Но когда мама вдруг вышла замуж за одноклассника, который в то время жил в Мюнхене, и переехала к нему, выяснилось, конечно, что есть масса деталей, которых не было в Петиных учебниках. Или он невнимательно читал? Как бы там ни было, но ни смешное словечко – «дох», ни суффикс «ай» для образования существительных… Нет, он этого не знал. Не знал? А теперь знает. Слов на «ай» много. «Бюхер» – это книги. А «бюхерай» – библиотека. Есть еще одно, правда, слово, – «библиотек», но так именуют серьезные академические собрания. «Бюхерай» много проще. «Бекер» – пекарь, «бекерай» – пекарня, где одновременно пекари часто продают то, что производят. А его собственная профессия… Не! По профессии он все-таки юрист! У меня и справка есть, – веселился про себя Петр по дороге к назначенному месту. – Очень серьезная бумажка – диплом, называется. И даже еще одна. Другое дело – место теперешней работы. Тут мы давно решили с ребятами серьезности избегать. Наше агентство «Ирбис», для тех кто не знает – снежный барс – любит пошутить и умеет. Правда, в конце концов… Как там М. М. Жванецкий говорит – давайте вместе посмеемся? Но почему-то не все хотят! У Синицы было сегодня хорошее настроение. Он взял, да потихоньку замурлыкал. – Добрые услуги нашего бюро Сохранят вам силы, время и здоро! Петр Андреевич Синица был в Мюнхене давно уж свой человек. И кроме ближайших родственников – мамы с мужем и сводной сестры, имел немало знакомств. В том числе таких, что завел себе по работе. Он отдавал материалы на исследование в лаборатории, когда в том была необходимость. Консультировался с юристами, если вопрос касался международных проблем. Получал справки из архивов. Но до сих пор все это было для соотечественников. Даже, когда дело касалось войны и ее последствий. Теперь в первый раз ему требовались самые подробные сведения о людях, живущих непосредственно тут. Интересно, кстати, они граждане Германии? Чингиз, Эрик и его родители? Хотя, родители не при чем. Но надо будет спросить. Петр направлялся к своему коллеге, также как и он, бывшему сотруднику следственных органов, открывшему свое детективное агентство. Они познакомились, когда оба были еще на государственной службе и расследовали дело небольшой очень ловкой и профессиональной группы мошенников, орудовавших между Мюнхеном и Москвой. Герман Клинге отслеживал фигурантов у себя дома, а Петр встречал их в Москве. Как раз «детективное агентство», эти два слова, на немецком слившиеся в одно занятное – «детектай», навели Синицу на размышления о языке по дороге к другу. Детектай! – ему от чего-то сделалось смешно. Контора Клинге располагалась в самом центре. Вокруг гомонили разноязычные прохожие. Велорикши на своих изукрашенных искусственными цветочками повозках катали туристов. Мимо проследовали сразу две такие одна за другой с арабскими красавицами, закутанными в черные одеяние. Девушки были одна другой лучше. Лихие извозчики, изворачиваясь на ходу, лопотали по-английски о местных достопримечательностях, каким-то чудом умудряясь не врезаться в толпу. На углу сидел румынский цыган с играл на баяне одну и ту же мелодию. Он отчаянно фальшивил, а маленькая пушистая пегая собачка перед ним на одеяле то и дело умильно взвизгивала и, кувыркнувшись на спину, махала лапками. Петр завернул за угол и вошел в узкий длинный проулок, больше похожий во двор. На доме справа он увидел множество солидных вывесок. Это, по большей части, были врачи. Ортопед, невролог, зубопротезный центр… Нет, не то. Верно, в следующем подъезде. Так, а тут что? Консультант по налогообложению, два адвоката – по трудовому праву и по бракоразводным процессам… А! Наконец, вот оно. «Детективное агентство» Братья Клинг, Консультации и расследования. О, какой большой список! И действительно: предлагались услуги по самым разным вопросам, от невинных выяснений, болен ли впрямь сотрудник, представивший на долгий срок бюллетень, или он преспокойно катается в горах на лыжах и в ус не дует, доказательств супружеской неверности, что уже посерьезней, до уличения объекта в обмане страховых компаний, работе сотрудника одновременно на в двух конкурирующих компаниях и прочая и прочая. Петр позвонил. Через минуту раздалось негромкое урчание, и дверь открылась. Широкая лестница вела вниз и вверх. Отчего-то пахло деревом. Ах вот оно что! Перила, красновато коричневые с глубоким рельефом, действительно, были деревянные. Да еще с бронзовыми шишечками. Прелесть какая, – восхитился Синица, знавший толк в таких вещах. Старый дом благородных пропорций, с эркерами и легкими балконами по фасаду нравился ему все больше и