– Придет, никуда не денется, – успокоил его Тимур. – Тут много примет того, что он был с утра в квартире. – И какие же? – Шмаков плотнее укутался курткой и улыбнулся: – Вы там все охотники и следопыты… – Давай начнем с поверхности мебели. Где достает рука человека – там нет слоя пыли. Хоть какой бы неряшливый человек ни был, пыль он поневоле все равно смахивает. На столе стоит чашка с остатком чая. Если бы она стояла долго, вода бы испарилась или, если бы чая было много, на стенках чашки остались бы строго очерченные линии от заварки по мере испарения, а их нет. Далее, срез вареной колбасы свежий, лимонад изготовлен вчера. – Когда ты все это успел?! – Шмаков вскочил на ноги и, открыв холодильник, покачал головой: – Действительно срез на колбасе свежий. А зачем ты мне все это так долго рассказывал, если лимонад произведен вчера? Этого было бы достаточно! – Ты спросил – я и ответил, – улыбнулся Тимур. – Срок изготовления лимонада я заметил в последнюю очередь. – Дедуктивный метод, Шерлок Холмс? – рассмеялся Шмаков, плюхаясь на диван. – Какой Шерлок Холмс! – махнул рукой Тимур. – Я действительно охотник и следопыт, могу точно определить по следу, когда зверь прошел мимо. Постоянно тренирую свою наблюдательность. Ближе к ночи началась борьба со сном. Для оперативника, находящегося в засаде, самый главный враг не преступник, которого он ожидает, а предательский сон, укутывающий его теплым, мягким одеялом и уносящий куда-то за горизонт. Бороться со сном практически невозможно, пресловутые крепкий кофе, обтирание снегом, обливание холодной водой дают кратковременный эффект. Потом сон возвращается с новой силой. Поэтому появление преступника для оперативника сродни появлению родного существа, в этот миг сыщик любит и лелеет его, заботливо застегивая на его запястьях наручники. Тимуру приснилось, что он в Якутске, в квартире у Лидии Ивановны. Добрая и отзывчивая старушка своей мягкой ладонью гладила его по голове, приговаривая: – Вставай, милый, ватрушки готовы… Он вдруг открыл глаза и резко привстал, услышав шорох за дверью – кто-то пытался открыть ее, но испорченный оперативниками замок не поддавался. Быстро бросил взгляд на Шмакова – тот, устроившись удобнее, видел уже третий сон. Тимур вытащил из-за ремня пистолет с заблаговременно передернутым затвором, спустил предохранитель… Он всегда досылал патрон в патронник еще до входа в квартиру, где предстояло посидеть в засаде. Многие игнорировали это, боясь ненароком выстрелить и нанести увечье себе или коллеге. «Если у тебя есть голова на плечах, ты никогда не выстрелишь по нечаянности, – говорил он этим товарищам. – А если ее нет, то и не следует сидеть в засаде, когда порою счет идет на секунды. Да и передергивание затвора в ночной тиши по звуку приравнивается к выстрелу – преступник почувствует засаду». Шорох за дверью усиливался, Тимур еще раз без надежды посмотрел на сладко спящего Шмакова и рывком открыл дверь. Там стоял человек с бледным, как у мертвеца, лицом и от неожиданности хватал ртом воздух. Тимур взял его за грудки, затащил в квартиру и бросил на диван, где только что дремал сам. Шмаков от неожиданности вскочил на ноги и схватился за пистолет. – Отставить! – крикнул ему Тимур. – Все нормально! – Как он здесь очутился?! – разразился оперативник криком, пытаясь отойти от сна. – Молча! – хмуро ответил ему Тимур. – Меньше спать надо! Да и я хорош – уснул, как сурок. Во время этого разговора оперативников задержанный молча полулежал на диване, не смея или не имея сил двигаться, и ожидал своей участи. Лицо его было действительно ужасным: скукоженная от ожога левая часть лица, полузакрытый левый глаз, обвислая нижняя губа. «Хоть сейчас отправляй без грима сниматься в фильме ужасов. Не Хейг, а законченный Фредди Крюгер», – подумал Тимур, рассматривая урода, а затем кивнул Шмакову: – Надень браслеты! Через полчаса довольные удачным задержанием оперативники везли убийцу в отделение милиции. 