Из въезда в гараж показался сержант Джекс. Фокс с Гибсоном не теряли времени даром. Гомец торопливо засеменил в сторону Мьюз, но Аллейн пересек улицу и преградил ему путь. Сирены, совсем уже близкие, вдруг смолкли. — Мистер Шеридан? — спросил Аллейн. На миг сквозь облик разгневанного джентльмена средних лет проступил другой — пятнадцатилетней давности портрет из альбома мистера Уипплстоуна. Гомец побелел настолько, что его иссиня-черная короткая бородка стала казаться нарисованной. — Да, — сказал он. — Меня зовут Шериданом. — Не сомневаюсь. Вы хотели навестить Санскритов, не так ли? Последовало едва приметное движение: Гомец распределял вес своего тела, отчасти напоминая готовящуюся к прыжку кошку мистера Уипплстоуна. Сзади к Аллейну приблизился Фокс. Двое одетых в форму людей Гибсона свернули на Мьюз с Каприкорн-Плэйс. Вокруг гончарни собиралось все больше крупных мужчин. Сержант Джекс разговаривал с Чаббом, рослая фигура Фреда Гибсона почти заслонила привалившегося к двери полковника Кокбурн-Монфора. Гомец перевел взгляд с Аллейна на Фокса. — Что это значит? — прошепелявил он. — Чего вы от меня хотите? Кто вы? — Мы из полиции. Мы собираемся войти в гончарню, и я хотел предложить, чтобы вы составили нам компанию. Устраивать сцену на улице, пожалуй, не стоит, вы не считаете? На миг лицо Гомеца приобрело такое выражение, словно он именно сцену устроить и собирается, однако вместо того он, не разжимая зубов, процедил: — Да, я хочу повидать этих людей. — Вот мы и предоставим вам такую возможность. Гомец пробурчал что-то, поколебался и в конце концов сказал: — Очень хорошо. После чего он, Аллейн и Фокс направились к гончарне. Гибсон и сержант управились без осложнений. Чабб стоял по стойке «смирно» и молчал. Гибсону удалось оторвать от кнопки звонка палец полковника Кокбурн-Монфора, развернуть его тело на сто восемьдесят градусов и прислонить к дверному косяку. Глаза у полковника были стеклянные, рот слегка приоткрыт, однако ему, как и Чаббу, все же удавалось сохранять остатки былой солдатской выправки. Появились еще четверо полицейских в форме, вокруг уже собирались зеваки. Аллейн позвонил, постучал по верхней доске двери, с полминуты подождал ответа и затем сказал одному из полицейских: — Замок американский. Будем надеяться, что он не заперт на два оборота. У вас найдется чем его открыть? Полицейский пошарил по карманам и выудил плотную пластиковую карточку с отпечатанной на ней таблицей перевода английских мер в метрические. Аллейн протиснул ее под язычок замка и покачал туда-сюда. — Дело мастера боится, — пробормотал полицейский, и дверь, словно согласившись с ним, отворилась. Аллейн велел Фоксу и Гибсону: — Подождите здесь немного с этими джентльменами. — Затем он кивнул констеблям, один из них встал в дверном проеме, остальные последовали за суперинтендантом. — Эй! — крикнул Аллейн. — Есть кто-нибудь дома? Голос у Аллейна был достаточно звучный, но в спертом воздухе квартиры он прозвучал глухо. В узкой прихожей висели какие-то выцветшие африканские одежды, пахло пылью и застоявшимся дымком сандарака. Слева прямо от входной двери поднималась наверх крутая лестница. В дальнем конце прихожей имелась дверь, судя по всему ведущая в мастерскую. У стены стояли два больших чемодана, перетянутые ремнями и украшенные наклейками. Аллейн щелкнул выключателем, под потолком загорелась псевдовосточная лампа с красными стеклышками. Он взглянул на наклейки: «Санскрит, Нгомбвана». — Пошли, — сказал он и первым начал подниматься по лестнице. Добравшись до верхней площадки, он крикнул еще раз. Тишина. Четыре закрытые двери. Две маленькие, тесные, обставленные экзотической мебелью спальни, пребывающие в беспорядке. Со спинок неубранных кроватей свисает какое-то белье. Открытые, наполовину опустошенные комоды и бюро. Еще два небольших чемодана, не уложенные до конца и брошенные. И заполняющий все чрезвычайно неприятный запах. Запущенная и грязная ванная комната, пропахшая распаренным, влажным жиром. Стенной шкафчик заперт. Наконец, обширная, заставленная тяжелой мебелью комната с диванами, толстыми коврами, кошмарными шелковыми, вышитыми стеклярусом абажурами на лампах, курильницами для благовоний