Псих, кажется, перестает себя контролировать. Его глаза вылезают из орбит, изо рта брызжет слюна. Он размахивает руками. Я даже не пытаюсь разобраться в бессвязной речи. – Мне пора, – бросаю на прощанье и иду к выходу. Удираю под крики чокнутого шамана. – Он придет! Белокурый, с широкими глазами, Нининмэ. Я видел вьющиеся волосы. У него голубые глаза, Нининмэ. Я не закрываю за собой дверь и бегом возвращаюсь в гостиницу. Сказать, что я разочарован, – ничего не сказать. Меня обманули. Надули, как дурачка. – Девушка. Алло, девушка. Проснитесь. Вам пора. Остановка «Зеленая». Ваша остановка. Вика смотрит в окно. Знакомые места. – Спасибо большое, – благодарит женщину и выходит из автобуса. Сегодня Димку выписывают. Нужно торопиться. Она обещала отцу, что приедет в больницу вовремя и поможет. Обещания нужно выполнять, и Вика выполнит, каким бы противным и мешающим оно ей ни казалось. Сейчас бы вернуться домой, закрыться в своей комнате. – Который час? – Без пяти двенадцать, – отвечает прохожий. Вика обещала к полудню приехать. Нужно торопиться. Бегом-бегом. Подгоняет сама себя. Пробегает крыльцо больницы. На парковке стоят машины «скорой помощи». Люди с пакетами в руках шастают взад-вперед. Вика заходит со служебного входа. Там ближе получится. – Ваш проводник оказался шарлатаном, – говорю с порога администратору и подхожу к стойке с надписью Гостиница «Северная». Женщина делает вид, что не понимает, о чем я. Она, наверное, боится, что я потребую шоколадку вернуть. – Послушайте. Я от вас не отстану. Мне на самом деле нужно найти настоящего шамана. Это вопрос жизни и смерти. Женщина продолжает делать вид, что не слышит. Она уткнулась носом в какой-то журнал. Ладно. Я чертовски устал. Нет сил. На сегодня хватит. Завтра я обязательно найду у кого спросить. Иду к лестнице. – Ах, да, – оборачиваюсь и спрашиваю администратора: – Может, вы знаете, что на местном означает слово Нининмэ? – Не на местном. – На этот раз женщина меня услышала. – Нининмэ – это в переводе с эвенкийского значит «проклятие» или «проклятый», – равнодушно произносит она хамоватым тоном и возвращается к чтению. – Что? Выходит, шаман видел мое проклятие? Он знает, что со мной? Его бред вовсе не бред? – Что вы сказали? – переспрашиваю администратора. – Что непонятного? Нинин, енэн, проклятие. – Нининмэ, – говорит шепотом Вика. – Очнулась. Ну слава богу, – слышится голос отца. Вика открывает глаза. Возле нее склоняется врач, рядом стоят папа с Димкой и еще несколько зевак. – Все в порядке. Ничего опасного, – говорит доктор и продолжает слушать Вику. – Скорее всего, волнение за брата, плюс стресс. Сейчас я не вижу никакой опасности. Но лучше, конечно, сдать анализы, учитывая ее положение. – Какое положение? – удивляется отец. – Волнительное, – встревает Вика и не дает договорить врачу. Нельзя, чтобы доктор раскрыл ее тайну. Отец не должен догадаться, что его дочь беременна. – Со мной все хорошо. Я плохо спала, волновалась за Димку. Ехала в душном автобусе. Вдобавок торопилась, бежала. Сейчас все хорошо. Отец вопросительно смотрит на доктора. – Склонен согласиться с девушкой. Но все же, если подобное повторится, настоятельно рекомендую показаться врачу. * * * Мне с трудом удается дождаться утра. Вчера ночью, когда я побежал из гостиницы к шаману, чокнутого уже не было дома. А может, он не открыл. Трудно сказать. Тогда я отправился к проводнику. Он, судя по всему, успел уже вылакать всю бутылку и заплетающимся языком объяснил мне, что он найдет для меня другого чокнутого шамана. Сказал, и этого, и нового чокнутого, и всех остальных найдет. Отведет куда попрошу, но только завтра. Я не ложился. Просидел за столом напротив кровати. Не лег не только потому, что мне не терпелось. И не только из-за холода. Не потому, что спать не хотелось. Сидел при включенном свете – во многом благодаря клопам и тараканам, коих в моем номере оказалось немерено. С наступлением ночи насекомые активизировались. Прогуливались по комнате, ни капли не смущаясь моим присутствием. Наконец утро. Сегодня состоится вторая встреча. И на этот раз мне нельзя сплоховать. Смотрю на часы. По идее, уже можно отправляться на завтрак. Буфет при гостинице оплачивается отдельно. «Буфетом» то место можно называть только из-за вывески. Из еды в нем нашлись парочка скрючившихся, скорее всего вчерашних, сосисок синевато-серого цвета, гречневая каша, сметана в стакане, с виду разбавленная, и цикорий, гордо именующийся «кофе». Беру сметану и «кофе». Рассматриваю замысловатый травяной узор на рукоятке ложки. Стебли незнакомого растения оплетают края, образуют орнамент и сходятся на перемычке. В углублении ложки я вижу несколько черных пятнышек. Пробую ногтем, вроде бы не грязь. Похоже, от времени почернело. Я понимаю, что мне нужно позавтракать, но не могу заставить себя поднести ложку ко рту. Делаю глоток заваренного цикория. Стараясь, чтобы никто не заметил, возвращаю жидкость изо рта обратно в стакан. Обойдусь. Спасибо за питательный завтрак. Пальчики оближешь. Морщусь и направляюсь к выходу.