— В какое-нибудь чистое место. Новое место. Дом, в котором до меня никто не жил. У нас получится? — Новостройка — хорошее вложение денег. — Колетт отставила чашку кофе. — Я разузнаю. — Я думала — ладно, слушай, Колетт, уверена, ты не меньше моего устала от Морриса. Не знаю, согласится ли он когда-нибудь, ну знаешь, выйти на пенсию — по-моему, Мэнди просто хотела меня утешить. Но нам было бы проще жить, если бы его друзья не приперлись. — Его друзья? — тупо переспросила Колетт. О боже, сказала себе Эл, как все это непросто. — Он начал встречаться со своими друзьями, — объяснила она. — Не знаю, зачем ему это, но он явно скучал по ним. Он нашел парня по имени Дон Айткенсайд. Я его помню. У него русалка была на бедре. И еще Дин, этого впервые вижу, но мне не нравится, как он говорит. Он сейчас сидел на заднем сиденье. Прыщавый юнец. У полиции было досье на него. — Правда? — У Колетт по коже побежали мурашки. — На заднем сиденье? — С Моррисом и Доном, — Эл отодвинула тарелку. — А сейчас Моррис свалил искать того чертова цыгана. — Цыгана? Но им не хватит места! Элисон только печально посмотрела на нее. — Они не занимают места, в привычном значении этого слова, — пояснила она. — Да. Конечно. Просто ты так говоришь о них. — Я не знаю, как еще о них говорить. Других слов у меня нет. — Конечно, это ясно, но из-за этого мне кажется — в смысле, мне кажется, что они обычные парни, не считая того, что я их не вижу. — Надеюсь, нет. Не обычные. В смысле, надеюсь, что стандартный мужчина несколько лучше. — Ты не знаешь Гэвина. — От него воняло? Колетт помедлила. Она хотела быть справедливой. — Не так сильно, как могло бы. — Он ведь мылся? — О да, в душе. — И не… ну, не расстегивал одежду и не доставал свои причиндалы на людях? — Нет! — А если видел маленькую девочку на улице, то не поворачивался и не отпускал комментарии? Вроде «погляди, как она вертит своим маленьким задиком»? — Ты пугаешь меня, Эл, — холодно сказала Колетт. Я знаю, подумала Эл. К чему тыкать меня в это носом? — У тебя очень странные фантазии. Как тебе только пришло в голову, что я могла выйти замуж за подобного человека? — Ты могла и не знать. До замужества. А потом тебя ждал бы неприятный сюрприз. — Я не стала бы женой такого человека. Ни на миг. — Но у него ведь были журналы? — Я никогда не заглядывала в них. — В наши дни все есть в интернете. Надо было порыться в компьютере, думала Колетт. Но тогда все только начиналось, технология делала первые шаги. Жизнь была как-то попроще. — Он звонил в секс по телефону, — призналась она, — А однажды я сама позвонила, чисто из любопытства… — Правда? И как это было? — Говорят, подождите, мол, и пропадают на три часа. Тянут время, а денежки-то капают. Я бросила трубку. Я подумала, ну на что это может быть похоже? Просто какая-нибудь женщина будет притворяться, что кончает. Стонать, наверное. — Ты и сама так можешь, — заметила Эл. — Именно. — Если мы переедем, то, может, удастся избавиться от них. Моррис останется, но я бы хотела стряхнуть с хвоста его друзей. — Разве они не помчатся за нами? — Переедем в места, которых они не знают. — А карт у них нет? — Да вряд ли. Думаю, они скорее похожи… похожи на псов. Идут по следу. Моя руки в дамской комнате, она разглядывала свое лицо в зеркале. Надо уговорить Колетт переехать, убедить ее, что это разумно. И при этом не слишком перепугать. Прошлой ночью кассета ужаснула ее, но это было неизбежно. Для меня это тоже был шок, сказала она себе. Если Моррис нашел Айткенсайда, может, Кэпстик тоже неподалеку? Может, он притащит домой Макартура, поселит его в хлебнице или в ящике туалетного столика? Может, одним прекрасным утром она сядет завтракать и увидит, как Цыган Пит прячется под крышкой масленки? Вздрогнет ли она, когда Боб Фокс постучит в окно? Переезжай, подумала она, авось, немного запутаешь их. Даже временная неразбериха может сбить их со следа. Они могут разбрестись, потерять друг друга на бескрайних пространствах мира мертвых. — Эге-ге-гей! — заорал Моррис ей прямо в ухо. — Боб — твой дядя! — Правда? — удивленно переспросила она. — Боб Фокс? Я всегда хотела иметь родственника. — Черт побери, Эмми, — сказал Моррис, — она совсем тупая или как? В вечер, когда они вернулись, Моррис прокрался в дом вместе с ними; остальные, его дружки, похоже, испарились где-то в