Юля вспыхнула. — Прости, Степан… — За что? Всё нормально. — За ложь. Ведь ты мне говорил только правду. А то, о чём ты умолчал… Так я об этом и не спрашивала. — В чём ещё солгала? — Мне двадцать три года, а не двадцать пять лет. Месяц назад я окончила университет. — Училась журналистике? — Да, — кивнула Юля и опустила глаза. — Моя специальность — связи с общественностью. — И всё-таки «да», — словно сам себе сказал Степан. — Я подозревал, но не хотел верить. Спорил сам с собой. Мои чувства спорили с моим разумом, это так банально! Хотел верить, что настоящей и искренней ты была в пещерах, например. Или тогда, когда таскалась с нелепым букетом, который я нарочно подарил тебе, чтобы он тебе мешал и бесил тебя. — Я и была тогда настоящей и искренней, Степан! — с отчаянием крикнула Юля, прекрасно понимая, однако, что переубедить его не удастся. — Неужели ты не чувствовал этого? Совсем ничего не чувствовал⁈ — Зачем мы стоим тут у забора под дождём? Довольно странно. Степан толкнул двери в заборе и первый шагнул на соседний участок. — Проходи, Юля, не стесняйся. Юля шагнула следом и замерла, увидев открывшуюся картину. Участок был раза в три больше того, первого участка, однако представлял собой пустырь и находился в полном запустении. Всё заросло травой, которую никто не косил. Даже фундамент будущего дома весь зарос. — А вот и жилище Елисея Хлебникова, — Степан обвёл рукой всё то, что они увидели. — Как тебе? — Не очень, — честно призналась Юля, не в силах отвести взгляд от заросшего фундамента. Кажется, когда-то здесь собирались строить дом, но потом передумали. — Да мне и самому не очень, если честно, — усмехнулся Степан. — Слишком тяжёлая энергетика, слишком невесёлые воспоминания. Но я, наконец, избавился от всего этого, и скоро обрету полную свободу. Чуть-чуть не успел. Надеялся, что успею уйти неузнанным. — Стёпа, ты какие-то ужасные вещи говоришь! — Юля почувствовала, что вот-вот заплачет, как маленькая, отчаянно и испуганно. А ещё хвастала, что ничего не боится! — Прости, Юлька, я тебя испугал. Ты поняла меня превратно. Привычка нагнетать и некоторое позёрство — это у меня в крови, без этого никак. Это одна из самых важных составляющих моей работы. Теперь давай вернёмся и пойдём в беседку? Продолжим разговор там. А то я упущу нужную кондицию углей в мангале, и придётся начинать всё заново. Юле и самой не терпелось уйти с мрачного пустыря, потому она не стала спорить. — Степан, — пока хозяин дома занимался шашлыком, Юля всё же решилась на этот вопрос, самый важный для неё в данный момент. — А что сегодня произошло бы между нами, если бы я не повела себя так по-идиотски? — Ты не вела себя по-идиотски. Ты выполняла свою работу. Наверняка же ты здесь находишься в командировке, которую оплатил твой работодатель? А значит, по-другому ты поступить не могла. Это главное, а всё остальное — лишь частности. Глава 3 — Нет! — Юля опять не выдержала и перешла на крик. — Да что ты за человек-то такой, Степан⁈ Невозможный! Невыносимый! Степан выложил мясо из решётки в глубокую тарелку, подвинул Юле хлеб и нарезанные овощи. — Давай пообедаем, Юля. Надеюсь, ты мне доверяешь? Ведь мы это всё вместе покупали в супермаркете. — Я тебе доверяю, но у меня аппетит пропал, — покачала головой Юля, хоть и понимала, что разжалобить Степана не получится, так же, как и достучаться до него. Потому ни к чему актёрствовать. Тяжело вздохнув, Юля нарочно взяла рукой кусок мяса из общей тарелки, взяла хлеб и начала есть. Хуже, чем сейчас, вряд ли будет, всё безнадёжно испорчено, всё потеряно. Потому ей стало всё равно, что подумает о ней Степан. Ему же, кажется, наоборот понравилось то, что он увидел. Юля поняла это по блеску его глаз. Никогда ей не понять этого человека! Оттого, видимо, он и влечёт её настолько мощно, и она не в силах сопротивляться