– Смертоскоп. Очень чувствительный. Можете надеть, – и услышите последний выдох Уильяма Р. Сида. – А он знаменитый? – спросил мальчик. Элинджер кивнул. – Был, в свое время. Как многие преступники. Сид сорок два года назад сел на электрический стул. Я лично подписывал свидетельство о смерти. В моем музее он занимает почетное место. Именно его предсмертный выдох был первым, который я сохранил. Женщина к этому моменту успокоилась, хотя еще прижимала к губам носовой платок, словно никак не могла сдержать веселья. – А что он сделал? – спросил мальчик. – Душил детей, – ответил Элинджер. – Держал их в морозильной камере и время от времени доставал полюбоваться. Чего только люди не коллекционируют. Элинджер склонился рядом с мальчиком и тоже смотрел на сосуд. – Если хочешь, послушай. Мальчик надел наушники, не отводя внимательного взгляда от посверкивающей колбы. Некоторое время он тщательно прислушивался, затем нахмурился. – Ничего не слышно. – Подожди. Тишина бывает разная. Молчание морской раковины, затишье после выстрела… Твоим ушам нужно сначала привыкнуть. А потом ты услышишь. Почувствуешь последнее молчание. Мальчик наклонил голову и зажмурился. Взрослые внимательно смотрели на него. Вдруг он распахнул глаза, и его пухлое личико оживилось. – Услышал? – спросил Элинджер. Мальчик снял наушники. – Похоже на икание, только как бы наизнанку. Понимаете, как-то так, – и он тихонько втянул воздух. Элинджер потрепал его по голове и выпрямился. Мать промокала глаза платочком. – Вы доктор? – поинтересовалась она. – На пенсии. – Вам не кажется, что это антинаучный подход? Если вам и удастся поймать чуточку окиси углерода, который кто-то выдохнул… – Двуокиси, – уточнил Элинджер. – Звуков он не издаст. Нельзя сохранить звук последнего выдоха. – Нельзя. Но здесь хранится не звук, а некое молчание. Молчание бывает разное. Вот у вашего мужа, когда он доволен, одно молчание, а когда злится – другое, верно? И вы прекрасно различаете эти особые оттенки тишины. Муж разглядывал колбу на столике у стены рядом с мягким диванчиком. – А как вы их собираете? – С помощью аспиратора. Маленький насос втягивает выдох в сосуд, у которого внутри вакуум. У меня, в моем докторском чемоданчике, всегда такой есть, на всякий случай. Я его сам сконструировал, хотя подобными приспособлениями пользовались еще в начале девятнадцатого века. – Здесь написано «По», – заметил мужчина, указывая пальцем на желтоватую карточку перед сосудом. – Да. – Элинджер застенчиво кашлянул. – Последние выдохи стали предметом коллекционирования, как только появились необходимые приспособления. Данный экспонат, признаюсь, обошелся мне в двенадцать тысяч долларов. Я купил его у праправнука врача, который присутствовал при смерти Эдгара По. Женщина опять засмеялась. Элинджер терпеливо продолжил: – Деньги, конечно, огромные, но оно того стоит. Недавно в Париже Скримм заплатил за последний выдох Энрико Карузо в три раза больше. Мужчина потрогал смертоскоп. – Иное молчание прямо-таки наполнено чувством, – заметил Элинджер. – Сразу представляется, как человек хотел что-то произнести. Многие, кто слушал последний выдох По, начинали ощущать непроизнесенное слово, понимать, чего он жаждал. Попробуйте, может, и вы услышите. Мужчина наклонился и надел наушники. – Это смешно, – сказала его жена. Однако он внимательно прислушался. Мальчик стоял рядом, крепко прижимаясь к отцовской ноге. – Пап, а можно я? Дашь потом и мне? – Ш-ш-ш, – сказал отец. Все молчали, только женщина сердито и недоуменно ворчала себе под нос. – Виски, – одними губами произнес ее муж. – А теперь переверните карточку под