3 До отделения ехали целый час, и за это время ни сыщики, ни задержанный не проронили ни слова, каждый думая о своем. Зайдя в кабинет и посадив убийцу на стул, Тимур начал допрос. – Александр, предстоит поездка в Якутск. Ты погулял на свободе достаточно, уже два года, пора ответить перед законом. Будешь говорить или придется тебе все доказывать? А доказательств у нас достаточно: ванна, изъеденная кислотой, стояк канализации, останки матери, – схитрил Тимур, прекрасно зная, что ничего этого у него нет и в помине. Он надеялся на то, что убийца признается в содеянном – только в этом случае можно было везти его в Якутск. «Благодаря» стараниям Карлушина и его сподручных уголовное дело так и не было возбуждено, все вещественные доказательства утеряны, поэтому увозить его с собой не имело смысла, если только Мокрецкий не изъявит желания сознаться в убийстве матери. В этом случае якутская прокуратура могла бы возбудить уголовное дело, да и то не факт: теория Хейга об идеальном убийстве, когда отсутствие трупа убиенного оправдывало преступника, жила и существовала в судебной системе России. – Гражданин Мокрецкий, – продолжил Тимур. – Я даю тебе возможность написать явку с повинной, это учтется в суде как смягчающее обстоятельство. Будем говорить? – Да, – наконец отозвался задержанный. – Будете писать или я сам?… – Сначала расскажи, а потом напишешь. – С какого момента рассказать? – С детства. Я тебя слушаю. – Тогда слушайте, рассказ будет долгий. И преступник поведал свой страшный рассказ, от которого стыла кровь в жилах: – Я рос без отца. Мать никогда не говорила, кто он, да я и не интересовался сильно. В школе учился довольно хорошо, мама была учительницей в этой же школе, поэтому мне всегда помогала, если где-то отставал в учебе. Был домоседом, близких друзей практически не имел, кроме Геры из соседнего подъезда. Когда окончил школу, в армию меня по состоянию здоровья не взяли – плоскостопие и плохое зрение. В этот же год поехал в Москву, чтобы поступить на авиационного техника, но по конкурсу не прошел и остался жить в столице на некоторое время. Это был восемьдесят пятый год, когда к власти пришел Горбачев. В Москве появились очереди за винно-водочными, и я приткнулся к группировке, которая подпольно торговала алкоголем. Поболтавшись в Москве более года, по настоянию мамы, которая мне писала регулярно, вернулся в Якутск. Сначала работал заправщиком в аэропорту, а с девяностого года уже не имел постоянного рода занятий, перебивался случайными заработками. Пристрастился к анаше. Мне все больше и больше не нравилось жить в Якутске, хотелось московских просторов и свободы. Однажды поговорил с матерью насчет переезда в столицу. Она категорически отказалась, ссылаясь на то, что там нет ни одного знакомого человека и мы пропадем в большом городе. По этому поводу у нас с ней было несколько серьезных разговоров, я предлагал продать нашу квартиру и подыскать подходящую в Москве. Она меня и слушать не хотела, однажды даже ударил ее в лицо, столько во мне было злости на нее! Я задыхался в Якутске, я уже не мог там жить, а она упорствовала!.. Летом девяносто второго устроился в аккумуляторный цех, меня туда позвал работать Гера, который там уже работал. Я согласился, поскольку немного разбирался в аккумуляторах, сталкивался с этим во время работы в аэропорту. Хозяин цеха был хамло, бывший бандит, за каждую провинность избивал нас. Один раз он принес мышеловки, изготовленные из металлической сетки с мелкой ячейкой, и велел их расставить по цеху, поскольку в большом количестве