— Прошу прощения, я не представился. Герман Энн, граф Эннский, коллега вашего супруга. — …и генерал Оранжереи, — доктор Курт поморщился с видом доброго дядюшки, уставшего от гиперактивных племянников, а Ринка на миг зависла: генерал Оранжереи, какое странное звание! — Вы, как всегда, некстати, дорогой граф. Я только собирался пригласить фрау Бастельеро выпить чашечку чая и поговорить о ее батюшке. — С удовольствием, доктор Курт, — улыбнулась ему Ринка. — Если мой дорогой супруг не будет против. — Возможно, и не будет, — граф Энн одарил ее теплым взглядом (иммунитет, ау!) и жестом подозвал лакея. — Для меня чрезвычайно приятной неожиданностью явился выбор Людвига. Признаюсь, я опасался, что третий его брак окажется не более счастливым, чем первые два. Но вижу, опасался зря. Рика потупилась и захлопала ресницами с удвоенной силой. А доктор Курт тем временем поклонился: — До встречи, герцогиня, — и растворился в толпе. Впрочем, господа придворные тоже растворились. То есть отошли на почтительное расстояние — метра три, не меньше. — Будьте осторожны с доктором Куртом, фрау. — Граф Энн вручил Ринке бокал с белым вином. — У доктора весьма непростые отношения с Людвигом, не хотелось бы, чтобы вас использовали в ненужной вам игре. — Вы думаете?.. — Ваш батюшка не предупредил вас, что не следует распространяться о подробностях его работ? Генетика, дорогая фрау, это очень перспективное направление науки. И очень опасное. Удивительно, как ваш государь разрешил вам выйти замуж за герцога Бастельеро. Кстати попробуйте рейнское, урожай тридцать первого года. Удивительный букет. Ринка машинально поднесла бокал к губам, отпила — в самом деле вкусно, и вроде не слишком крепко. А во взгляде графа Энн мелькнуло что-то такое, знакомое. Как у профессора Карима Демина, расчленяющего труп в анатомическом театре. Ринке аж полегчало. По крайней мере, соображение чуть вернулось, а желание выложить милейшему, очаровательнейшему, добрейшему графу всю свою попаданческую подноготную утихло. Не до конца, но все же. И желание броситься на шею доктору Петеру — и выложить подноготную ему — тоже привяло. Зато стало страшновато. Кто знает, может быть, они тут все маги, гипнотизеры, телепаты и Ктулху знает что еще! А она вообще не в курсе, что тут за магия, как работает и, главное, как ей рядом с этими клятыми магами выжить. Особенно умудрившись заинтересовать своей скромной персоной самого генерала КГБ (прелестное чувство юмора у местных, назвать госбезопасность Оранжереей!), главы Академии Наук (в родной России и почти родной Европе — анаконда не менее смертоносная, чем генералы безопасности), короля (тут вообще ноу комментс, ховайся кто может) и выйти замуж за некроманта. Некроманта, Карл!!! И, чтобы не скучно было, настоящего полковника и герцога. Мама. Мама! Роди меня обратно! — …не стоит бояться, прекрасная фрау Рина… вы же позволите называть вас по имени? Моя супруга будет счастлива познакомиться с вами. — Благодарю, это такая честь для меня! — на всякий случай Ринка присела в реверансе, напрочь забыв о бокале с вином. — Осторожно, — граф придержал ее под руку, и Ринка с легким ужасом увидела, как замерло вылившееся из бокала вино, а потом вернулось обратно. — Поверьте, на свойства вина это не повлияло. Он одарил Ринку еще одной теплой улыбкой и только собирался что-то еще сказать, как рядом материализовался очень серьезный господин в сером с золотом мундире. — Генерал, его величество желает вас видеть. — Прошу прощения, — граф приложился к ее руке. — Надеюсь, мы вскоре увидимся в менее формальной