В упомянутой статье он говорит, что его мышление разворачивается как бы на двух уровнях — на уровне «Я-сознательного» и на уровне «Я-бессознательного». И именно последнее — «бессознательное» — имеет ключевую роль в математическом творчестве (ну и не в нём одном, разумеется). На первый взгляд это кажется абсурдным, но Пуан­каре приводит множество доказательных примеров. В частности, он рассказывает о том, как писал свою первую работу по автоморфным функциям (создание этой теории является одним из круп­нейших его научных открытий). Две недели он безуспешно бился над своим дока­зательством, садился за стол, исследовал большое число различных комбинаций, но так и не смог прийти к нужному решению. Однажды, после почти бессонной ночи, он, наконец, осуществил первый прорыв. «Идеи теснились, — пишет Пуанкаре, — я чувствовал, как они сталкиваются, пока две из них не соедини­лись, чтобы образовать устойчивую комбинацию». Впрочем, это была лишь небольшая часть задачи. Нужно было что-то ещё, нечто большее, но Пуан­каре не понимал, как продвинуться дальше. Пуанкаре отправился со своими знакомыми на запланированную геологическую экскурсию. (Путешествие, как он вспоминает, заставило его переключиться и не думать о расчётах, над кото­рыми он так настойчиво бился две предшеству­ющие недели. И вот уже на обратном пути, когда Пуанкаре садился в омнибус, встал на подножку... Внезапное озарение! Из-за необходимости продолжать разговор с попутчиками Пуанкаре не смог в тот момент ни записать, ни продумать своё открытие. Но у него возникло совершенно ясное ощущение, что правильный ответ наконец найден. Впоследствии Пуанкаре проделал большой объём работы — осуществил дополнительные расчёты и сформулировал доказательство. Но это уже была, так скажем, техническая часть вопроса. Главное случилось там — на той горной тропе, когда Пуан­каре не вспоминал о проблеме, которую продолжал решать его мозг. Фокус в том, что думать сознательно ему было и не нужно — его мозг уже был в достаточной степени озадачен соответствующим вопросом. Его мозг продолжал работать над задачей, а решил её именно в тот момент, когда сам Пуанкаре меньше всего о ней задумывался. В этом нет никакого чуда. Пуанкаре лишь хорошо описал то, что знают по своему опыту многие выда­ющиеся учёные. Помните знаменитую байку про периодическую таблицу элементов, которая якобы «приснилась» Дмитрию Ивановичу Менделееву? Не могу сказать, правда так было или нет, но нейро- физиологически это возможно. Кому угодно великое научное открытие, конечно, не приснится. Но, в любом случае, проникновение в суть вещей совершает не сознание, это делает ваш мозг. И не важно, бодрствуете вы в этот момент или нет. Так что если мозг занят решением задачи, сознание может быть где угодно — дремать или обозревать красоты на горной прогулке. Сознание помогает учёному совершить пред­варительную работу — создать озадаченность, загрузить на «кортикальный сервер» большое количество интеллектуальных объектов и т. д. И об этом мы будем говорить дальше, а сейчас важно понять другое... Чтобы идеи в вашей голове «теснились», «соединялись» и создавали «устойчивую комбинацию», они должны в ней быть. Не на каких-то других серверах, а непосред­ственно в вашем мозгу. Так что если вы не потру­дились предварительно проработать сложные аспекты проблемы, доверив их памяти интернета, то рассчитывать на интеллектуальные прорывы просто бессмысленно. «Умным глупым» быть психологически выгодно. С одной стороны, ты о многих вещах осведомлён (пусть и поверхностно), поэтому можно изображать осведомлён­ность по любому поводу, не рискуя показаться дура­ком в чужих гла­зах. С другой сто­роны, поскольку знание поверх­ностное— оно легко усваивает­ся и можно силь­но не напрягать-с я, а мозг ценит экономию его ресурсов. Но правда в том, что вы знаете только то, что вы знаете, и не знаете того, чего не знаете. И когда вы думаете, вы используете только ту информацию, которая действительно вам известна, а не ту, которую «знают» другие сервера. Так что если необходимых данных в вашем мозгу недостаточно, то не обессудьте — ваши решения будут глупыми. Хотите ли вы убить в себе этого «умного глупца»? Тоже вопрос. И тут тоже есть над чем подумать... Третье обстоятельство: ЦИФРОВАЯ АУТИЗАЦИЯ Важная вещь, которую нужно понимать про наше с вами мышление, — это то, что оно глубоко социально. Интеллектуальная функция мозга вырабатывалась эволюцией не смеха ради, а как инструмент налажива­ния сложных социальных отношений в боль­шой стае. Оксфордский профессор Робин Донбар провёл сравнительный анализ 38 видов приматов и показал, что объем коры их головного мозга (то есть объём их «серверного пространства») напрямую зависит от средней численности стаи, которую эти животные образуют. То