– Куча народу работает над моей картиной исключительно из любви к кино, – согласился Ромеро. – Том, к примеру, очень любит брызгать гноем на людей. Искусственным, искусственным! – поспешил добавить он, когда в толпе взвыли. – Ага, искусственным, надейтесь, – хмыкнул Савини откуда-то сверху, хотя у перил его уже не было. И снова смех. Бобби кое-что смыслил в комических репризах и заподозрил, что сценка была отрепетирована и игралась раньше, причем не единожды. Ромеро пробежался по сюжету. Недавние мертвецы возвращаются к жизни и пожирают живых; правительство бессильно; четверо молодых героев находят убежище в торговом центре. Бобби следил за происходящим рассеянно и вскоре обнаружил, что разглядывает сына Хэрриет. Лицо у маленького Боба было узкое и серьезное, глаза – шоколадные, растрепанные волосы – густые и темные. Он здорово напомнил Бобби его самого, с его карими глазами, вытянутой физиономией и черной лохматой шевелюрой. Получается, они с Дином тоже похожи? При этой мысли у Бобби странно забурлила кровь. Что если Дин заскочит на съемки, проведать Хэрриет и сына и окажется близнецом Бобби? Идея настолько встревожила его, что он как-то сразу ослаб, но затем вспомнил, что загримирован под труп – синюшная кожа, разрубленный скальп. Даже если они с Дином на одно лицо, этого никто не заметит. Ромеро выдал последние инструкции по поводу походки зомби – закатил глаза и безвольно отвесил челюсть, – а затем пообещал, что съемки первого эпизода начнутся в течение нескольких минут. Хэрриет крутнулась на пятках, уперев кулаки в бока и театрально хлопая ресницами. Бобби повернулся в тот же момент, и они чуть не врезались друг в друга. Хэрриет открыла было рот, но осеклась. Они стояли слишком близко, и внезапность этой близости ее ошарашила. Бобби тоже не нашелся, что сказать, все мысли внезапно вылетели из головы. Хэрриет фыркнула, тряхнула головой и рассмеялась; смех показался Бобби деланым, признаком скорее тревоги, чем веселья. – Давай-ка, присядь, чувачок, – предложила она, и он вспомнил, что когда номер не шел, и Хэрриет начинала психовать, она впадала в бесконечную пародию на Джона Уэйна[9], дурацкая привычка, которая тогда бесила Бобби. – А скоро мы начнем чего-то делать? – спросил малыш Боб. – Скоро, – ответила мать. – Пока порепетируй, поброди вокруг, как зомби. Бобби и Хэрриет снова уселись на край фонтана. Она все еще сжимала крепкие кулачки, глядя куда-то вниз, словно на колени, а на самом деле как будто внутрь себя. И снова пальцы одной ноги постукивали по пальцам другой. Кто-то должен был начать разговор. – Не могу поверить, что ты замужем, растишь ребенка, – заявил Бобби бодрым тоном, который приберегал для друзей, сообщавшим ему, что только что получили роль, на которую он пробовался. – Мне нравится хвостик, что таскается за тобой. Забавный малыш. С другой стороны, кто устоит перед мальчонкой, загримированным под полутруп? Хэрриет улыбнулась – почему-то смущенно. – Теперь расскажи мне про своего Дина. – Он заедет попозже. Свозит нас на ланч. Поехали вместе? – Отличная мысль! – воскликнул Бобби и мысленно посоветовал себе немного сбавить тон. – Имей в виду: он часто замыкается при чужих, так что многого не ожидай. Бобби легкомысленно махнул рукой. – Все будет путем. У нас куча тем для разговора. Я всегда был без ума от деревообработки и всяких там… пеньков. Это было довольно рисково – так проехаться по ее мужу, которого он не знал. Но Хэрриет только хмыкнула в ответ: – Все, что вы хотели узнать о дубинах, но боялись спросить… И они расплылись в улыбках, довольно глупых; а их колени тем временем почти касались друг друга. У них никогда не было трудности начать разговор. Каждый будто всегда одной ногой стоял на сцене и легко подхватывал реплику партнера, чтобы развить и продолжить тему. Похоже, хотя бы тут все осталось по-прежнему. – Господи, поверить не могу, что мы встретились. Я много думала о тебе, гадала, как ты, где ты. – Серьезно? – Да, и предполагала, что ты уже знаменит. – Без тебя – никогда, – подмигнул Бобби. И тут же пожалел об этом, захотелось взять подмигивание обратно. Оно вышло фальшивым, а он не хотел фальшивить с Хэрриет. Поэтому поспешно ответил на ее невысказанный вопрос: – Я вернулся три месяца назад. Поселился пока у родителей, чтобы немного привыкнуть к Монровиллю. Она кивнула, пристально глядя на него. – И как оно? – Налаживается потихоньку, – соврал Бобби. * * * Пока ставили оборудование, Хэрриет, Бобби и младший Боб развлекали друг друга рассказами, кто от чего погиб. – Я был комиком в Нью-Йорке, – начал Бобби, потирая разрубленный скальп. – И как-то раз, прямо на сцене, произошла трагедия. – Да, – согласилась Хэрриет. – Ты вышел выступать. – Небывалая история! – Неужто зрители смеялись? – Я был в ударе. Они просто по полу катались. – Корчились в агонии. – И когда