этому влечению. Харизматичный и яркий Полевой, например, не влечёт, хотя в него влюблены почти все женщины их отдела, в том числе, подруга Юли, Алина. И всем плевать на то, что он женат. А Степан, которого, увидев впервые, так сразу и не заметишь, занял всё пространство в душе́ и в сердце Юли. Так они и съели всё мясо, доставая куски руками из общей тарелки. Потом умылись, и Степан попросил Юлю включить диктофон. — Зачем? — умоляюще спросила Юля, которую опять начали мучить тяжёлые предчувствия. — Тебе ведь нужно интервью? Я готов его дать. — Не надо, Стёпа, я не хочу. — Я не могу допустить того, чтобы ты вернулась в Москву с невыполненным заданием, — твёрдо сказал Степан. И Юля опять не смогла ослушаться. — Сначала я расскажу тебе всё о себе, а потом ты задашь интересующие тебя вопросы, хорошо? — Хорошо, — обречённо кивнула Юля, которая уже приняла решение. — Меня зовут Степан Сергеевич Елисеев, мне двадцать шесть лет. Я родился и вырос в этом городе. Мои родители поженились, будучи очень молодыми. Мама забеременела мной, когда училась на первом курсе техникума, а отец как честный человек женился на ней. Они учились в одной группе. Мама перевелась на заочное отделение, а отец доучился очно и начал работать. Когда мне было три года, отец уехал в командировку в Казахстан и познакомился там с другой женщиной. Вернулся только для того, чтобы уволиться с работы и развестись с мамой. С тех пор я его не видел, хотя алименты он платил исправно. Сначала алименты получала мама, потом, позже, — бабушка и дед. Когда мне исполнилось шесть лет, мама вышла замуж и уехала с новым мужем на его родину, на юг. Меня она оставила здесь, потому что новому мужу «прицеп» нужен не был, а мама этого нового мужа очень полюбила и слушалась во всём. Конечно, она тоже присылала мне и посылки, и деньги, но когда я повзрослел, запретил ей присылать это всё для меня. У неё после меня родились ещё трое детей, им нужнее. Когда мне было десять, не стало бабушки, а через год дед, которому тогда было всего пятьдесят пять, женился на шестидесятилетней вдове, тёте Тане. Единственный сын тёти Тани, которому тогда было уже за тридцать, давно уехал за границу, а о матери знать не желал. Именно тётя Таня заменила мне мать. Я её так и называл: «мама», и считал своей матерью, и сейчас считаю. Мама переехала в этот дом, к нам с дедом. Свою квартиру она продала, а деньги они с дедом вложили в покупку того участка, что за забором, и в начало строительства. Однако, когда мне было семнадцать, не стало и деда — сердце подвело. Мы остались с мамой Таней вдвоём. Я окончил колледж, отслужил в армии и вернулся, начал работать. Мы мечтали достроить дом, в память о дедушке. Однако мама Таня серьёзно заболела, и лечение съедало все свободные деньги. Продавать участок мама категорически отказалась, а я не смел настаивать — это подкосило бы её, мечта держала её на плаву. Я разыскал её сына, написал ему о болезни матери, но он ответил примерно следующее: тебя она вырастила, ты и помогай ей. Я старался. Хватался за любую работу, в том числе, в интернете. Тогда я и начал вести свой блог, хотя он и приносил сначала сущие копейки. Хлебников — фамилия деда, девичья фамилия моей матери. Елисеев я по своему биологическому отцу. Так родился псевдоним. И знаешь, писательство меня вдруг увлекло. Почему я выбрал такие тяжёлые жанры? Наверно, потому что я, в отличие от тебя, с детства увлекался «страшилками», они будоражили моё воображение. В юности много книг читал в жанре хоррор и тёмное фэнтези, и мне всегда казалось, что можно сделать лучше, напряжённее, загадочнее, страшнее. И тут вдруг я словно нашёл себя. Уже не я управлял процессом, а процесс — мной. В голове постоянно крутились идеи, мысли, образы, новые сюжеты… Я забывал о своей тоскливой жизни, о своих бедах, погружаясь