это время вернулся запыхавшийся мальчик. – Его нигде не видно, – выдохнул он. – Значит, это правда, – заметил их учитель. – Взгляните на дверь, – сказал я. Но, к сожалению, мальчик тоже посмотрел на дверь, а теперь к нему присоединились и другие запыхавшиеся юнцы. – Где Бифи? – закричал он. – Что с ним случилось? – Ребята, – обратился к ним наставник, – Кто-нибудь из вас может объяснить, что вы делали всё это время, и какую помощь вам оказали эти джентльмены? Все внутрь, пока не попали в большие неприятности. Я вижу, вы расположились в классной комнате. У вас там была пирушка? – Абсолютно невинная, сэр, – сказал поджарый молодой человек, у которого усы были гуще, чем у меня. – Ну-ну, Ольферт, мальчишки есть мальчишки. Давайте вы расскажете обо всём, что произошло, прежде чем мы перейдём к обвинениям. Старая пословица была для меня первым предупреждением. Я заметил, как двое молодых людей, обмениваются взглядами, многозначительно подняв брови. Но их тучный, спокойный наставник кинул в мою сторону столь обнадёживающий взгляд, полный мягкого юмора, каким смотрят друг на друга люди, умудрённые жизнью, что усомниться в отсутствии подозрений на наш счёт было трудно. Но я всё равно с нетерпением ждал возможности уйти. Ольферт подробно поведал обо всём с юношеской прямотой. Это правда, что они спустились сюда поиграть в карты и покурить. Невозможно было отрицать и то, что в стаканах виски. Теперь уже все мальчики собрались в классной комнате, я думаю, чтобы согреться, а поскольку мы с Раффлсом были в бриджах и норфолкских куртках, то, вполне естественно, остались снаружи, а их военный наставник (обутый в шлёпанцы) стоял на пороге, поглядывая в обе стороны. Чем больше я смотрел на этого человека, тем больше я испытывал к нему смесь уважения и страха. До сих пор он больше всего досадовал на то, что они не позвали его, когда услышали шум и тем самым желали лишить его развлечения. Но он казался больше обиженным, чем сердитым. – И вот так, сэр, – закончил Ольферт, – мы оставили старину Бифи Смита, ухватившегося за руку грабителя, а с ним – вот этого джентльмена, так что, возможно, он может рассказать нам, что произошло дальше? – Я и сам хотел бы это знать, – взревел я, когда все взгляды обратились ко мне, ведь у меня было время подготовиться к вопросам. – Вы, наверное, слышали, как я сказал, что приведу моего друга с дороги? – Да, я слышал, – пропищал один из них. – Когда я вернулся с ним, всё было так, как вы можете видеть сейчас. Очевидно, тот мужчина был гораздо сильнее мальчика, но убежал ли он наверх или наружу, я знаю не больше вашего. – Это не похоже на него – вот так убежать, – проговорил наставник, внимательно глядя на меня ясными голубыми глазами. – Но он мог погнаться за ним! – Мне с трудом верится, что он бы отпустил руку вора. – Я тоже не верю, что Бифи мог отпустить его, – согласился с ним Ольферт. – Иначе, мы бы не оставили его. – Он мог последовать за ним в окно кладовой, – выдвинул я дикое предположение. – Но дверь заперта, – возразил кто-то. – Надо посмотреть поближе, – сказал наставник. Ключа в замке больше нет, а внутри спрятан бесчувственный юноша! Можно обойтись и без ключа – дверь просто выбьют. Проклятье, под пристальным взглядом наставника мне почудилось, что пахнет хлороформом. Мне показалось, я слышу стон, теперь в любой момент могло произойти что угодно. И как же он сверлил меня взглядом! С тех пор я ненавижу голубые глаза, светлые усы и вообще всех этих тучных добряков, которые совсем не так глупы, как кажется. Я легко могу водить за нос мальчишек, но вот взрослого человека обхитрить совсем непросто, и кровь отхлынула от моего сердца, я совсем забыл, что мой тыл прикрывает Раффлс. Да, от ужаса я напрочь забыл о нём. Я так хотел справиться сам! Даже будучи на грани провала, я почти огорчился, когда его родной спокойный голос целительным бальзамом пролился в мои уши. Но гораздо интереснее отметить, как его голос подействовал на других. До сих пор наставник оставался в центре внимания, но Раффлс моментально узурпировал это место, как и всегда, когда он этого хотел. Вот и теперь все ждали, что он скажет, как будто не было для них сейчас ничего более важного и естественного. – Секунду! – начал Раффлс. – Да? – спросил наставник, отводя, наконец, от меня свой взгляд. – Я не хочу пропустить веселье… – Вы и не должны, – ответил ему учитель с нажимом. – Но мы оставили наши велосипеды снаружи без присмотра, а у меня дорогой Бистон Хамбер, – продолжил Раффлс. – Если вы не против, мы бы хотели вкатить их сюда, пока те воры не скрылись на них. И он вышел, даже не взглянув, какой эффект произвели его слова, я последовал за ним, стараясь подражать его невозмутимому виду. Но дорого бы я дал, чтобы обернуться. Полагаю, что на мгновение проницательный инструктор оторопел, но, уже выходя, я расслышал, как он спрашивал своих учеников, видел ли кто-нибудь из них возле дома велосипеды. Его минутное замешательство и решило исход дела. Добежав до кустарника, Раффлс включил фонарь на полную яркость и тут мы услышали грохот вышибаемой ногами двери кладовой, но мы уже вскочили на велосипеды и промчались мимо дома прежде, чем вся эта полувоенная компания высыпала