больше. Перед агентством справа на циновке стояло замысловатое деревце, похожее на карликовых японцев, только много выше. На широченных дверях сиял начищенной медью звонок с пупочкой в середине, на которою следовало нажать. Он и нажал. Раздался звук почтового рожка. Спустя минуты две дверь отворилась. Перед Петром открылся довольно длинный коридор с мягким ковром. По обе стороны от него – двери. А в конце просторная комната для посетителей с креслами по стенам, стопкой разноцветных журналов и уголком с игрушками и книжками для малышей. – Ишь ты, да тут у него Шагал! Интересно, это братья выбирали или дизайнер? – загляделся на левую стенку Петр Андреевич. Но секретарша увлекла его в кабинет старшего из братьев. – Пожалуйста, господин Синица! Шеф просил его извинить, он бы сам, конечно… Просто вдруг позвонили. Он скоро освободиться. Они вошли, и Герман, приветственно замахал рукой, строя одновременно смешные гримасы и указывая левой на стул перед собой. Петр сел и осмотрелся. Нет, это не дизайнер! В кабинете стояла добротная старая мебель с точеными ножками, гнутыми спинками и кожаными сиденьями с ободком из мелких медных гвоздиков, которую так ценил он сам. Высоченный потолок с лепниной украшала люстра никак не моложе позапрошлого века, а по стенам располагались не полки, а настоящие книжные шкафы. В них за стеклянными дверцами он увидел классическую библиотеку правоведа – латинские фолианты, немецкие с готическим шрифтом и современные своды законов и уложений в чудесных коричневых переплетах с золотым тиснением. Спиной к окну за большим столом, точнее, облокотившись на его широкую столешницу, сам хозяин агентства энергичным голосом что-то настойчиво внушал собеседнику. На его лице читалась досада. Секретарша развела руками. Гостю, как видно, придется подождать, но ничего не поделаешь! Через несколько минут Клинге, наконец, распрощался и, выскочив из-за стола, бросился пожимать Петру руку. Они обнялись. – Рад тебя видеть, Питер! Рассказывай. Потом давай поужинаем вместе. У тебя нет других планов? – Кто же отказывается от ужина? С удовольствием. Как здесь здорово! Я ведь у тебя впервые и мне страшно нравится. Я никак не ожидал… – Таких хором от офиса? – засмеялся хозяин, – и правильно. Деловые люди так агентство не обставляют. Это были бы безумные деньги. Все очень просто. Мы с тобой в квартире моего деда. Я и брат, мы служители Фемиды в пятом поколении в семье. Захочешь, я тебе расскажу. – Непременно! Как состарюсь, стану писать мемуары. Одна глава будет про тебя! – Одна? Не согласен. Нас два брата. И будет только справедливо, по крайней мере по одной каждому. Но если всерьез… У нас интересная предыстория. А в годы нацизма – драматическая. Один из пращуров был еврей со всеми вытекающими последствиями. Хоть уже родители его крестились. – Тоже юрист? – Да. Дослужился до судьи. Женился на католичке. Родился сын. Тут и подоспели нацисты. – Смотри-ка, – Петр сделал озабоченную мину. – Если они сейчас вернуться, выходит, ты недостаточно чистокровный? – Выходит, так, – усмехнулся Клинге, – брат, возможно, потому и в адвентисты пошел. – В адвентисты? Седьмого дня? Я о них почти ничего не знаю. А какая связь? – Адвентисты с иудаизмом в хороших отношениях. Чтят Ветхий завет. – Так его все христиане, вроде, чтят. Разве адвентисты не христиане? – Я бы сказал, христианнейшие из христиан. Не потому, что он такой, а просто они стараются буквально следовать библейскому тексту в обыденной жизни. К примеру, у них выходной в субботу, а не в воскресение. Свинину они не жалуют, также как иудеи. – И мусульмане, – дополнил Петр. – Точно. А еще, в соответствии с божьим словом, не употребляют в пищу мелких морских тварей. Скажем, креветок. – О! Это жаль. Я люблю. Крупные креветки в остром соусе… – засмеялся Синица. – Ладно тебе. Не будем углубляться сейчас, но если хочешь, я тебя свожу к нам в общину. Народ подобрался, в основном, симпатичный. Я потому и хожу. В воскресение обещали хороший концерт, и мы можем… Но погоди. Ты сказал, у тебя срочное дело? Я парень холостой. Меня не надо из вежливости о жене и детях расспрашивать. Так что, излагай, давай. Я дам задание, и мы с тобой покинем служебное помещение, чтобы не смущать сотрудников. Поужинаем, спокойно и не спеша поболтаем и наметим, когда снова встретимся. По делу и просто так. Я сегодня свободен до восьми. – Никак, свидание? – оживился Синица. – Нет! Свидание не сегодня, а через день. Чисто деловая встреча с клиентом, для которого готовы результаты. Но это знакомый. И он захотел прийти домой. – Хорошо. Я коротко. Герман, тут в Мюнхене живет некий