в работу. Сначала и речи не было об успехе, да я на него особо и не рассчитывал. Меня больше интересовали те небольшие деньги, которые удавалась зарабатывать, и сам процесс работы. А полтора года назад неожиданно пришла слава. Мои книги вдруг начали публиковать, продажи превзошли все ожидания, а два романа пошли на экранизации. Появилась реальная возможность закончить строительство. Мы с мамой очень мечтали об этом. А ещё я мечтал отвезти маму на лечение в одну из лучших клиник, специализирующихся на работе с такими пациентами. Однако у мамы начался рецидив, и она угасла за четыре месяца. Мамы не стало девять месяцев назад. Уже после её ухода я узнал о том, что существует завещание, по которому участок земли отходит мне. Тот самый сын пытался оспорить завещание, но оно было оформлено строго в соответствии с законом. Для меня стало делом принципа оставить участок за собой. Три месяца назад завещание вступило в законную силу. Хочешь знать, Юля, почему я напускаю столько секретности вокруг своей персоны? Или сама всё поняла? — Поняла, — спокойно ответила Юля, которая запретила себе плакать и проявлять сочувствие, зная, что Степану эти проявления не нужны. Ему нужно именно понимание. — У тебя слишком много так называемых родственников, которым ты, будучи простым парнем Степаном Елисеевым, нужен не был. И ты не хочешь вдруг стать нужным им всем сейчас. — Всё правильно, Юля. — Стёпа, но ведь нельзя так жить — никому не нужным! Ты закрылся от всего мира. И для всего мира. Так нельзя. Степан встал, взял бутылку с водой и залил угли в мангале. Юля слушала то, как шипят угли, смотрела, как они гаснут, и знала: Степан сейчас погасил не только угли. Потом он протянул руку Юле и всё так же спокойно сказал: — Уже поздно, я отвезу тебя в отель, Юля. — Стёпа! — Юля, не подавая ему руки, вскочила. — Позволь мне остаться, пожалуйста, прошу! Ведь ты же хотел этого, ты за этим и пригласил меня к себе! Ты хотел впустить меня в свою жизнь, готов был, я знаю. Что изменилось-то? — Юля, нам пора. Жаль, качественное фото сделать не получится, уже сумерки. — Ты невыносимый, — внятно сказала Юля, вплотную приблизившись к Степану и заглянув в его глаза. — Невыносимый эгоцентрик. Да, на твою долю выпало много испытаний, и ты постоянно терял людей, которых любишь. Одни тебя оставляли по своей воле, других отнимала жизнь. Но по большому счёту, Стёпа, тебе повезло! Судьба подарила тебе прекрасных деда и бабушку, а потом — маму Таню. Судьба подарила тебе настоящий талант, а также признание, которое получает далекооооо не каждый истинный талант, и даже гений. Потому мне абсолютно не понятно, с какой стати ты обиделся на весь мир и прячешься! Скорее всего, тебе просто нравится себя жалеть. Как ты сказал? Потребность нагнетать у тебя в крови? Вот так! — Всё сказала? — усмехнулся Степан. — Всё, — кивнула Юля. Внешне она оставалась спокойной, но внутри неё всё клокотало от ярости и бешенства. — Тогда мы можем ехать. — Хотя нет, не всё сказала. Пошёл ты в з…цу! И подвозить меня не надо, сама дойду. Только посмей приблизиться ко мне и хоть пальцем тронуть меня, очень пожалеешь! В полиции не посмотрят на то, что ты гений! Можешь не волноваться, завтра же я уеду, больше тебя не побеспокою. Но визитку оставлю. Вдруг захочешь добавить что-то к интервью? Качественные фотографии, например. Вот теперь всё. Юля взяла со скамейки свою сумочку, перекинула через плечо, выложила на скамейку две визитки и быстро пошла к воротам. К чёрту этот городишко вместе со всеми его обитателями! Она уедет рано утром, как только рассветёт. …То, что Степан идёт следом, Юля поняла очень быстро. Всё же он не смог отпустить её одну, но Юле не нужна была его «трогательная» забота. Ей нужен был он, и он это прекрасно понимал, однако продолжал изображать из себя обманутую жертву.