обстановке. — Несомненно, граф. Настоящий генерал Оранжерее ушел сквозь расступающуюся перед ныим толпу, строевым шагом, под обстрелом восхищенными дамскими взглядами. А Ринка в задумчивости отпила еще вина. Подумать было о чем, хотя выводы пока сводились к одному: она влипла по самые ушки в чью-то опасную игру. И надо срочно, немедленно разбираться, кто тут против кого играет! И никому, ни за что не доверять! Особенно тем, кому доверять очень хочется. — Мило, — раздалось рядом тихое, полное яда сопрано. — Не могу с вами не согласиться, дорогая, — обрадованно отозвалась Ринка. Без дураков, явление этой холеной, холодной щуки в кружавчиках и золотых локонах Ринку обрадовало, как глоток свежего московского смога после дебрей Амазонки. Знакомое и родное бабское зло. Даже кукольным личиком похожа на заклятую мамину подругу, еще одну приму Оперетты. Интересно, ее не Анжеликой ли звать? — Зря радуетесь, дорогая, — ласково прошипела змеюка. — Не имею чести быть с вами знакома, — нежно улыбнулась Ринка. — Мефрау Амалия Вебер, — принужденный реверанс в исполнении змеюки согрел Ринкино сердце, как и отсутствие титула. По крайней мере, эта будет поменьше задирать нос… и где-то уже Ринка слышала это имя… где? Когда?.. Перед глазами мелькнул салон мадам Шанталь и змеюка с лорнетом. Точно! Несостоявшаяся невеста Людвига! Наверное, если бы тут было поменьше свидетелей, она бы убила конкурентку. Придушила. И растерзала острыми наманикюренными когтями. — Милое платье, Амалия, — в голосе Ринки невольно проскользнуло сочувствие: дама, похоже, рассчитывала получить титул, а господин некромант изволили ее прокатить, да на виду у всего бомонда. Щучка одарила Ринку убийственным взглядом поверх змеиной улыбки. — Благодарю, ваша светлость. Надеюсь, вы любите белое, ведь вам так скоро придется его примерить. Конечно, если вас не похоронят в закрытом гробу, как бедняжку Эльзу. — Ваша забота так трогательна, дорогая, — Ринка демонстративно отпила из своего бокала; сочувствия в ней поубавилось. — Рейнское прекрасно. Почти как наша клюквенная наливка. Вы любите клюквенную наливку? — Вряд ли алкоголь вам поможет, дорогая. Хотя, конечно, если вы хорошенько напьетесь, вам будет не так страшно. Еще вина? — Не стоит, дорогая… простите, не запомнила вашего имени. Здесь так много людей, — Ринка похлопала ресницами: нельзя выходить из роли блондинки. — После вашей глуши, наверное, сложно находиться в приличном обществе. Сочувствую, дорогая. Но не беспокойтесь, вам не придется выходить в свет. Как вы уже поняли, Бастельеро — не самая любимая в Виен фамилия. — А мне нравится. Фамилия с такой интересной историей! А Людвиг так романтичен! — от хлопающих ресниц Ринки в зале уже должен был подняться ураган. — Говорят, Людвигу сватали другую девушку. Вы представляете! Ах, бедняжка, наверное, ей очень нелегко будет показаться людям на глаза… я ни в коем случае не осуждаю Людвига, он не мог рассказать о нашей помолвке раньше, ну, вы же понимаете, государственная безопасность требует… Но по отношению к бедняжке это так жестоко! Мне так ее жаль! — Ринка, словно не видя задыхающейся от ярости Амалии, вытащила из ридикюля белоснежный платочек с монограммой Бастельеро и дотронулась уголочком до совершенно сухого глаза. Левого. — Не стоит жалеть, дорогая, — голос Амалии можно было разливать по пробиркам и продавать за большие деньги в качестве страшного яда. А может быть и как начинку для ядерных боеголовок. — «Бедняжка» гораздо счастливее вас, ведь не ее убьет проклятие. — Правда? О, расскажите же скорее, дорогая! Что за проклятие? Кто