Бедфордшире, между развязками 9 и 10. Чтобы удостовериться, она приподняла коврик на дне багажника и уставилась в холодное металлическое нутро: ни единой души. И чемодан вроде не потяжелел. Пока неплохо. Но выгнать их навсегда — это уже другой вопрос. Дома она принялась хлопотать над Колетт, советуя ей принять горячую ванну и посмотреть краткое изложение «Улицы Коронации» за неделю. — Вряд ли покажут, — сказала Колетт. По всем каналам только освещение похорон. — Господи. Сколько можно. Ее ведь уже похоронили. Она не встанет из гроба. — Колетт плюхнулась на диван с миской хлопьев в руках, — Давай купим спутниковую тарелку. — Давай, когда переедем. — Или кабельное телевидение проведем. Что угодно. Не унывает, думала Эл, карабкаясь по лестнице, или она просто забывчива? На заправке там, в Лестершире, лицо Колетт приобрело оттенок овсянки, когда до нее дошло, какой зверинец путешествует на заднем сиденье их машины. Но сейчас она пришла в себя и снова начала брюзжать по мелочам. Не то чтобы вернулся цвет лица, у нее никогда и не было этого цвета; но Эл заметила, что когда Колетт бывала напугана, она втягивала губы так, что те практически исчезали; в то же время глаза ее как бы западали, и розовые ободки вокруг них становились еще заметнее. Эл осела на кровать. Она жила в хозяйской спальне. Колетт, переехав, втиснулась в комнатку, которую агент по недвижимости, продавая квартиру Эл, тактично описал как маленькую спальню на двоих. Хорошо, что у нее было мало одежды и ноль пожиток — или, если выражаться словами Колетт, сокращенный гардероб и минималистская философия. Эл вздохнула, вытянула сведенные судорогой ноги, изучила свое тело на предмет спиритических болей и страданий. Некое существо щипало ее за левое колено, какая-то одинокая душа пыталась взять за руку. Не сейчас, ребята, попросила она, дайте мне отдохнуть. Надо, подумала она, привязать к себе Колетт. Вписать ее в документы на дом. Дать больше оснований остаться, чтобы она не смоталась в приступе хандры, или повинуясь порыву, или под давлением странных событий. У всех есть предел терпения; пусть она и отважна — непоколебимой отвагой человека, лишенного воображения. Я могла бы, подумала она, спуститься и сказать ей в лицо, как безгранично я ценю ее, приколоть к ее груди медаль, «Орден Дианы» (покойной). Эл выпрямилась. Но ее решимость угасла. Нет, подумала она, как только я увижу ее, она начнет меня бесить — сидит там боком, закинув ноги на подлокотник кресла, и болтает пятками в этих своих бежевых носочках. Почему она не носит тапочки? В наши дни делают вполне симпатичные тапочки. Что-то вроде мокасин, к примеру. На полу у ее кресла стоит миска, наполовину полная молока, в котором плавают солодовые хлопья. Какого черта она бросает ложку в молоко, когда решает, что наелась, так что брызги разлетаются по ковру? И почему все эти мелочи складываются в одно огромное раздражение? До того как я впустила в дом Колетт, подумала она, я верила, что со мной легко ужиться, что для счастья достаточно, чтобы люди не блевали на ковер или не водили к себе друзей, которые блюют. Я даже думала, что иметь ковер — уже здорово. Я казалась себе вполне мирным человеком. Возможно, я ошибалась. Она достала из чехла магнитофон и поставила его на столик у кровати. Убавила громкость и перемотала кассету назад, чтобы найти прошлую ночь. МОРРИС: Сбегай за пятком «Вудбайн»,[36] а? Спасибо, Боб, ты человек ученый, да еще и джентльмен. (Рыгает.) Черт. Не стоило мне жрать тот луковый пирог с сыром. АЙТКЕНСАЙД: Луковый пирог с сыром? Иисусе, я как-то раз слопал такой, на скачках, помнишь, как мы отправились в Честер? МОРРИС: О-о-о, да, еще бы! И у Цыгана был с собою винчестер, да? Честер-винчестер, вот мы уржались! АЙТКЕНСАЙД: Я чуть не помер из-за этого пирога. Рыгал, мать его, три недели. МОРРИС: Слышь, Дин, сейчас таких пирогов не стряпают. Помнится, Цыган Пит вечно говорил, жив буду, Донни, жив буду — не забуду. С ним со смеху можно было помереть. Слышь, Боб, ну ты как, собираешься за куревом? АЙТКЕНСАЙД: «Вудбайн» больше не выпускают. МОРРИС: Что, «Вуди» больше не выпускают? А почему? Почему нет? АЙТКЕНСАЙД: И пяток купить больше нельзя. Теперь надо брать десяток. МОРРИС: Что, покупать десяток, да еще и не «Вуди»? МОЛОДОЙ ГОЛОС: Где ты был, дядя Моррис? МОРРИС: В преисподней. Вот, блин, где.