на крыльцо. Мы направили наши велосипеды к ближайшим воротам и проехали через них, затем закрыли их за собой в самый последний момент. Я успел вновь оседлать велосипед, прежде чем они смогли открыть ворота, которые Раффлс держал, чтобы дать мне время, проявляя излишнюю любезность. Он настоял, чтобы я ехал впереди и, таким образом, выбор пути был за мной. Я уже писал, что в ту ночь был невероятный туман (отсюда и вся неразбериха), а также, что все эти дома располагались на холме. Но они были довольно далеко от его вершины и я сделал то, что на моём месте, как я твёрдо уверен, сделали бы почти все. Раффлс позже подтвердил, что сделал бы это и сам, но думаю, что он просто проявил великодушие – он единственный человек, который бы так не поступил. Я направил свой велосипед в противоположную сторону – к другим воротам, где нас легко могли бы перехватить, и стал усиленно крутить педали… в гору! – О Боже! – крикнул я, когда понял, что натворил. – Ты сможешь резко развернуться? – спросил Раффлс, преданно следуя за мной. – Не уверен. – Тогда оставь всё как есть. Тут ничего не поделаешь. Но холм чертовски крут! – Они догоняют! – Пускай, – сказал Раффлс и потряс электрическим фонарём, нашим единственным источником света. В кромешной темноте подъём казался бесконечным, поскольку не видно было его конца, и, вслушиваясь в топот босых ног позади, я подумал, что у этого холма, должно быть, и вовсе нет вершины. Конечно, парни могли бежать быстрее, чем мы крутили педали, а голос их тучного инструктора с каждой секундой слышался сквозь туман всё громче. – Только подумать, что я втянул тебя в это! – простонал я, наклонившись к рулю, а каждую унцию своего веса перенося с одной ноги на другую. Я взглянул на Раффлса и в белом свете его фонаря увидел, что он крутит педали легко, одними лодыжками, как на тренировке. – Это самая спортивная погоня из всех, в которых я участвовал, – сказал он. – Всё из-за меня! – Мой дорогой Банни, я не пропустил бы такое ни за какие богатства этого мира! Он не обогнал меня, хотя мог бы сделать это за секунду, ведь он с самого детства делал лучше других всё, за что брался. Он держался чуть позади меня, а за нашими спинами слышался уже не только топот, но и дыхание. И внезапно я увидел, как справа от меня Раффлс резко взмахнул фонарём. Возникшее на миг из тьмы лицо встретилось с толстой стеклянной колбой, заключавшей раскалённую проволоку. Это было лицо Ольферта с его завидными усами, но оно исчезло под звон стекла, а оголившаяся проволока, похожая на камертон, ударила по глазам яркой вспышкой. Больше я ничего не видел, мне было не до того, потому что один за них уже подбирался ко мне с другой стороны. Тяжело дыша, он пытался схватить левую ручку велосипеда. Я резко вильнул вправо и тем самым чуть не отправил Раффлса в живую изгородь. Его спасла дистанция, которой он придерживался. Но мой преследователь оказался искусным бегуном и снова догонял меня, уже уверенный в успехе, но вдруг мой Санбим покатился удивительно легко. Ещё один оборот педалей и я уже на гребне холма. Серая дорога сама теперь стелилась под колёса, и, слегка притормозив, я оглянулся на Раффлса. Он приподнял ноги с педалей. Я сильнее повернул шею и в свете одинокого уличного фонаря увидел парней в пижамах, они стояли, опершись руками в колени, как часто стоят вратари, а их наставник грозил нам кулаком. Это последнее, что я видел. Мы добрались до реки, затем направились через Темз-Диттон до станции Эшер, оттуда повернули направо, проехали в темноте мимо Имбер-Корт, а оказавшись вскоре в Молси, мы уже неспешно покатили по аллеям Буши Парка, как джентльмены, выехавшие прогуляться на досуге, мы включили фары, а разбитый фонарь убрали с глаз долой. Главные ворота давно были закрыты, но через другие вполне можно было проскочить на велосипеде. Домой мы добрались без приключений, а наш кофе на плите ещё не совсем остыл. – Думается мне, есть повод покурить Салливанз, – сказал Раффлс, который приберегал их для подобных случаев. – Клянусь всеми богами, Банни, эта ночь была самой поразительной из всех! И знаешь, что было самым потрясающим? – Гонка в гору? – Нет, даже не подумал об этом. – Превращение фонаря в дубинку? – Мой дорогой Банни! Прискорбно, что пришлось ударить храброго юношу. – Знаю, – проговорил я. – То, как тебе удалось вывести нас из того дома! – Нет, Банни, – ответил Раффлс, пуская дым кольцами. – Самая восхитительная часть была до того и ты это знаешь! – Ты же не имеешь в виду что-то из моих действий? – смутился я, начиная понимать, что именно это он и имел в виду. И теперь, наконец, вы понимаете, почему эта история была рассказана мной с чрезвычайным и непростительным удовольствием, ведь больше мне похвалиться нечем – это единственное наше приключение, в котором мне удалось блеснуть. Раффлс выразился более сильно. – Это был Апофеоз Банни, – произнёс он, и тон его голоса я никогда не забуду. – Я почти не соображал, что делаю и говорю, – признался я. – Счастливый случай. – Но сегодня, – сказал Раффлс, – это был такой счастливый случай, который создал ты сам, чтобы спасти друга. Я всегда верил, что ты на это способен. И он протянул мне свою верную руку. Богам лишь ведомо