его наложил? А за что? А почему? А… о, дорогая, рассказывайте же! Несколько секунд в Амалии явственно боролись вредность и подозрительность. Вредность победила. Или желание напугать дуру иностранную. Ага, щас. А то Ринка сказок про черную-черную руку в детсаду не рассказывала! — Бастельеро — возлюбленные Смерти, — Амалия понизила голос. — Им не дано любить никого, кроме своей ужасной госпожи. А жен Бастельеро убивают. Превращаются в чудовищ и рвут на части. А потом поднимают! Вы даже сами не поймете, живы вы или уже стали умертвием. — Ах! — послушно «испугалась» Ринка. — Не может быть! — Еще как может. Проклятие меняет того, на кого упадет. Вы вряд ли знаете, что герр Людвиг родился милейшим мальчиком. Белокурым, красивым, как его величество Гельмут! Они в детстве были похожи, как две капли воды. А потом проклятие коснулось герра Людвига, и он изменился. В одну ночь! Он весь почернел, все вокруг него стало чахнуть, умирать и ломаться, а его характер… поверьте, дорогая, вам придется с ним очень нелегко. Он ненавидит все живое! — Но почему он?.. — «стал черным-черным некромантом», хотелось добавить Ринке, но она боялась истерически рассмеяться. Людвиг — белокурый ангелочек а-ля Гельмут? Прелестно, совершенно прелестно! — Смерть забрала его дядю, предыдущего герцога Бастельеро, вместе с наследником. Никто не знает, что там случилось на самом деле. Может быть, напали твари с Пустоши. Замок Бастельеро стоит на самом краю Пустоши… — Амалия передернулась и побледнела. — Знаете, я на самом деле рада, что мне не придется ехать туда и спать с герром Людвигом. Он… он ужасный. Никакое состояние, никакой титул этого не стоит. И если бы мой сын стал таким же, как герр Людвиг… Нет, лучше в монастырь! Ринка опешила, так внезапно переменилось настроение мефрау Амалии. Рассказывая о проклятии, она не издевалась — она боялась. До истерики. — Амалия, нельзя же верить сказкам… — теперь и Ринке стало не на шутку страшно. — Бегите от него. Бегите, фрау, как можно быстрее и как можно дальше. Может быть, вам повезет, и вы останетесь в живых. Сохрани вас Единый! — Амалия быстро обрисовала щепотью круг и, развернувшись на каблуках, сбежала. А Ринка поймала себя на том, что изо всех сил сжимает ножку бокала. Все еще наполовину полного. Впрочем, когда она увидела, кто к ней приближается — тут же передумала и постановила считать бокал наполовину пустым. Глава 5, о делах семейных и государственных Виен, Астурия. Королевский дворец Людвиг Кузен, выслушав честный рассказ Людвига о женитьбе (но не о подозрениях на шпионаж), несколько минут искренне смеялся. А потом, велев секретарю найти и привести Германа, налил себе рейнского и с таким же искренним интересом спросил: — Ну и что ты собираешься делать с иномирянкой? — Наследника, — пожал плечами Людвиг и тоже налил себе рейнского. — Иномирянка в этом плане ничуть не отличается от наших девиц. Разве что капризничать будет поменьше. Кстати, дорогой кузен, неужели она тебе понравилась настолько, что ты перестал думать о собственной безопасности? Гельмут снова засмеялся и похлопал Людвига по плечу. — Не ревнуй, братец. Мефрау Лорелей меня вполне устраивает, а честь подхватить иномирскую заразу я предоставляю тебе. Но, чур, потом не жаловаться. — Помнится, ты примерно то же самое говорил, когда я женился на Эльзе. — Ты сравнил! Эльза… м… Эльза! Огонь, а не женщина! А ты ее все равно не любил. Разве можно оставлять такую женщину в одиночестве, а, кузен? Я всего лишь выручил тебя. По-братски. — Тронешь Рину, я тоже что-нибудь сделаю, исключительно по-братски.