Трое молодых людей, за которыми следовали Страйк и Барклай, двинулись по улице, застроенной домами в георгианском стиле, и в конце концов свернули во двор большого, выкрашенного в белый цвет паба с арочными окнами под названием «Красный лев и солнце», где стояли деревянные столы и скамейки среди кустов в горшках. Немного поколебавшись, они решили сесть снаружи. Высокий лысый мужчина исчез в пабе, чтобы купить первую порцию. Страйк занял столик недалеко от их целей, а Барклай направился внутрь за ннапитками. Единственными пьющими в пивном саду была пожилая пара, которая молча сидела и читала газеты, а их кавалер-кинг-чарльз-спаниель дремал у их ног. — Почти полностью лысый, бедный ублюдок? — услышал Страйк голос Кардью, и его голос был достаточно громким, чтобы донестись до Страйка. — Когда я видел его в последний раз, у него еще хватало на расческу. Монтгомери рассмеялся. — Ты все еще в этом — как его, мультяшное заведение или…? — Цифровые эффекты, — сказал Монтгомери с акцентом среднего класса. — Ага. — Трахался с чем-нибудь хорошим в последнее время? Пожилые владельцы кавалер-кинг-чарльз-спаниелей огляделись при этом вопросе, а затем быстро вернулись к своим бумагам. Страйк посчитал это муждым решением. Монтгомери снова рассмеялся, хотя и чуть более сдержанно. — Да, у меня есть девушка. На самом деле живем вместе. — На хрена ты это делаешь? — сказал Уолли с притворным возмущением. — Ты в моем возрасте! — Не знаю, — сказал Монтгомери. — Мы действительно ладим… ах, вот и Нильс. Страйк взглянул поверх телефона, которым он притворялся поглощенным. Бледнокожий великан с длинными светлыми волосами и неопрятной бородкой переходил дорогу, направляясь к пабу. Новичок выглядел лет на сорок, был одет в свободную темно-розовую рубашку, шорты карго цвета хаки и грязные биркенстоки, а его рост должен был быть не ниже шести футов шести дюймов. Рядом с ним шел мальчик, который, безошибочно, был его сыном: у обоих были широкие рты и прикрытые опущенные глаза, что придавало им странный вид, похожий на маску. Хотя мальчик уже был такого же роста, как Себ Монтгомери, его детская походка, слегка косолапая, заставила Страйка заподозрить, что он намного моложе, чем можно было бы предположить по его размеру: возможно, одиннадцать или двенадцать. — Черт, — сказал Уолли, — он привел с собой гребаного Брэма. А где Пез? — Нильс! — сказал Монтгомери, когда высокий мужчина подошел к столу. — Как дела? — Рад тебя видеть, Себ, — сказал Нильс, улыбаясь и пожимая Монтгомери руку. У него был очень легкий акцент, и Страйк, вспомнив, что владельцем художественного коллектива «Норт-Гроув» был голландец, догадался, что смотрит на него. — А ты, Уолли. Эй, Тим! — продолжил он, когда высокий лысеющий молодой человек снова вышел из паба с тремя пинтами пива. — Нильс, привет, — сказал Тим, ставя напитки и пожимая руки. — Привет, Брэм. Мальчик проигнорировал Тима. — Уолли? — спросил он высоким высоким голосом с возбужденным видом. — Уолли? — Что? — спросил Уолли. — Играй в игру, бва! — Ага, — сказал Уолли с принужденным смехом. — Отлично. — Я смотрю тебя на YouTube! — Да? — сказал Уолли без всякого энтузиазма. Он повернулся к Нильсу. — Пэз не придет? — Нет, он был занят чем-то, — сказал Нильс. — Или кем-то, — добавил он. Уолли и Себ засмеялись, но Тим остался невозмутимым. Барклай вернулся с безалкогольным пивом для себя и Страйка. Теперь два детектива вели прерывистый, бормочущий светский разговор, продолжая слушать гораздо более громкий разговор группы, за которой они наблюдали. Мобильный телефон Себа лежал на столе рядом с его пивом, тогда как телефоны остальных были вне поля зрения. Страйк следил за лентой Аноми в Твиттере, которая все еще была неактивна. Когда Нильс пошел за выпивкой, Брэм остался позади, постоянно выкрикивая крылатые фразы Дрека, невосприимчивый к все более явному раздражению Уолли. — Дреку одиноко и скучно! Вы все смуглики! Играй в игру, бвах! — Он любит Дрека, — без необходимости сказал Нильс, вернувшись к столу, протягивая Брэму кока-колу, прежде чем сложить свои гигантские ноги под столом. — Итак… я думаю, мы должны выпить, да? За Эди — и за выздоровление Джоша. Ни один из троих молодых людей не ожидал произнесения тоста. Действительно, лысеющий Тим покраснел, как будто кто-то сказал что-то невыразимо обидное. Однако все трое выпили, прежде чем Монтгомери сказал: — Как дела у Джоша, Нильс, ты слышал? — Да, я говорил с Катей прошлой ночью. Она посылает всем вам свою любовь. Она была в слезах. Итак, у него парализована вся левая сторона, — Нильс продемонстрировал на собственном теле, — и нет чувствительности справа. Спинной мозг не разорван, но серьезно поврежден. У него есть название, у этого состояния. Синдром. — Дерьмо, — сказал Монтгомери. — Чертовски ужасно, — сказал Тим. — Но есть шанс, что ситуация