завелись мыши. Устройство мышеловки позволяло ловить грызунов живыми, пойманных зверьков мы топили в воде. Однажды во время дежурства решил провести эксперимент и, слив в стеклянную банку немного кислоты, опустил туда живую мышь. Она, конечно, сразу сдохла, а я результаты эксперимента забыл выплеснуть на улицу. Утром банку нашел хозяин, тряся ею перед моим лицом, он спросил, что там внутри. Я увидел, что кислота превратилась в жижу – мышь полностью растворилась! После очередного скандала с матерью вдруг вспомнил про эту мышь. Я уже давно собирался покончить с матерью, так она меня достала, но не знал, как избавиться от тела, чтобы милиция не обнаружила ее и не заподозрила меня. Теперь мне представлялось, что проблема с сокрытием трупа решена. Работая с кислотой, я знал ее свойства, что при реакции будет выделяться запах и тепло. Тепла не боялся, поскольку все это будет происходить в чугунной ванне, а вот с запахом… Я решил использовать старый, но довольно мощный пылесос, чтобы отводить хотя бы часть запаха на улицу. С этой целью нашел два шланга длиной примерно по пять метров и положил на балкон. В последнее дежурство (я уже решил уйти с работы) взял из цеха две бутыли концентрированной серной кислоты и занес к себе на балкон. Однажды мама меня спросила, что за жидкость и шланги валяются на балконе, и велела их вынести, поскольку они мешали ей вешать выстиранное белье. В эту ночь я ее и убил… Преступник вдруг разрыдался, вытирая обезображенное лицо серой тряпкой, которую достал из кармана. Выпив воды, он продолжил: – Я задушил ее спящей в постели, накинув на лицо подушку и прижав своим весом. Когда она притихла, я выпил водки и уснул. Утром встал примерно в десять, убедился, что мама мертва, и отнес ее в ванну. Вы, наверное, знаете, что она некрупного телосложения и спокойно поместилась на дне ванны. Соединил шланги с пылесосом, один конец которого вынес на балкон. Затем тонкой струйкой, как учили в аккумуляторном цехе, стал лить кислоту прямо на нее. Она на глазах начала скукоживаться и меняться. Залив две бутыли в ванну, прикрыл ее клеенкой, а сам пошел прогуляться, поскольку едкий запах кислоты заполнил квартиру. Пылесос оставил работающим. Вернулся только поздно вечером. Пылесос уже не работал, очевидно, пары кислоты его испортили, но запах ощущался не так сильно, как при начале реакции, тем более балкон у меня был отрыт настежь. Развернув клеенку, увидел то, что осталось от мамы: какие-то красные сгустки плоти, оголенный череп, кости руки и ноги. Убедившись, что реакция идет нормально, шваброй размешал содержимое ванны, во время которого некоторые части конечностей и голова отчленились от тела. Но я заметил одну вещь, которая меня озадачила: эмаль в ванне стала слезать, я даже испугался, что кислота разъест ванну и польется вниз к соседям. Обследовав ванну, убедился, что чугун толстый, кислоте не поддается, и успокоился. Всю ночь пил, уснул только под утро и проспал до двенадцати. Проснувшись, заглянул в ванну – кислота сделала свое дело, чего-то похожего на маму там не осталось, за исключением некоторых костей, которые она так и не смогла разъесть. Я их собрал и упаковал в целлофановый мешок, а позже все это выкинул в канализационный люк… – Ну, и урод же ты! – воскликнул сидевший рядом начальник отдела Лыско. – Она тебя девять месяцев носила под сердцем, родила, кормила своей грудью, одевала и воспитывала, а ты с ней так!.. Убийца угрюмо молчал. – Сразу уехал в Москву? – задал вопрос Тимур. – Я хотел получить справку, что она пропала без вести, и продать квартиру. Ответственный квартиросъемщик – мама, а без нее я не мог продать квартиру, потому и хотел получить эту справку. Но мне объяснили, что такой документ можно получить только спустя