Миссис Этчеллс широко улыбнулась критиканам. — Иногда я гадаю, что я такого сделала, почему окружена таким морем любви. Мы живем в удивительно прекрасном мире, который даровал нам Господь. Тот, кто пережил столько операций, сколько я, начинает жить настоящим. И пока молодые готовы слушать и учиться, в этом мире живет надежда. Но сейчас они хотят одного — пихать собачье дерьмо в почтовые ящики, так что я не вижу особой надежды. Господь поместил в каждого из нас маленький огонек, и настанет день, когда все мы сольемся с великим пламенем. — Она на автопилоте, — сказала Кара. — Кто пойдет за ней? — спросила Мэнди. — Миссис Этчеллс, — позвала Сильвана, — пора, время вышло. Идите сюда и выпейте чашечку чая. Миссис Этчеллс отмахнулась. — Не обращайте внимания на эту потаскушку. Сильвана? Это не ее имя. Они все прикрываются фальшивыми именами. А эта девица нечиста на руку. Она заезжает за мной, входит в дом, а потом — бац, а деньги на молоко-то пропали, деньги на молоко, которые я оставила за часами. Почему вообще она меня подвозит? Да только потому, что думает, будто я упомяну ее в завещании. Упомяну ли я? Хера с два. А теперь возьмемся за руки и помолимся. Наши молитвы сомкнут цепь любви вокруг… — Она ошарашенно посмотрела вверх; она забыла, где находится. Зрители принялись выкрикивать разные дурацкие варианты: Маргита, Кардиффа, Стамбула. — Вот уроды злобные, — выдохнула Мэнди. — Ты только послушай их! Когда я выйду на сцену, они пожалеют, что на свет родились. — Хамка несчастная! — высказалась Сильвана. — Чтоб я еще раз ее подбросила! — Я уведу ее, — тихо пообещала Эл. Она шагнула на сцену. Везучие опалы тускло мерцали, словно припорошенные песком. Миссис Этчеллс повернула к ней голову и сказала: — Внутри нас растет крошечный цветок, который мы поливаем слезами. Помни об этом, когда придет беда. В каждом из нас живет Господь, не считая Кита Кэпстика. Я узнала его, он на секунду обманул меня, но он не может меня провести. За всю свою жизнь он сделал лишь одно доброе дело — оттащил пса от маленькой девочки. Полагаю, Бог был с ним, когда он сделал это. Элисон ступала мягко-мягко, но сцена скрипела под ней. — А, это ты, — признала миссис Этчеллс. — Помнишь, как тебя лупили за то, что ты играла со спицами? — Она снова повернулась к зрителям. — Зачем ее матери нужны были спицы? Задайте себе этот вопрос, ведь она никогда не вязала. Она совала их в девок, когда те залетали, в наши дни этот способ забыт, нынче аборты делают вакуумом. Она и в себя засунула спицу, но ребенок так и не вышел, пока не подрос и не решил, что пора. Этим ребенком была Элисон, вот она перед вами. В ее доме вы найдете уйму разных острых предметов. Вы войдете, а по всему полу валяются мертвые младенцы, ногу поставить некуда. Они все приводили туда своих обрюхаченных девок — Кэпстик, Макартур, вся их банда. Вот как, подумала Эл, мои братья и сестры, мои единоутробные братья и сестры: каждый день моего детства я ступала по ним. — Едва ли кто-то из них познал радости материнства, — продолжала миссис Этчеллс. Эл взяла ее за руку, миссис Этчеллс сопротивлялась. Она степенно боролась с миссис Этчеллс под смех зрителей и постепенно, дюйм за дюймом Эл дотащила старуху до края помоста и впихнула за кулисы. Там стояла Колетт, бледная, пылающая, словно свеча в тумане. — Могла бы и помочь, — укоризненно сказала Эл. Миссис Этчеллс стряхнула руки Эл. — Не приставай ко мне, — возмутилась она. — Ты растянула мою замечательную новую кофту до безобразия, чуть пуговицы не оторвались. Неудивительно, что они смеялись! Смех — это хорошо, я люблю смех, но я не люблю, когда люди тыкают в меня пальцами и гогочут. Я не вернусь туда, потому что мне не понравилось то, что я увидела. Точнее, те, кого я увидела. Эл выдохнула прямо в ухо миссис Этчеллс: — Макартур. Это он? — Да, и тот, другой, жулик рядом с ним. Боб Фокс. Расселись на заднем ряду. — А Моррис был с ними? — Кара, ты следующая, на сцену, — приказала Мэнди. — Только не я, — спасовала Кара. Миссис Этчеллс села и принялась обмахиваться. — Я видела кое-что, чего бы ты в жизни не захотела видеть. Я видела Кэпстика на заднем ряду. И остальных. Всю старую банду. Я узнала их, без сомнений. Но они как-то изменились. Это было ужасно. У меня аж внутри все перевернулось. Мэнди шагнула на сцену. Она выпятила подбородок и резко произнесла: — У нас небольшая задержка. Один из наших медиумов заболел. — Насколько небольшая? — крикнул мужчина. Мэнди окинула его недобрым взглядом. — Как получится. Имейте сострадание. Она повернулась к ним спиной. Цокая каблуками, вернулась в каморку. — Эл, тебе решать, но