есть чем больше стая, которую образует тот или иной вид обезьян (мозг человека, напри­мер, рассчитан на стаю в 150-230 особей), тем больше мощность мозга его представителя. Именно эти, если так можно выразиться, «расчётные мощности мозга» и лежат в основе нашего интеллектуального потен­циала. Проще говоря, чем животные более от природы социальны, тем соображалка у них лучше[6]. При этом, как мы уже выясняли, у нас есть такая особенность: если вы знаете, у кого (или у чего) вы можете что-то узнать, у вас есть ощущение, что вы это как бы уже знаете. Это важный эволюционный феномен, который всегда способствовал сплочению стаи, племени, общины и любого другого сообщества. Наши «собственные» знания, можно сказать, распределены между всеми членами нашей группы. И мы не испытываем дефицита в информации, потому что вся она доступна — нужно просто спросить или попросить. Поду­майте о том, какая это мощная мотивация — терпеть друг друга и стоять горой за сородича перед внешним врагом! Итак, раньше эти знания были распреде­лены именно между членами группы, кото­рые фактически держали их в своих головах. Кто-то знал, как лечить людей, и ему для этого не нужны были медицинские справочники. Кто-то — как управляться с судном на море без систем геолокации, карт и подробной инструкции к кораблю. Кто-то третий хранил в себе знание о посевных работах, сборе урожая и т. д. А сейчас необходимость в этих «других» отпала. Любую необходимую информацию мы можем выудить из интернета. Хотите рецепт сложного блюда? — пожалуйста. Хотите рецензию на фильм? — нет проблем. Нужно узнать про лекарство? — получите. Какой авто­мобиль вам выбрать? — вот подробный анализ. И так абсолютно со всем! Мы можем быть законченными аутистами, но это не ограничит нашу информирован­ность. Это не лишит нас доступа к необхо­димой нам информации. То есть ценность других людей как источника знаний отпала категорически. Вот почему социологи говорят об атоми- зации общества, а философы — о том, что«мир утратил свой стержень». Единственное, что сейчас хоть как-то нас объединяет, — это «новостная повестка» «большой политики», которая, надо признать, сплошь враньё и пропаганда. Нет, например, больше фильмов, которые бы видел и знал каждый из нас. В доцифровые времена Советского Союза вы могли в любой компании процитировать «Служебный роман» или «Бриллиантовую руку», и все понимали, о чём вы и к чему. А сколько было анекдотов про героев таких «культовых фильмов» — про Чапаева или Штирлица! И они были понятны каждому. А теперь единст­венная общая для всех тема разго­воров — о поли­тике: где какой президент, с кем война, где терак­ты, куда едут бе­женцы. Нет боль­ше ни «культовых» фильмов, ни ро­манов, и даже бе­зусловных «ми- ровых звёзд» нет. Общество информаци­онно дезинтегрировано — каждый занят чем-то своим, и все разбредаются по разным углам. Подумайте об этом: у вас всё меньше общих тем для общения даже с близкими людьми. Впрочем, это и не удивительно: слишком широк выбор информации и развлечений, а главное — чрезвычайно лёгок доступ к ним. В результате каждый может найти что-то для себя — что-то специфичное. Наверное, это даже хорошо. Но это разры­вает пространство нашего общения: каждый утыкается в свой айфон, и всё — общение кончилось. Нам с собой легче и лучше, чем с другими, а с вирту­альными «друзьями» комфортнее, чем с реальными. Это имеет тяжелейшие последствия для психики— увеличивается тревожность, формируются депрес­сивные расстройства. Но дело не только в психологических проблемах, дело ещё и в мышлении. Что с ним происходит, когда мы выключаемся из живого социального общения? Ещё совсем недавно социальные связи были куда плотнее, чем теперь. Да, многие пре­успели в новомод ном нетворкинге. Но подобное социальное взаимодействие происходит в рамках специфического и весьма краткосрочного взаимо­обмена: ты—мне, я—тебе. При этом фактическая плотность непосредствен­ного социального контакта снижается. Насколько полно оба участника вовлечены в подобный разговор? Насколько они понимают, что думает и чувствует их партнёр по диалогу? Отдают ли они себе отчёт в том, каковы его подлинные мотивы и цели? Раньше, чтобы кто-то поделился с нами знаниями, опытом, навыками, мы должны были это право заслужить. Мы должны были в прямом смысле этого слова втереться в доверие к этому человеку. Мы должны были заставить его захотеть поделиться с нами своими знаниями, компетенциями, опытом, информацией. А как можно было его «заставить»? На самом деле, это не так уж и просто. Чтобы кто-то взял вас к себе в ученики, надо было пару раз через голову прыгнуть! Мы должны были стать нужными и полезными. Но как стать полез­ным человеку, которого вы не понимаете? Сейчас всё изменилось — незаменимых больше нет. Если