Мимо окна прошел Гоулди, шагая очень осторожно по коварному тротуару, все еще покрытому льдом. Парок его дыхания тянулся за ним, как дым за паровозом. Гоулди зашел в кафе и встал рядом с Билли. — Тяжелый день, — констатировал он. — Мне жаль, что у тебя возникли проблемы. — Ничего страшного. Я давно хотел пройти через что-нибудь такое, что позволило бы мне, как полицейскому, получить определенную закалку. — Ты уже говорил с отцом? — спросил Гоулди. Билли отрицательно покачал головой: — Четыре голосовых сообщения от него. — Он ужасно за тебя переживает. Тебе следовало бы ему позвонить. Может, и следовало бы. Отец Билли — Дэниел Харни, начальник следственного управления, — гордился в жизни двумя вещами: во-первых, двое его отпрысков стали полицейскими, а во-вторых, ни один из них не прибегнул для этого к его помощи. «Все, что ты получаешь, ты получаешь благодаря своим личным заслугам, а не потому что папочка — начальник». Это было правильно. Билли и не хотел жить по-другому. Но иногда папа уж слишком перегибал палку: его стремление избежать кумовства любой ценой отдаляло их друг от друга, создавая между ними едва ли не пропасть. После громких арестов знакомые полицейские не упускали случая похвалить Билли — либо во время общения с ним в «Дыре в стене», либо посредством СМС, телефонных звонков и просто приветственных выкриков где-нибудь в коридоре. Это делали все, кроме отца. — Ну ладно, — поморщился Билли. — У тебя есть для меня что-нибудь? Гоулди тяжело вздохнул. Значит, нет. — Сейчас сложилась такая ситуация, что выяснить что-либо стало труднее, чем раздвинуть ноги монашки. Единственное, о чем я могу рассказать, — так это то, что мы все время думали. Суперинтендант полиции пытается спасти мэра, и единственный способ, который ему приходит в голову, заключается в том, чтобы расправиться с тобой и Кейт. — Что-то мне непонятно, — пожал плечами Билли. — Даже если бы я на самом деле украл маленькую черную книжку, это не меняет того факта, что мэр совал свой член туда, куда не следовало. Гоулди ничего не ответил. Он даже не вздохнул. Билли посмотрел на него. — Даже если, — передразнил его Гоулди. — Ты имеешь в виду, гипотетически. Билли снова стал таращиться в окно. Прохожие на тротуаре ежились, сутулились, втягивали головы в плечи — в общем, вели себя так, как будто на улице разыгралась непогода. — Даже если ты украл маленькую черную книжку, — сказал Гоулди. Лейтенант Майк Голдбергер был самым умным из всех, кого знал Билли. — Позволь мне кое о чем тебя спросить, — понизил голос Гоулди. — Насколько хорошо ты знаешь Кейт? — Лучше, чем она сама. — Ты доверяешь ей? — Да. Подумав еще пару секунд, Билли закивал: — Да, доверяю. — А может, она взяла ту черную книжку? — Нет. Я не видел, чтобы она ее брала. — У нее была возможность. Она ведь занималась обыском, не так ли? Да, занималась. Билли вспомнил, как Кейт рылась в шкафах и ящиках в кабинете на втором этаже особняка. — Сомневаюсь, что она стала бы это делать, — не соглашался Билли. — Насколько хорошо она знает тебя? Билли пожал плечами. — Ты понимаешь, о чем я спрашиваю, — добавил Гоулди. — Она не знает обо мне. — Билли покачал головой. — Никто не знает. Никто, кроме тебя и меня. Снаружи, на Огайо-стрит, резко, с громким скрипом остановилось такси, едва не столкнувшись с грузовиком. — Ты уверен? — переспросил Гоулди. — Да, Гоулди. Полагаю, если бы я признался напарнику, что тайно работаю на отдел внутренних дел, я бы запомнил. Думаю, это я уж точно запомнил бы. — Хорошо, хорошо. — Гоулди положил ладонь на плечо Билли и с силой надавил на него. — А твоя сестра? — Нет, — отбивался Билли. — Пэтти не знает. — А твой отец? — А вот об этом скажи мне ты, Златовласка.[26] Гоулди отшатнулся от него. — Если бы твой отец узнал, что ты — мой человек среди детективов, он подвесил бы меня за трусы на крючке для верхней одежды. Билли воззрился на Гоулди. — Ты, наверное, думаешь, что вся возня происходит именно по этому поводу? Думаешь, кто-то знает, что я работаю на вас? А инцидент с мэром используется лишь для того, чтобы остановить меня? Это, конечно, был вопрос на шестьдесят четыре тысячи долларов.