и множеством якобы африканских поделок. Они вернулись на первый этаж. Аллейн открыл дверь в конце прихожей и оказался в гончарне. Здесь было совсем темно. Лишь тонкий лучик серебристого света пробивался сквозь щель между тяжелыми оконными шторами. Аллейн постоял в дверном проеме. Констебли переминались с ноги на ногу за его спиной. По мере того как глаза его привыкали к недостатку света, в сумраке стал вырисовываться интерьер мастерской — стол, бумажный мусор, обрывки упаковочного материала, незаколоченные ящики на полках, одна-две глиняные свиньи в едва угадываемых цветочках. Он помнил, что в конце бывшей конюшни имеется подобие алькова или ниши, в которой размещаются печь для обжига и рабочий стол. Да, действительно, там и сейчас что-то красновато светилось. Его охватывало странное оцепенение, памятная по давним детским ночным кошмарам неспособность сделать хотя бы одно движение. Вот и сейчас ладонь его шарила по грязной стене и все никак не могла нащупать выключатель. Обычно это состояние длилось несколько секунд, не более, миновало оно и на сей раз, оставив Аллейна при ощущении, что за ним кто-то следит. Да, кто-то сидел в алькове, по другую сторону рабочего стола, сидел и смотрел на него, кто-то огромный, поначалу принятый им за тень. Понемногу эта фигура начала проступать из темноты. Крупный человек, согнувшись, сидел за столом, уложив подбородок на руку и напоминая позой плутоватого пса. Сидел и не сводил с Аллейна широко открытых глаз. Ладонь Аллейна нашла выключатель, комнату залил свет. На него во все глаза смотрела мисс Санскрит, уютно устроив на руке подбородок и склонив голову набок. За скамьей, на которой она сидела, обвисал, приподняв колоссальный зад и погрузив руки и голову в упаковочный ящик, ее брат, напоминавший увеличенного во много раз чертика, заглядывающего в свою табакерку. Оба были мертвы. По полу и по скамье между ними были рассеяны окровавленные осколки керамики. А в упаковочном ящике лежало обезглавленное туловище огромной глиняной свиньи. 2 Один из констеблей безостановочным шепотом изрыгал непристойности; впрочем, когда Аллейн вошел в альков, констебль примолк и вознамерился последовать за ним. — Оставайтесь на месте, — распорядился Аллейн. — Хотя нет! Пусть один из вас заведет с улицы в дом всю компанию и запрет дверь. Отведите их наверх, держите всех в одной комнате и не спускайте с них глаз. Записывайте все, что они скажут. Другой пусть позвонит в отдел убийств и передаст всю необходимую информацию. Попросите инспектора Фокса и суперинтенданта Гибсона зайти сюда. Констебли вышли, закрыв за собой дверь. Через минуту Аллейн услышал топот входящих в дом людей, затем поднимающиеся по лестнице шаги. — Хорошенькое дело! — протянул вошедший первым Фокс. — Чем это их? — Подойдите сюда, увидите — только осторожно. Фокс и Гибсон обогнули скамью и увидели затылок мисс Санскрит, похожий на вдавленное яйцо. Свекольные волосы, потемневшие и намокшие, прилипли к краям раны. Платье на спине пропиталось кровью, на столе под локтем образовалась темная лужица. Судя по платью, женщина собиралась выйти из дома. Окровавленная шляпка мисс Санскрит валялась на полу, сумочка лежала на столе. Аллейн повернулся к огромному крупу ее брата, обтянутому пальто из верблюжьей шерсти, — только круп и торчал наружу из ящика. — То же самое? — спросил Гибсон. — Да. Глиняная свинья. Первый же удар пробил ему голову, а после второго он свалился в ящик. — Но… Как же это все?.. — недоумевал Фокс. — Посмотрите, что там на столе. Под ее рукой. Под рукой мисс Санскрит лежал листок почтовой бумаги. «Мастерская «Глиняные свиньи», Каприкорн-Мьюз, 12, Ю. — З. 3». Под этим печатным заголовком было от руки написано: «Господам Эйблу и Вертью. Будьте добры…» — и больше ничего. — Зеленая шариковая ручка, — показал Аллейн, — так и осталась у нее в руке. Фокс тронул ладонь мисс Санскрит. — Еще теплая, — отметил он. — Да. У печи валялся кусок клетчатой ткани. Аллейн прикрыл ею кошмарную голову мисс Санскрит. — Давно я такого не видел, — выдохнул он. — А он-то что делал? — спросил Фокс. — Укладывал оставшихся свиней. Согнувшись над упаковочным ящиком. — Вы, похоже, уже реконструировали происшедшее? Как?