Чабба вдруг прорвало. — Он меня скрутил, — выдохнул он. — Наскочил на меня. На меня! Со спины. На меня! — Наскочил? Вы хотите сказать, копьеносец? — Да нет. Другой черный ублюдок. — Лакей? — Ага. Как набросится. Со спины. На меня! — И как же он вас скрутил? Полунельсоном? — Шею локтем зажал! Я и пикнуть не мог. Да еще в спину давил коленом. — Почему вы решили, что это был черный лакей? — Ну, это я сразу понял. Мгновенно. — Да, но как? — Во-первых, рука была голая. И запах: вроде постного масла. Я сразу понял. — И сколько времени он вас продержал? — Довольно долго, — сказал Чабб, потирая пальцами шею. — Его дружку хватило времени, чтобы поорудовать пикой. — Он продержал вас, пока не зажегся свет? — Нет, сэр. Только пока дело не было сделано. Так что я ничего и не видел. Удара пикой то есть. Он меня чуть не пополам согнул. Меня! — Чабб повторял это с нарастающей злобой. — Но я слышал. Звук. Тут уж не ошибешься. И как тело упало. Сержант кашлянул. — Это чрезвычайно важно, Чабб, — нахмурился Аллейн. — Я уверен, вы сами это понимаете, верно? Вы говорите, что нгомбванский лакей набросился на вас, скрутил и держал, пока охранник не ударил копьем посла? — Сэр. — Отлично. А почему, как вы думаете? Я хочу сказать, почему он скрутил именно вас? — Я же совсем рядом стоял, сэр, разве нет? Мог помешать им или быстро что-нибудь сделать, правильно? — А скажите, там был такой небольшой стул с твердым сиденьем, его опрокинули, когда напали на вас? — Может быть, — помолчав, ответил Чабб. — Сколько вам лет, Чабб? — Мне, сэр? Пятьдесят два, сэр. — Чем вы занимались во время Второй мировой? — Служил в коммандос, сэр. — А! — негромко откликнулся Аллейн. — Понимаю. — В те дни он бы со мной не справился, сэр. — Не сомневаюсь. И еще одно. После выстрела и перед нападением на вас — вы не видели, как посол вскочил на ноги? Не видели его силуэта на фоне экрана? — Сэр. — Вы узнали его? Чабб молчал. — Так как же — узнали? — Не могу сказать, сэр. Узнал, но не совсем. — Как это «не совсем»? — Все ведь произошло так быстро, правда? Я… я, кажется, решил, что это другой. Президент. — Почему? — Ну… Потому что. Сами знаете, сэр, он сидел рядом с президентом. Он, должно быть, вскочил на ноги, сэр, так? И стоял, словно он тут, как говорится, главный начальник. А президент чего-то орал на ихней тарабарщине, верно? — То есть вы хотите сказать, Чабб, что посла убили, перепутав его с президентом? — Сказать я этого не могу, сэр, откуда мне знать? Наверняка то есть. Но вообще-то дело возможное. Очень может быть, что и так. — А вы не видели, на копьеносца никто не набрасывался? — На этого? Да кому он нужен? Это на меня навалились, разве нет? А этот… ему еще дело надо было сделать. — Он утверждает, что получил рубящий удар по шее и что человек, нанесший удар, вырвал у него копье. Говорит, что не разглядел этого человека. Возможно, вы помните, что, когда зажегся свет и все увидели тело, копьеносец, скорчившись, сидел на земле в дальней части шатра. Пока Аллейн говорил, оживление, охватившее Чабба, спало. Теперь он, как и в начале разговора, смотрел прямо перед собой с таким деревянным выражением, что даже кровь, отхлынувшая от лица Чабба и вскоре вернувшаяся, покрыв его неровными темными пятнами, казалось, не имела никакого отношения к обуревавшим его чувствам. Он открыл рот лишь для того, чтобы повторить свое начальное утверждение. — Насчет этого я не знаю. Ничего такого не заметил. — Вот как? Но вы же находились рядом с копьеносцем. Стояли около него. Я, помнится, видел вас там. — Я был немного не в себе. От того, что они со мной сделали. — Да, похоже на то. А лакей, который, как вы говорите, напал на вас, был еще там, когда зажегся свет? — Лакей? Да нет, лакей удрал. — И вы его больше не видели? Чабб сказал, что не видел, добавив, что так и так не может отличить одного черномазого ублюдка от другого. Привычные манеры слуги, как и тщательное построение фраз, исчезли почти бесследно. В голосе его звучала злоба. Аллейн спросил, почему он сразу не сообщил полиции о нападении на него. Вопрос явно огорчил и обидел Чабба. Как бы это он сообщил, когда полицейские начали сортировать их, делить на группы и велели всем помалкивать и не путаться под ногами, а вопросы и заявления это, мол, после? Лоб Чабба покрылся потом, он сцепил руки за спиной. Ноги уже не те, пожаловался он. Аллейн сказал, что сержант отпечатает его показания, а его попросят прочитать их и подписать, если там все будет правильно. — А пока, — прибавил он, — отправляйтесь домой, к мистеру Уипплстоуну. Чабб снова одеревенел и встревоженно проговорил: — Прошу прощения, сэр, я не знал, что вы… — Я близко знаком с мистером Уипплстоуном. Он мне про вас рассказывал. — Да, сэр. Так это, выходит, все, сэр? — Думаю, пока все. Доброй вам ночи, Чабб. — Спасибо, сэр. Доброй ночи, сэр. Он стиснул ладони и вышел из комнаты. — Коммандос, значит? — не отрывая носа от записей, сказал сержант. 2 Инспектор Фокс старательно трудился, опрашивая группу из пяти человек, устало сидевших в комнате, которая использовалась гостями-мужчинами в качестве бара и курительной одновременно. Здесь пахло застарелым табачным дымом, спиртным, кожаной обивкой кресел и, разумеется, вездесущим сандараком. Общая атмосфера комнаты отдавала утомленным беспутством. Пятерка свидетелей, с которыми беседовал Фокс (при участии непременного сержанта с блокнотом), состояла из чернокожего полномочного представителя одной из африканских стран, его жены, последнего губернатора британской Нгомбваны и его жены и, наконец, сэра Джорджа Аллейна, баронета. Только они из исходных двенадцати почетных гостей и сумели заметить хоть что-то, возможно имевшее отношение к происшедшему в шатре, и потому остались в посольстве после утомительного отсеивания их компаньонов. Бывший губернатор, сэр Джон Смайт, запомнил, что сразу после выстрела все сгрудились в передней части шатра. Ему возразила леди Смайт, заявившая, что она-то как раз сидела в своем кресле как приклеенная. Жена полномочного представителя, английского, судя по всему, толком не понимавшая, сообщила, прибегнув к посредничеству мужа, что она тоже осталась сидеть. Фокс отметил про себя, что и миссис Аллейн, выполняя приказ мужа, также не покинула своего места. Полномочный посол вспомнил, что кресла в шатре были расставлены так, что получилась перевернутая буква V, на острие которой расположились президент с послом, между тем как гости образовали два расходящихся под тупым углом крыла. — Вот как, сэр? — мягко произнес Фокс. — Понимаю. И стало быть, когда вы, джентльмены, вскочили на ноги, вы машинально устремились в сторону президента? И оказались в итоге ближе к выходу из шатра, чем он? Я прав?