[27] Лицо Гоулди приняло невозмутимое выражение. — Я, безусловно, надеюсь, что нет, — замялся он. — Потому что если все на самом деле так, то потеря работы будет для тебя самой маленькой проблемой. Настоящее 20 — В этом нет никакого смысла, — нервничает Пэтти Харни, шагая туда-сюда. Она не может ни собраться с мыслями, ни сдерживать эмоции. Последние две недели она чувствовала себя астронавтом-штурманом, который пытается прокладывать курс среди метеоров, атакующих со всех сторон. Хотя уже середина июня, она неделю не видела солнечного света и теперь иногда теряется, что сейчас на дворе — день или ночь. — Ну, лично я ничего в этом не соображаю. Ее брат Брендан — старший ребенок в семье — работает финансовым консультантом. Он переехал в Даллас после окончания колледжа, когда влюбился в девушку из Техаса. Брендан вертит головой влево и вправо, разминая шею и морщась. Он только что немного поспал — а точнее, подремал пару часиков, сидя на стуле. Рубашку он не снимает уже два дня. На воротнике и под мышками — пятна от пота. Волосы торчат в разные стороны — как в детстве, когда он боролся с младшим братом Айденом — вторым по счету ребенком в семье. Они тогда целыми днями занимались тем, что пытались положить друг друга на лопатки на полу подвального этажа. Как говорится, черта помянешь, он и явится: Айден выходит из ванной. Он побрызгал водой на лицо и провел несколько раз мокрой ладонью по волосам (которые, как всегда, уж слишком длинные, с точки зрения Пэтти, хотя никто не спрашивал ее мнения по данному поводу). Айден был в разводе и жил в Сент-Луисе, где заведовал гимнастическим залом. Почему он не переехал обратно в Чикаго после расставания с женой, Пэтти не понимала. — В чем ты ничего не соображаешь? — переспрашивает Айден. — В том, что произошло, — уточняет Брендан. — В перестрелке. — Мы все еще говорим об этом? — Она говорит. — Брендан жестом показывает на Пэтти. — Папа считает: вполне понятно, что произошло. Кейт заходит, видит Билли в постели с той женщиной — Эми — и сгоряча начинает стрелять. Она убивает Эми, Билли тоже успевает сделать выстрел, но пуля достается и ему. — Я не верю, — говорит Пэтти. — Просто не верю. — Это имеет какое-то значение? — Айден вытирает лицо полотенцем. Он — фанатичный сторонник спортивного образа жизни, поэтому заведующий спортивным залом — хорошая должность для него. Его серая футболка «Рассел атлетик» маловата на пару размеров. У него поломанные уши бывшего борца, и выглядит он так, как будто все еще занимается борьбой. Он подходит к кровати и аккуратно прикасается пальцами к лодыжке Билли через простыню. — Имеет значение только то, что наш мальчик слишком крепок для того, чтобы его могла завалить какая-то чертова пуля. Пэтти бросает взгляд на Билли. Тот кажется ей сейчас другим человеком — то есть не ее братом, не Билли: его голова забинтована, к телу подсоединено множество трубок и проводов, тянущихся к разнообразным приборчикам и мониторам. Часть черепа ему удалили, чтобы уменьшить опухоль в мозгу. Точнее говоря, врачи отделили часть черепа и положили на хранение в холод — где-то в больнице. «Пожалуйста, вернись, Билли. Ты ведь смог как-то выкарабкаться. Ты сумел не умереть». С момента того инцидента прошло два с половиной месяца, Билли перенес две хирургические операции. Прогноз был мрачен. Врач сообщил об этом им всем — ближайшим родственникам (Пэтти, ее братьям и отцу) — в такой манере, будто проводит занятие с учениками. «Когда речь идет о черепно-мозговой травме, — сказал он, — это как в недвижимости: большое значение имеет местонахождение». Никто не счел его слова остроумными. «Но есть и хорошие новости, — обрадовал врач. — Пуля прошла по прямой траектории от передней части к задней. Она не пересекала срединную линию, не задела ни стволовую часть мозга, ни зрительный бугор. Похоже, что она повредила одно полушарие и только одну долю. Пуля была низкоскоростная и летела по прямолинейной траектории. Отклонения от первоначального направления движения не произошло. Представьте себе крученый футбольный мяч, который вращается вокруг своей оси и вибрирует в полете. Так вот, пуля вращалась, но не вибрировала». Пэтти поспешно заносила все его слова на бумагу — как секретарша, пишущая под диктовку, — толком не понимая смысла. Единственное, в чем она была уверена, — его слова и представляют собой «хорошие новости».