– У меня для тебя кое-что есть, – прохрипел брат, оказавшись у него на пути. – Пятница, иди сюда и захвати нотную тетрадь. – Может, оставим это на другой раз? Сразу за суровым взглядом Дэна, который тот метнул в ее сторону, раздались легкие шаги. Яра протянула ему тетрадь, и Макс спросил, листая страницы: – Что здесь? Это абсолютно точно не похоже на ноты и еще меньше на слова. – Не заставляй меня делать это еще раз, – она мотала головой, смотря на Дэна. – Я хочу, чтобы он услышал это от нее, так как она сама писала об этом. Если не прочитаешь ты, то расскажу я и выбирать выражения точно не стану. Яра взяла тетрадь и села на диван, спиной к ним, а Дэн вонзил в Макса свой жуткий взгляд. С каждым предложением, которое она читала, этот взгляд, словно вращающееся лезвие, вонзался все глубже. Когда сорвавшимся голосом она закончила, брат довольно хмыкнул и вышел. – Иди спать, я побуду один, – сказал Макс Яре. – Нет, – ответила она, опустив голову на подушку, которую положила поверх своих колен. – Объясни наконец, почему Рейн так ненавидит тебя? – У него полно причин, – заверил ее он и сел рядом, сложив руки на затылке и опустив голову. – Например, я посадил его на пять лет. – Так было всегда? – Нет. Он замолчал, напряженно прислушиваясь к звукам шагов по квартире и скрипу дверей. – Каким он был, когда вы еще общались? – Трудным подростком с характером, в котором полно острых крайностей. Не без причины резким, часто даже грубым. Его было легко разозлить, но он не был плохим, – говорил Макс, пытаясь скрыть горечь, поднимающуюся изнутри. – Его настроение могло меняться так быстро, что я не успевал и понять, что произошло. И он не относился ни к кому ровно. Если он узнавал человека, то, значит, уже составил о нем мнение, и оно было хорошим или плохим. Стало тихо. Темную комнату сквозь окна освещал оранжевый свет уличных фонарей. – Странно, но мне хочется думать, что он специально так ведет себя, – сказал Макс с верой в голосе и откинулся назад. – Потому что, если все эти показательные выступления только ради меня, я готов их терпеть. – Разве ты виноват перед ним? – Скажем так: я не считаю, что виноват перед ним в той же степени, в какой думает он, но да, виноват. На улице приглушенно шумел проспект, и в темноте воображение вернуло его в прошлое. Грохот кастрюль на большой, но неизменно тесной кухне. В нос проникли сытные запахи соседской стряпни. Вместо вазы на подоконнике серая кошка встала на задние лапы, заметив за окном вторгшихся на ее территорию птиц. – Вы нашли что-то еще? – спросил Макс, стирая ожившие воспоминания. Она помотала головой. – Не то чтобы я не предполагал, что в том, как мы появились на свет, не было ничего хорошего, но так… – его голос затих вместе с иссякшим потоком воздуха, который он с усилием выпустил из груди. – Расскажи мне про нее, – попросила Яра. – Мы учились в выпускном классе, когда она умерла. Как думаешь, что может рассказать мальчишка о своей матери в семнадцать? Она была веселая, часами могла говорить о музыке, и ей было с нами тяжело. – Как она умерла? После этого вопроса Макс долго молчал, и это молчание разродилось до неузнаваемости незнакомым голосом: тихим, иссохшим, будто каждое слово могло его покалечить. – Дэн так по-скотски ведет себя по отношению ко мне, потому что я это заслужил. Не могу сказать, что вел бы себя так же на его месте, потому что не представляю, через что ему пришлось пройти, но на своем месте теперь я совершенно точно не знаю, как все исправить. Пальцы его левой руки потерли уставшие от напряжения мышцы на лбу. Он почувствовал, как ладонь Яры коснулась его запястья, а голова с мягкими волосами легла на плечо. – Мы оканчивали школу, когда узнали о болезни матери и о том, что она уже так долго убивает ее, что ничего нельзя сделать. Денег не было ни на какое лечение. Мы жили в одной комнате втроем. В тот же день я спалил шторы на окне и только потом узнал, что это созрела магия. Для меня это было как знак, что у нас даже после ее смерти может быть нормальная жизнь. Ведь ничего, кроме того, как бить морды, мы не умели, так что стать хранителем было отличной перспективой. Для этого нужно было окончить школу, с чем были проблемы: я много прогуливал, опаздывал, срывал уроки, которые казались бесполезными. Отношение учителей ко мне накладывало отпечаток и на брата. Дэн не был отличником, но учиться ему всегда было интереснее. Он к любой мелочи найдет два вопроса и к каждому вопросу три ответа. Егерь из него вышел бы куда лучше, чем из меня, – с неожиданной даже для себя нотой гордости сказал Макс. – Так или иначе, отношение учителей и его своенравно-упертый характер мешали нормально учиться и ему. С экзаменами мне пришлось напрячься. В итоге школу и вступительный курс Цитадели я окончил, но меня тут не было, а брату приходилось справляться с болезнью матери самому. – Он замолк и устало опустил голову, потирая ладонями лицо. – Мы с ним никогда не были очень близки. Только в раннем детстве. Так что объясняться не пришлось. Он просто молча злился на меня. С матерью отношения тоже давно испортились. Мне