я вышел на финальный поклон – ужас и кошмар! Работник сцены уронил со стропил тяжеленный мешок с песком прямо мне на голову. Что ж, по крайней мере, погиб я под звук аплодисментов. – Хлопали работнику сцены, – закончила Хэрриет. Мальчик серьезно посмотрел на Бобби и взял его за руку. – А мне жалко, что тебя так сильно стукнули, – сказал он и чмокнул его прямо в костяшки пальцев. Бобби застыл. Руку покалывало в том месте, где ее коснулись губы маленького Боба. – Он у нас лизунчик и обнимашка, каких мало, – засмеялась Хэрриет. – Держится-держится, но стоит дать слабину – кинется и зацелует. – Говоря это, она лохматила волосы малыша. – А с тобой что стряслось, мелкий? Тот поднял ладошку с обрубками пальцев. – Папина пила порезала мне руку, и я истек кровью. Глаза Хэрриет потухли. Она нашарила в кармане четвертак. – Сбегай, купи шарик жвачки. Мальчик схватил монетку и убежал. – Нас наверняка считают безмозглыми родителями, – сказала она, глядя сыну вслед. – Но в этом не было ничьей вины. – Разумеется. – Пила не работала, а Бобби не было и двух. Он никогда до того не включал ничего в розетку. Мы даже не знали, что он умеет. Все случилось слишком быстро, Дин не успел отреагировать, хотя был совсем рядом. Знаешь, сколько случайностей должно было сойтись, чтобы так вышло? Дин думает, что вой заработавшей пилы напугал Бобби, и тот рванулся к ней, пытаясь как-то его убрать. Боялся, что отругают. – Она помолчала, глядя, как сын крутит ручку автомата со жвачкой. – Я всегда была уверена, что уж с ребенком-то у меня все будет, как надо. Никаких дурацких промахов. Лет в пятнадцать в него влюбится самая красивая девчонка в школе. Он научится играть на пяти инструментах. Затмит всех своими талантами. И вообще вырастет комичным и умным мальчишкой. – Она вновь помолчала. – Насчет умного не знаю, а стать комичным ему придется. Комичные дети часто не без проблем и таким образом отвлекают внимание от своего изъяна. В голове Бобби галопом пронеслось несколько мыслей. Он и сам в школе был комичным мальчишкой – получается, Хэрриет считает, что с ним было что-то не так? С другой стороны, вдвоем они составляли ту еще парочку, значит, не только с ним, а с ними обоими? Выходит, что так, иначе сейчас они были бы вместе, а ребенок у автомата со жвачкой был бы их ребенком. И у него по-прежнему было бы десять пальцев. Его залила волна отвращения к Дину, тупоголовому дровосеку, который наверняка развлекает сына, таская его посмотреть на лесовозы. Помощник режиссера захлопал в ладоши, призывая нежить занимать свои места. Младший Боб прискакал с шариком жвачки за щекой и напомнил, глядя на оторванное ухо матери: – Мам! А ты не сказала, как ты умерла! – Я знаю, – заявил Бобби. – Твоя мама пошла в торговый центр и наткнулась на старого друга. И они ка-а-ак заболтались! Все болтали, и болтали, много-премного часов. А потом друг ей: «Ох, гляди-ка, я тебе все ухо отболтал!» А твоя мама ему: «Да ерунда, не бери в голову». – Один великий человек когда-то попросил всех окружающих одолжить ему уши[10], – сообщила Хэрриет и прижала ладонь ко лбу. – Зачем я его послушалась? Дин оказался совсем не похож на Бобби, разве что цветом волос. А еще он был коротышкой. Бобби и представить не мог, насколько он низкорослый. Ниже Хэрриет, которая и сама-то не выше ста шестидесяти пяти. Чтобы поцеловать ее, Дину пришлось задрать голову. Зато он был крепко сбит, широк в плечах и груди, узок в бедрах. Толстые стекла очков в серой пластиковой оправе скрывали глаза цвета старого олова. Глаза казались смущенными – когда Хэрриет знакомила мужчин, взгляд Дина уперся в Бобби, метнулся прочь, вернулся и снова утек – и немолодыми: от уголков разбегались заметные морщинки. Да и вообще муж выглядел старше Хэрриет на добрых десять лет. – А, так вы тот самый Бобби! – воскликнул Дин, как только их представили. – Комик Бобби! Знаете, из-за вас мы чуть не отказались от имени для сына. Мне сто раз было велено заверить вас, если мы как-нибудь встретимся, что именно я его называл. В честь Бобби Мерсера[11]. С тех пор как я стал достаточно взрослым, чтобы мечтать о собственных детях, я всегда… – И я комик! – перебил его мальчуган. Дин подхватил его под мышки и подбросил в воздух. – Конечно! Бобби не очень-то хотелось ехать с ними на ланч, но Хэрриет взяла его под руку и повела на парковку, и ее плечо – обнаженное, теплое – прижалось к его плечу, так что выбора, в сущности, не осталось. Бобби не замечал, как на них таращатся в кафе, и напрочь забыл, что они в гриме, пока не подошла официантка – совсем подросток, с ярко-желтыми кудряшками, которые подпрыгивали при ходьбе. – А мы мертвецы! – сообщил Бобби-младший. – Ясное дело, – кивнула девица и, наставив на них шариковую ручку, добавила: – Я так и решила: или в фильме ужасов снимаетесь, или успели попробовать блюдо дня.