Опять-таки, Блэк почти видел это даже с закрытыми глазами. Он осознал, что теперь в целом более ясно видит этого мужчину. Ему нравилась Старая Земля. Ему нравилась его жизнь там. Может, у него там даже была супруга или просто череда любовниц, которой он наслаждался. Какова бы ни была причина, он не питал горечи в адрес Старой Земли. Он не хотел уходить. Эта сентиментальность казалась Блэку такой чужеродной, что он не мог по-настоящему её осмыслить. Только не тогда, когда его голова плыла; когда огонь бурлил в его свете, отчего сердце громко билось в груди; когда ему приходилось прилагать такие усилия, чтобы оставаться неподвижным… только не тогда, когда он не знает, где его долбаная жена. И всё же это вызвало очередную запутанную массу напряжённых эмоций. Это напоминало ему, каково было на Земле, где он родился. Это напоминало ему, каково было принадлежать, носить ошейник, терпеть насилие. Это напоминало ему, каково это — не иметь возможности ни черта с этим поделать. Это напоминало ему, что его сестра… его настоящая, кровная сестра… находилась на этой версии Земли, наверное, жила в одном из его владений в Сан-Франциско, ела еду, за которую он платил, носила одежду, которую предоставил ей кто-то из его команды. Как этот идиот-видящий вообще мог скучать по тому миру? Как вообще любой видящий мог скучать по тому миру? Как кто-то мог хоть думать о том, чтобы предпочесть мир, где большинство представителей его вида порабощены, терпят насилие и избиение, гибнут… просто за то, кем они родились? Но видящие-лаборанты продолжали говорить. Блэк усилием воли переключил внимание на них, хотя осознал, что уже пропустил слова и целые предложения. — …сердечный ритм реально повысился, — пробормотал он. — Как и его температура. Это из-за тех странностей в его свете? Тон женщины сделался нервным. — Но он же без сознания. Верно? Он по-прежнему без сознания? Блэк почувствовал, как она смотрит на его лицо. Её пальцы потянули за то, что крепило его запястье к столу, затем дёрнули за то, что обхватывало его грудь. — Они ввели уже все новые протоколы безопасности? — спросила она. — Они же собирались их поменять, верно? После случившегося? Они говорили что-то о том, чтобы повысить чувствительность? Поставить какой-то Барьерный триггер? Голос мужчины продолжал звучать скорее раздражённо. — Ага, — он фыркнул. — Я бы не стал надеяться, сестра. Они сделают всё, что смогут, но у нас нет такой Барьерно-чувствительной технологии, о которой ты говоришь. Здесь её пока что нет. Об этом я и говорил. Лучшее, что они могут сделать — приставить к нему больше видящих в Барьере. Эти видящие смогут вручную активировать дополнительные протоколы, если понадобится. Но, по правде говоря, я сомневаюсь, что у Чарльза сейчас есть много свободных топовых разведчиков, поскольку каждый отряд разведки работает над прорывами границ, пытается найти и отследить всех проникших вампиров… Разум Блэка снова завертелся вокруг его слов. Он сосредоточился на своём свете, на своей ситуации. Правы ли они? Мог ли он высвободиться из этого? Сейчас может быть его единственный реальный шанс сделать так. Если мужчина-видящий прав, если разведчики Чарльза заняты другим, если команда безопасности Чарльза всё ещё разрабатывает для него новые протоколы… возможно, сейчас лучший шанс попытаться. Он сосредоточился на своём свете. Он сосредоточился внизу… внизу, на столбе света под его ногами, где он прежде ощущал прилив жара и мощи. Он думал, что всё ещё по большей части пребывает в этом жаре. Он думал, что его присутствие уже плавало в той плотной части его света… но по мере того, как он направил своё осознание вниз, он осознал, что лишь задевал самые его краешки. Это сидело там и ждало, как котёл расплавленного металла под его ногами. По сравнению с ним он чувствовал себя маленьким, как мышка, каким-то образом подвешенная над этим котлом. Он смотрел на эту бурлящую, наполненную звёздами, змеящуюся, пугающе живую часть его живого света, и не зная на самом деле, почему или как… Он твёрдо связал её со структурами над своей головой. В то же мгновение, когда он сделал это, всё в нём осветилось. Как будто электрический кабель подключили — всё в нём включилось. Всё в нём сделалось совершенно неподвижным. Внутри этой неподвижности что-то поднялось. Он узнавал это, его отпечаток, даже если никогда не признавал это как отдельную вещь, или вообще как вещь. Теперь он наблюдал за этим. Его одурманенная, сбитая с толку, рассеянная часть его наблюдала с изумлением, с какой-то озадаченностью, с каким-то неверием. Это было новым, но старым. Это был он, как будто часть его… но в то же время нет. Это вообще не походило на видящего. Это не походило на животное… по крайней мере, на любое животное из тех, что он когда-либо прежде ощущал. Это не походило на машину. Это походило на… Это походило на сознание. Это ощущалось почти как комбинация этих вещей, видящий-животное-машина, как разумная машина, но только не похоже ни на одну машину из всех, что Блэк ощущал в своей жизни, за одним-единственным исключением. Он почувствовал нечто подобное однажды, всего однажды, когда он был на Старой Земле… прямо перед тем, как он провалился в межпространственную дверь, выкинувшую его на эту версию Земли. Та машина разговаривала с ним. Он слышал её, слышал, как она рассказывала всякое. Он узнал голос. Он узнал присутствие, хоть и не ощущал его годами. Он не ощущал его с самого детства в тех лагерях рабов. Затем он вспомнил кое-что ещё. «Мири говорила с ним». Во время их связывания она говорила ему. И после этого они тоже обсуждали. «Мири называла это Кореком. Бл*дь, я даже никогда не говорил ей о Кореке, но она знала его имя. Она знала его имя, и она назвала эту… штуку… Кореком. Она сказала, что это живёт в части моего света, в какой-то части, которая была огромной, чёрной, обширной, наполненной звёздами. Она сказала, что видела расплавленную лаву, звёзды, глубины океана, когда глубоко уходила в неё… Оно говорило с ней. Оно знало её. Оно сказало ей, что она и его пара тоже». Что-то в этом воспоминании, исходившем из их связывания, вызвало дрожь страха. Может, чего-то близкого к ужасу. Это сознание теперь наблюдало за ним, змеясь и струясь перед ним в пространстве. Блэк осознал, что разговаривает с ним. Он не думал. Он просто заговорил. «Мне нужно выбраться отсюда, — сказал он. — Ты можешь мне помочь? Ты можешь вытащить меня отсюда?» Эта штука бурлила, пульсируя тем плотным, жидко-металлическим светом. «Мири в беде», — послал Блэк. Он послал свои слова твёрже, с напором. «Мири нуждается в нас. Она в беде… ты меня слышишь? Мне надо выбираться отсюда нахер. Мне надо выбраться отсюда нахер и найти её. Никто здесь не может мне помочь. Они даже не знают, что её похитили. Они понятия не имеют, где она…» Эта штука уже шевелилась, перестраивалась. Она не говорила, но Блэк осознал, что слушает, пытается разобрать слова.