казалось, что она закрылась от меня, потому что не смогла справиться. Поставила решетку между нами, сквозь которую молча смотрела на меня и не узнавала. Ее взгляд задавал мне лишь один вопрос: «Кто ты?» Ничего тупее, чем разозлиться на нее еще сильнее и свалить с дешевым оправданием, что я тут никому был не нужен, мне в голову не пришло. Тогда так было легче, но я и не думал, что будет так тяжело сейчас. Через год она умерла. Магия проснулась и у Дэна. Я бросил их, и этого было уже достаточно для его злобы, но через какое-то время он узнал, что регенерация, запущенная магией, могла бы спасти ей жизнь, и возненавидел меня еще сильнее. Я как сейчас помню, сколько мы всего наговорили друг другу в тот последний разговор. Я пытался объяснить ему, что она была человеком и лечить ее запрещено законом, а в обход закона мы все равно не нашли бы столько денег, но я и сам не очень верил своим словам и начинал верить еще меньше, когда видел твердость в его глазах. Он поступил бы иначе. Спустя полгода или около того, когда я попал на стажировку к Мортену, выяснилось, что Дэн в Чертоге с успехом участвовал в подпольных боях и начал работать на одного из местных боссов. Все последующие годы, пока я был на обучении у хранителей, только и разговоров было, как они грабили магазины, банки на поверхности и торговали чарами. В тот же год я поймал его в тоннелях Чертога. Макс замолчал. Он снова вспомнил склад и брата, стоящего с пистолетом над телом охранника, но ему не хватило сил рассказать еще и об этом. – Мне долго казалось, что та жизнь, которой он живет, – его выбор, но в действительности это я его вынудил, а значит – он мой. Глава 30. Рейн Рейн часто заглядывал в библиотеку, но на сторожевом посту изо дня в день заставал только своих врагов. Во вторник после тренировки он случайно услышал разговор двух девиц о библиотекаре, который выборочно выписывал книги, бракуя половину списка, и отпускал вольные шутки на их счет. Рейн утром уже сделал одну попытку, но, как только понял, о ком идет речь, снова пошел в библиотеку. На посту он застал старого шизофреника, который сидел, сложив ноги на стол, и покачивал головой в такт доносившейся из наушников музыке. Наклонившись к нему через стол, Рейн выдернул их за провод и сказал: – Мне нужно что-нибудь интересное по теме, которая может показаться глупой. – Вызов принят! – Первый Древний. – Я думал, ты серьезный парень. – Корешок удивленно почесал затылок. – Не заставляй меня разочаровываться. – Это не мне, но парень я и правда серьезный, так что надо что-то стоящее. – Обижаешь. Не стану советовать тебе книги, потому что есть штуки гораздо интереснее: материалы и заметки, которых здесь ты не найдешь. Настроения и времени играть в загадки не было. – И где же мне их искать? – В частных библиотеках. Евграфович знает одного чувака, который собирает записи исследователей со всего мира и пытается уже много лет подтверждать легенды фактами. Думаю, что поболтать с ним окажется полезнее всего. У этого книжного клопа лавка на базаре. Сразу за главной площадью, рядом с волшебной типографией Осинцовых. Книжный там один, не потеряешься. – Боями интересуешься? – перед тем как уйти, спросил Рейн. – Еще как! – выпалил Корешок и схватил билет, брошенный ему на стол. – Один на всех. Через час Рейн лежал на серых подушках в «Сахаре», а Сатири довольно сопела рядом. – Налить тебе чего-нибудь? – спросила Рита, устроившись у стены. – Нет. Я ненадолго. – Почти образцовый гражданин: не пьет и не курит, готовится к бою. – Рита говорила так, словно уже устала удивляться, но все еще была готова к неожиданностям. – Как там твой особняк? – Плохо во всех смыслах, – нахмурившись, ответил Рейн. – Дождался хранителей, чтобы понять, кому он принадлежит. Выяснилось, что это Ратмановы. Значит, оба заказа делали именно они, а потом решили убрать меня как свидетеля. Я уже думаю, что если бы тогда дошел до прохода, то там бы меня и пришили. – И ты все равно собираешься остаться в городе? – шепотом спросила она, а ее глаза от испуга выразительно распахнулись. – Ты знаешь, что это место принадлежит Игорю Ратманову? – Нереализованный актерский потенциал вроде у меня, а драматизируешь ты, – изображая ее взволнованный шепот, ответил Рейн. – Я им больше не интересен, раз до сих пор жив. Сатири вдруг поднялась, толкнув его так, что пришлось сесть. Ее сестра, Ниоко, вышла к дверям на улицу, и львица поспешила к ней. Наблюдая, как кошки встречают Яру, Рейн издал удивленный хрип. – Так вот кого ты ждешь, да? – вопрос окрасил низкий голос Риты ревнивой иронией. Обхватив ее одной рукой за плечи, Рейн небрежно поводил пальцем в воздухе у ее носа: – У тебя что-то с лицом. – Когда я ревную, это ни с чем не перепутать, потому что это никогда не происходит, – вспомнила она его же слова из прошлой жизни. – Она с Максом. – Подружка из соседней комнаты, – догадалась Рита. – И зачем она здесь? – Мне кажется, с ней что-то не так, – признался Рейн, а потом тихо добавил, когда Яра оказалась в нескольких шагах: – Точнее, с ней почти все не так, и я ни черта не могу понять. Это жутко доводит.