полгода после пропажи человека, и я на это время уехал в Москву. – А почему рано вернулся, спустя всего два месяца? – Нуждался в деньгах. Решил продать квартиру авансом, до официального оформления купли-продажи. Нашел покупателя, но вы меня спугнули… – С этим более-менее прояснили, – проговорил Тимур и со злой иронией добавил: – Можешь гордиться собой, ты единственный в мире поганец, растворивший в кислоте свою мать! Теперь расскажи, как убил Куницину и где ее тело? Тоже растворил? – Нет, утопил… – Как?! – воскликнул Лыско в предвкушении раскрытия убийства и возможности тем самым отличиться в глазах руководства. – В каком месте?! – В пруду, недалеко от ее дома. – Расскажи поподробнее! – майор был взвинчен до крайности. – Я работал у турка Мехмета на Черкизовском рынке. Зимой познакомился с Кунициной, которая продавала собственные пирожки на рынке. Я купил у нее пирожок, так и познакомились, стали сожительствовать. Она сильно выпивала. Однажды я выкрал ее паспорт и документы на квартиру и спрятал у себя на работе. Она устроила скандал, подозревая, что это моих рук дело, а потом смирилась. Весной на Мехмета начались наезды со стороны Акрама и его людей, и в конце концов его застрелили. Хозяйкой магазина стала жена Мехмета, но Акрам наседал и на нее. В это время я уже переехал из подсобки магазина к Кунициной, но продолжал работать продавцом. В один из вечеров после распития спиртного я позвал Куницину в лес, где у меня якобы были спрятаны деньги Мехмета. На мостике через пруд я толкнул ее, она упала в холодную воду и сразу утонула. Через месяц милиция нашла ее труп, но все прошло тихо и мирно, очевидно, ее личность так и не установили, потому что в квартиру к ней никто не приходил. А почему я ее убил? Хотел квартиру продать кому-либо из торговцев, так же как и в Якутске – без оформления договора. Не было отбоя от желающих… А вскоре после этого меня подожгли… – Я же говорил, что Акрам убил турка! – воскликнул Шмаков. – А мне никто не поверил! – Да, это он, – кивнул Мокрецкий. – И меня поджег он же, его люди. – Достаточно, – решил Тимур. – Напиши подробно все, что ты нам рассказал. Про московские преступления напиши отдельно, ребята переправят твое объяснение в территориальный отдел милиции – пусть проверят. А я тем временем куплю авиабилеты, завтра вылетим в Якутск. Кстати, знаешь, кто такой Хейг? – Нет, а кто такой? – Ничего, просто так… Вечером Тимур пригласил в свой номер гостиницы начальника отдела Лыско и Шмакова. – Содержательная командировка у меня выдалась, – произнес он свой тост. – Ждал этого момента долгие два года, за это время успел и в тюрьме посидеть. Но когда-то этот день должен был наступить, я представлял его, даже сидя в камере, когда, казалось бы, надежды на возвращение в милицию полностью угасли. Я надеялся, и вера моя оправдалась. Давайте выпьем за НАДЕЖДУ и ВЕРУ, за эти два понятия с названиями, олицетворяющими прекрасных женщин, которые нас сопровождают всю жизнь и не дают угаснуть нашим мечтам и стремлениям! – Ты забыл про третье понятие – ЛЮБОВЬ, – улыбнулся Лыско. – Тоже с названием, олицетворяющим прекрасную богиню. – Опять ты за свое! – игриво-осуждающе посмотрел Тимур на начальника отдела. – Любовь – это тема отдельного разговора! Проводив гостей далеко за полночь, он уснул крепким сном человека, умиротворенного исполнением самой желанной мечты, но ночью его разбудил телефонный звонок: – Это я, Лыско, срочно подойди в отделение милиции! – А что случилось? – Сердце у Тимура тревожно забилось. – Мокрецкий удавился в камере. – Как?! – Разорвал рубашку, сплел веревку и повесился. – А что, он в камере был один?! – Да, один. Мы хотели его уберечь от других сокамерников, которые могли его сами удавить за маму, а получилось вот так…