мне не нравится давление миссис Этчеллс, по-моему, Колетт должна вызвать неотложку. — Почему я? — поинтересовалась Колетт. — Колетт может отвезти ее, — предложила Кара. — Где ближайшее отделение «скорой»? — В «Уэксхэм парке», — ответила Колетт. Она не смогла устоять перед соблазном проявить осведомленность, но добавила: — Я никуда не повезу ее одна. Только посмотрите на нее. Совсем свихнулась. — Я вам кое-что расскажу об Эммелин Читэм, — произнесла миссис Этчеллс, — ничего удивительного, что полиция вечно ошивалась возле ее дома. Она пила как лошадь и зналась с ужасными людьми. Не судите, да не судимы будете. Но для таких женщин существует специальное слово, и слово это — «проститутка». Солдаты, все мы общались с солдатами — мальчишки, какой от них вред. Выпить, посмеяться, все мы так время проводили. — Правда? — спросила Сильвана. — Даже ты? — Но тут не может быть двух мнений. Она была шлюхой. Цыгане, жокеи, моряки — она не видела разницы. Она ездила в Портсмут. Как-то раз она убежала с цирком, продавала себя лилипутам, а может, и, прости Господи, иностранцам. Могла подцепить у них все, что угодно. — Скорее! — крикнула Мэнди. — Расстегните ей воротник. Она вот-вот задохнется. — Да ради бога, мне плевать, — высказалась Сильвана. Мэнди боролась с пуговицами блузки Этчеллс. — Колетт, звони девять-девять-девять. Эл, иди на сцену, дорогая, потяни время. Кара, бегом в бар, найди администратора. Эл шагнула на сцену. Она осмотрела зрителей, ее взгляд скользнул по ним слева направо, с первого ряда до последнего, до последнего ряда, который был пуст; не считая слабого шевеления и кружения вечернего света. Она долго молчала, ожидая, пока зрители соберутся с мыслями и обратят на нее внимание. Потом медленно, тихо, почти что протяжно спросила: — Итак, на чем мы остановились? Они засмеялись. Она серьезно посмотрела на них; и постепенно ее губы растянулись в улыбке, а глаза загорелись. — Оставим игру с «да» или «нет», — сказала она, — поскольку события сегодня разворачиваются несколько неожиданно. — Хотя я-то, конечно, ожидала, думала она, ни минуты не сомневалась, что это произойдет. — Полагаю, это учит нас, — продолжала она, — ожидать неожиданностей. Неважно, сколько лет опыта у тебя за плечами, духи все равно непредсказуемы. Общаясь с духами, мы находимся во власти сил, постичь которые нам не дано, и об этом нельзя забывать. А теперь я хочу передать сообщение леди в третьем ряду, леди с проколотой бровью. И пусть вечер вернется в должное русло. Она услышала, как за спиной хлопнула дверь. В спортивном баре мужчины разразились одобрительными криками. Она услышала обрывки голосов, стон миссис Этчеллс, низкое бормотание врачей «скорой», услышала, как Кара воет: — Она оставила чакры открытыми. Она умрет! Они ехали домой. Колетт сказала: — Ее вынесли на носилках. И цвета она была нехорошего. Эл посмотрела вниз, на руки, на свинцовый отлив колец. — Я должна была поехать с ней? Но кто-то же должен был исправить вечер. — Она подумала, не хотела бы я, чтоб толпа с заднего ряда увязалась за мной, только не в больницу. — Она так ужасно дышала. Вроде как задыхалась. Примерно так: «хха-ии, хха-ии…» — Представляю себе. — Сильвана сказала, пусть она сдохнет, мне плевать, пусть гниет в аду… — Да. — Она сказала, хватит, блин с меня, достало уже нянчиться с ней, вы не забыли ключи, миссис Этчеллс, вы вставили зубы, вы взяли запасное сиденье для туалета — кстати, ты знала, что у миссис Этчеллс недержание мочи? — Это с каждым может случиться. — Только не со мной, — возразила Колетт. — Если я не смогу добежать до сортира, я повешусь. Честно. Только так можно сохранить самооценку. — Как скажешь. В тишине они доехали до следующего светофора. Эл подалась вперед, но ремень безопасности прижал ее к спинке кресла. — Колетт, — сказала она, — позволь мне объяснить тебе, как все это работает. Если думать о прекрасном, то можно настроиться на духов более высокого порядка, понимаешь? Так всегда говорила миссис Этчеллс. — Я бы не назвала духом более высокого порядка того, который заявил, что старая курица залетела. — Да, но потом дух… — она сглотнула, она боялась называть его имя, — но потом дух, сама знаешь чей, вторгся в нее, словно взломщик, — она ничего не могла поделать, она лишь передавала его слова. Понимаешь, Колетт, есть люди лучше нас с тобой. Есть люди намного лучше, чем миссис Этчеллс. Они умеют думать о прекрасном. У них в голове приятные мысли уложены, как шоколадки в пасхальном яйце. Они могут вытащить любую на выбор, и она будет не менее сладкой, чем следующая. Загорелся зеленый; они рванули вперед.