экспонатом, – попросил Элинджер. Муж перевернул карточку. На другой ее стороне было написано «Виски». С уважением глядя на сосуд, он положил наушники на стол и сказал: – Разумеется. Алкоголизм. Бедняга. Знаете, в шестом классе я наизусть выучил «Ворона» и прочел его на уроке перед всем классом без единой ошибки. – Ну, хватит, – вмешалась женщина. – Это какой-то фокус. Где-то там наверняка спрятан динамик, он и произносит слово «виски». – Я же не слышал, – возразил муж. – Голос был в голове, словно ощущаешь чьи-то обманутые надежды… – Значит, звук тихий, – не унималась жена, – и его воспринимаешь на подсознательном уровне. Или он радиоволной передается, как в автокинотеатре. Мальчик взялся за прибор: он тоже хотел послушать молчание, которое услышал его отец. – Здесь одни знаменитости? – спросил отец. Он побледнел, а на щеках выступили красные пятна, как у больного лихорадкой. – Отнюдь нет. Я собирал последние выдохи студентов, чиновников, литературных критиков – совершенно безвестных личностей. Одно из самых изысканных молчаний в моей коллекции принадлежит некоему вахтеру. – Кэрри Мэйфилд, – прочитала женщина карточку возле высокой колбы. – Одна из ваших безвестных личностей? Домохозяйка, наверное? – Нет. Домохозяек в моей коллекции пока что не имеется. Кэрри Мэйфилд была юная мисс Флорида, необычайно красивая; она отправилась со своими родителями и женихом в Нью-Йорк, чтобы сняться на обложку дамского журнала. То был ее звездный час. Да только вот самолет потерпел аварию над южными болотами. Очень известная катастрофа. Кэрри, правда, осталась жива. Ненадолго. На нее попало горящее топливо и сожгло ей восемьдесят процентов тела. Она полностью охрипла – так кричала. В реанимации протянула чуть больше недели. Я тогда преподавал и привел своих студентов на нее посмотреть. Медицинский казус. В те времена с подобными ожогами обычно сразу погибали. У нее конечности буквально пригорели одна к другой. К счастью, аспиратор был при мне, а умерла она как раз в нашем присутствии. – Совершенно жуткая история, – сказала женщина. – А ее родители? Жених? – Они погибли при крушении самолета. Сгорели заживо у нее на глазах. По-моему, даже тел не нашли. Аллигаторы… – Не верю я вам. Ни единому слову. И вообще ничему здесь не верю. И не постесняюсь сказать: это весьма глупый способ вытягивать у людей деньги. – Дорогая… – начал муж. – Напомню, что я не взял с вас платы. Вход на выставку свободный. – Папа, смотри! – позвал мальчик с дальнего конца зала. – Это же он написал «Чарли и шоколадная фабрика»! Элинджер двинулся было к нему, собираясь начать рассказ, но краем глаза заметил движение женщины и быстро повернулся к ней. – Лучше бы начать с других, – посоветовал он. Она уже надевала наушники. – Людям обычно не нравится молчание Кэрри Мэйфилд. Женщина пропустила его слова мимо ушей и, поджав губы, стала вслушиваться. Элинджер сложил ладони и подался к ней, изучая ее лицо. Она вдруг резко дернулась назад. Поскольку женщина не сняла наушники, от ее движения сосуд, к которому они были прикреплены, слегка сдвинулся, и Элинджеру на миг стало плохо. Однако он успел его схватить, не дав ему упасть, и неуклюже сдернул наушники с головы женщины. – Роальд Даль, – прочитал отец. Любуясь колбой, он похлопал сына по плечу. – Надо же. Я смотрю, вы серьезно занимаетесь пишущей братией? – Мне здесь не нравится, – произнесла женщина. Невидящим взглядом она уставилась на колбу Кэрри Мэйфилд. Шумно сглотнула, прижала руку к горлу. – Дорогая? – спросил муж. Он тревожно нахмурился и подошел к ней. – Хочешь уйти? Мы же только что пришли. – Мне все равно. Хочу уйти.