улучшится, — продолжил Нильс. — Катя говорит, что есть шанс. Сын Нильса, который просидел на своем месте ровно столько времени, чтобы выпить свою кока-колу, снова встал, оглядываясь в поисках, чем бы заняться. Он увидел голубя, клевавшего несколько крошек чипсов на свободном столике, и бросился на него, размахивая руками. Как только он улетел, Брэм заметил спящего под столом кавалер-кинг-чарльз-спаниеля и смело подошел к хозяевам. — Могу я погладить вашу собаку? — громко спросил он. — Боюсь, он спит, — сказала пожилая хозяйка, но Брэм проигнорировал ее. Он упал на колени и стал возиться с собакой, которая вздрогнула, зарычала и огрызнулась. Последовала небольшая суматоха, в которой пожилая пара, несомненно, опасаясь, что их собаку обвинят в том, что она отхватила кусок у мальчишки, попыталась удержать ее, пытаясь убедить Брэма оставить ее в покое, что оказалось выше их сил. Нильс сидел, наслаждаясь пивом, очевидно, не обращая внимания на суматоху позади него, как Брэм на неудовольство Уолли своими непрекращающимися впечатлениями от Дрека. Четверо мужчин все еще разговаривали, но Страйк и Барклай не могли их расслышать, потому что пожилая пара, решившая уйти, подняла по этому поводу много шума. Лающая собака теперь была крепко сжата в руках мужа; Брэм, ростом со старика, все пытался погладить его, даже когда старик уворачивался, а пожилая женщина все время повторяла: «Нет, дорогой, пожалуйста, не надо. Пожалуйста, не надо, дорогой. Когда, наконец, владельцы собаки ушли, ухмыляющийся Брэм вернулся к столу и сказал Уолли: «Смугликса больше нет». Тот проигнорировал его. Себ говорил тихим голосом; Внимание остальных троих было приковано к нему, и Страйк едва мог разобрать, о чем идет речь. — … на работе, — сказал он. — Итак, я перезвонил им, очевидно, и сказал, что был бы рад помочь и все такое, понимаете, но я бы предпочел не делать этого в офисе. Так что, да, они сказали, что все в порядке, и пришли в квартиру в субботу утром. — Как долго они с тобой разговаривали? — спросил Тим. — Около часа. — Могу я что-нибудь поесть? Нильс?.. Нильс?.. Нильс, можно мне что-нибудь?.. Если бы Себ не замолчал, когда Брэм перебил его, Страйк подозревал, что его отец игнорировал бы его до бесконечности. Нильс вытащил из кармана скомканную записку и отдал сыну, который убежал в паб. — Так что, да, — продолжил Себ, — по сути, они сказали мне, что Эди — это чертовски безумно, но — они сказали, что Эди думала, что я Аноми. — Думала, ты Аноми? — удивленно спросил Нильс. — Да, тот фанат, который сделал эту игру онлайн, — сказал Себ. — Эта многопользовательская игра. Ты помнишь. Джош и Эди ненавидели ее. — Я не знал, что он называл себя «Аноми», — сказал Нильс. — Это странно. — Кому, черт возьми, она это сказала, что ты Аноми? — спросил Тим. — Они не сказали. Поэтому после этого они задали мне массу вопросов о моих аккаунтах в социальных сетях… — Ее не в соцсетях зарезали, — сказал Уолли. — Я не знаю, почему они так зациклены на этом. — Это та неонацистская группа, не так ли? — сказал Себ. — Наверное, они думают, что Аноми — один из них. — Итак, — сказал Тим, выглядевший встревоженным, — они забрали твой телефон, или жесткий диск, или…? — Нет, слава богу, — сказал Себ. — Не забрали — ты понимаешь, что я имею в виду. Никто не хочет, чтобы полиция копалась в их жестком диске, не так ли? Все трое покачали головами, и Тим рассмеялся. — Нет, они задали кучу вопросов, я показал им свою учетную запись в Твиттере и вошел в систему перед ними, чтобы доказать, что это я, я показал им свою страницу в Instagram и сказал им, что это все, что я делаю в социальных сетях. — Разве они не спрашивали тебя, где ты был, когда они… — начал Уолли. — Ага, — сказал Себ. — Спросили. — Господи, да? — сказал Тим. Теперь снова появился Брэм в сопровождении бармена, который держал пакет чипсов. — Нильс, — сказал тот, — я же говорил тебе: мы не можем продавать в пабе детям младше восемнадцати лет. — Он хочет только чипсов, — сказал Нильс. — Взрослый должен купить их для него, — сказал бармен, кладя чипсы и мелочь на стол и уходя, его раздражение показывало, что этот разговоруже происходил раньше. Брэм заполз обратно на скамейку, открыл чипсы и какое-то время молча ел. — Так ты сообщил им, типа, свое алиби? — «Алиби», — повторил Себ, слегка фыркнув, как будто он мог обезвредить это слово, смеясь над ним. — Да, я сказал им, что встречался с друзьями, но я назвал не тот паб. — Вау, подозрительно, бва, — сказал Уолли, и Брэм громко расхохотался. — Я понял, что был не в том месте, пошел и нашел их. Это не имело большого значения. — Они связались с твоими друзьями? — спросил Уолли. — Ага. — Черт возьми, — сказал Тим. — Они основательны. — Это полиция? — спросил Брэм во весь голос. Все игнорировали его. — Что они сказали тебе, Уол? — спросил Себ.