Чингиз Мамедов из бывшего Союза. Все, что я тебе дальше о нем скажу, только предположения. А именно – он очень состоятельный человек. У него то ли были, то ли есть магазины и пивоварни. Ему за шестьдесят. Большой поклонник прекрасного пола. Не женат, но имеет четырех внебрачных детей. – Посмотри. Я тебе фотографии принес. К сожалению, они любительские. Он приятель моего друга. Так вот. В первую очередь, я хочу узнать про него все, что можно. И на этот раз – точно. – Значит, слухи не нужны? – усмехнулся Герман. – Что ты! Нужны! Все нужно! Но ты мне факты тоже, пожалуйста, раздобудь. А вообще, чем больше, тем лучше. Да ты сам понимаешь. Ты его видел? Был у него? Он где? У него здесь дом. Сам я – нет, мы не знакомы. Только хочу познакомиться. – Мамедов, говоришь… Имя у него – такие в Азии тоже есть. – Правильно. Насколько я знаю, он сам родом из Баку. Но, как я уж тебе сказал, все это лишь с чужих слов. Я даже не знаю… понятия не имею, на каких правах он тут. Если состоятельный… Мой приятель – он из клиентов, кстати, – считает, Чингиз – очень богатый человек! Но ты же знаешь, когда поглубже копнешь, такие репутации рассыпаются! – Бесспорно, Петер. Я просто подумал, есть же имущественный ценз. Если человек ни в чем не замешан, то предприниматель с настоящими чистыми деньгами, вложив крупные суммы в Германии, имеет право тут жить. А имею в виду, без всяких просьб об убежище и все такое. Но я понял. Я сейчас Якоба позову, он все запишет, нам нужно только… Ты знаешь, как фамилия Мамедов пишется на немецком? – Да, нет проблем. А дам тебе еще его телефон и адрес электронной почты. – Больше чем достаточно! Итак, Мамедов. И это все? – Нет. Тут еще такое дело. У него в доме – это тоже по словам знакомого – живет семья, муж и жена, люди средних лет. Они работают у него как обслуга. У этих людей в свою очередь есть двое детей, девочка и мальчик. То есть, я хотел сказать… – Петр смешался. – Петер, да ты золотое дно. Счет за услуги растет как на дрожжах! Не торопись, ну что ты, в самом деле? Ничего страшного. Ты перепутал? Два мальчика? Или только… – Да нет, прости. Я немного зарапортовался. Они взрослые уже. Оба здесь выросли, насколько я понимаю. Их дочь встретила меня. С ней я познакомился. Ей тетка со мной что-то переслала. Она-то, вроде, работает. Но, я уж тебе надоел, точно я ничего не знаю. Мне и про них нужно тоже, все, что только можно. Ее я не стал спрашивать. Не хочу спугнуть. Сначала ты справки наведи. В особенности, про молодого человека. Его зовут Эрик, он сейчас пока в Петербурге. С ним-то и приключилась беда. И Синица рассказал Герману Клинге о муже, сделавшемся в день свадьбы вдовцом. Постучался и вошел Якоб, молодой человек среднего роста в черной майке и джинсах с серьгой в ухе. У него были хорошо развитые бицепсы, доброжелательное выражение лица и… совершенно неприметная внешность. Петр взглядом профессионала это немедленно оценил. Эти русые волосы и серые глаза с зелеными крапинками… Ни усов, ни бороды. А потому – надел на него очки, снял очки. Нарисовал татуировку, напялил цепь с шипами – и он такой. А хочешь: тирольскую шляпу набекрень и кожаные шорты – совсем другой человек! «Другой человек», однако, действовал. Он, бесшумно и ловко двигаясь по просторному кабинету, подошел, представился, включил свой, похожий на небольшую, папку ноутбук и стал резво записывать задание. Время от времени он задавал шефу короткие вопросы, которых Петр большей частью, не понимал. Он услышал: «Клиент ортодокс?» Затем некоторое время спустя: «По городской или региональной?» «Азюлянты? Нет? Понял, поздние, тогда проще!» Синица сам тоже кое-что пояснил. Его материал скопировали и отдали обратно. Кажется, все. В дверь снова постучали. Вошла секретарша и сказала, что «все готово!» – Петер, нас ждут в столовой. Пойдем, ребята, – пригласил Клинге их обоих. – У нас по-домашнему. Конечно, не так, как у тебя, но столовая имеется. Те, кто сегодня не в разгоне, там собрались, чтобы с тобой познакомиться. Кофе – опять же, не вручную сваренный, но поверь, из очень хорошей машины, в твоем распоряжении. И все, что полагается в приличных домах к нему. Скажи девочкам, что ты хочешь. Капучино? Двойной эспрессо? А может, лучше чай? В столовой по сравнению с кабинетом все было не в пример демократичнее и скромней. Но выдержан тот же стиль. Посередине стоял массивный круглый стол, окруженный стульями, а по стенам комнаты два высоких буфета с резными дверцами, полные фарфоровой и фаянсовой посудой. Стол был накрыт. На нем Петр увидел разные кондитерские штучки – печенье, маленькие пирожные и нарядный торт.