с кем-то у вас контакт не ладится, вы легко найдёте ему замену. Возможно, вы рискуете получить советы весьма сомни­тельного качества, но спросите у «друзей» в комментариях под постом — и они у вас будут. Можно не напрягаться! Не надо больше с кем-то долго и мучительно выстраиватьстраивать отношения, хорово­дить человека, узнавать, понимать и т. д., и т. п. Достаточно просто просеять большое количе­ство людей через виртуальное сито отбора — и кто-то точно клюнет. Пусть и ненадолго, пусть и бестолково, но это не страшно — ту же процедуру можно повторять до бесконечности! То есть мы опять же заменяем сложность элементарщиной, а недостаток качества компенсируем количественным выраже­нием. Само по себе — это ерунда, не беда. Беда в другом: там, где раньше нашему мозгу прихо­дилось работать, теперь он может не напря­гаться. Как заказывали! Пресловутое «богатство выбора» делает нас всё менее и менее заинтересованными в конкретных людях. Причем не только в обычной, но и в личной жизни — в том, как мы создаём пары и заключаем брак. Как с этим обстояли дела в доцифровую эпоху: выбор был небольшой, и потенциаль­ные брачующиеся соглашались на то, что есть. Одни вместе учились в школе, другие познакомились в институте, третьи оказались сотрудниками на работе, четвёртым повезло встретиться на дне рождения у общих друзей. И всё: встретились, приглянулись, а дальше, как в пословице, «стерпится — слюбится»: надо привыкать, входить в положение, идти на компромиссы. В результате возникали долгие партнёрства, основанные на том, что два человека действительно неплохо пони­мали друг друга. А теперь открываешь мобильное приложе­ние или социальную сеть — и вперёд, главное, не останавливаться! Познакомились, встрети­лись, если понравились друг другу — закрутили роман. А если что-то пошло не так, то откры­ваем мобильное приложение, социальную сеть — познакомились, встретились... Нет нужды больше подстраиваться под партнёра, пытаться его понять, войти в его положение — всегда можно организовать следующую «пробную ночь». И снова прошу понять меня правильно — дело не в каких-то моих «ретроградных» установках и этических соображениях. Как врач, как психотерапевт я настолько толерантен, насколько это, наверное, в прин­ципе возможно. Моя задача всегда состояла в том, чтобы уменьшить субъективное чувство дискомфорта пациента, а для этого нравоуче­ния не подходят категорически. Но факт остаётся фактом: с недавнего времени мы все избавлены от необходимости пони­мать другого человека и его чувства, вникать в его ситуацию, прогнозировать его реак­ции на наше поведение и т. д. Не нравится — не надо. Вот и весь сказ. Опять-таки дело не в том, что я ратую за некий избыточный психологизм отношений. Меня интересует исключительно мышление (кото­рое, впрочем, для построения отношений нужно очень!). А наше мышление или учится тому, как созда­вать сложные модели реаль­ности, включая прежде всего субъективную реальность дру­гого человека, или же — нет, не учится. Если же нашему мозгу не обязательно что-то делать (пусть даже вы сознательно на это настроены), то он этого делать не будет. Он будет экономить силы, и с эволюцион­ной точки зрения это правильно. Проблема в том, что мы вышли за рамки естественной эволюции, а потому то, что было хорошо для наших предков, для нас нынешних — смерти подобно. Мозг экономит энергию — казалось бы, это хорошо. Но он при этом тупеет, и, в конеч­ном итоге, даже при хорошей общей конъ­юнктуре, вы не можете получить желаемого результата. Все по-прежнему хотят найти свою вторую половинку, да и выбор — колоссальный (никогда такого не было!) Но что-то счаст­ливых супружеских пар, как мы видим, не прибавляется. Ничего не смущает? Не кажется это странным? Да, мы тупеем, а мир вокруг нас тем време­нем становится всё сложнее и сложнее. Дажесоциальные связи — и те, при всей нашей общей тупости, становятся всё более навяз­чивыми и неподъёмными. Нам необходимо удерживать в голове огромное количество контактов, но в большинстве своём эти контакты — шапочные. То есть мы опять-таки знаем многих, но толком не знаем никого. У нас на это попросту не хватает сил — мы пользуемся простыми стереотипными формулами. Почему сейчас стали так популярны всякие «типологии» людей, включая астрологиче­ские? Вам достаточно выучить всего несколько «типов людей», а потом вы с лёгкостью наве­шиваете на них ярлыки: вам кажется, что вы всё о них знаете. Вот я, если верить гороскопу, Дева и Тигр. Что ж, тем, кто придерживается астрологической типологии, легко понять, что я педантичен, в меру занудлив, а характер у меня боевой. Возможно, это и соответствует действитель­ности. Но, если бы я сказал вам, что я, напри­мер, Овен и Дракон, вы бы тут же нашли массу доказательств и для этой теории.