Она нахмурилась, опустила голову и нехотя начала уплетать жареные яйца с помидорами. Честно говоря, я и сам устал от быстрой еды, однако печь пироги в духовке и варить борщи — совсем не для меня. За что и расплачивался приличной суммой за ресторанную еду. — Я все. — Козочка отодвинула от себя пустую тарелку. — А чай? — Не хочу. — Тогда иди собирайся. Я тоже доел, убрал со стола и закинул тарелки в посудомойку — вечером с ними разберусь. Знал, что так делать нельзя, но хозяюшка из меня никудышная. Не воняет, и слава Богу. — Пап, расчеши, а. Дочь протянула мне расческу и повернулась спиной. Посмотрев на спутанную копну волос, я вздохнул. Ловить преступника, как выразилась Катюша, намного легче, чем управляться с одной девчонкой. — Косички? — спросил у нее с надеждой на отрицательный ответ. — А можно просто хвостик? Я его через плечо перекину, как мама делала. — Можно, — улыбнулся и принялся расчесывать. А о том, как раньше делала ее мама, постарался тут же забыть. Спустя час мы заехали ко мне на работу. Надо было забрать некоторые бумаги по Дюдюку. Когда дело о смерти моего сенсея передали Хрустеву, я сразу понял, что до правды мы так и не докопаемся. Пришлось расследовать самому в обход законодательству. Козочка, как всегда, осталась у дежурного Насюты — он учил ее всяким фокусам. Я ко всему этому относился скептически, а ребенку нравилось. Даже сейчас она звонко смеялась и умоляла показать, где спрятана монетка. — Катюш, поехали. Насюта вскочил и отдал честь, а искомая монета упала на пол. — Я так и знала, что в рукаве! — цокнула языком моя егоза и спрыгнула с кресла. — Пап, мы в школу? — Да. Поспеши. Она подбежала ко мне и схватила за руку. — А что это за папка? — По работе. — Ты такой сегодня серьезный. Опять убийство? Кажется, я был самым плохим отцом на свете. Девочкам ее возраста следовало играть в куклы, учиться готовить и постигать науку полегче. Однако Катя с шести лет занималась со мной карате, листала уголовный кодекс, шаталась по коридорам Следственного Департамента и валила всех пацанов своего возраста на лопатки. Единственное, в чем проявлялась ее женская натура — это хвостики и целая полка разноцветных резинок с заколками. Хоть где-то я не оплошал. И то, благодаря маме. Вскоре мы подъехали к месту, которое я считал вторым домом. Сенсей любил называть школу на японский манер — додзё, и часто шутил, что русские пацаны на татами как слоны в пруду — слишком неповоротливые. — О, пап, смотри! Сколько мальчиков оттуда выходит. Даже девочка есть. Я буду не одна! — Степаныч говорил, что вас четверо, но набор в группу еще открыт. — Я заглушил мотор и обратил внимание на знакомое лицо. — Надеюсь, хоть с ними мне удастся подружиться, а то мальчики бывают очень вредными. Им только дай за косички дергать… Па-па! — А? — Кажется, я засмотрелся. — Ты меня вообще слушаешь? — возмутилась она. — Ой, все! Козочка махнула рукой и выскочила из машины. Я последовал ее примеру, не забыв прихватить с собой документы. Нас с нынешним директором школы карате ожидала долгая беседа. Мы постучали в дверь кабинета Степаныча. Он, ссутулившись, сидел за столом и листал бумаги. Стоило нам войти, как старый вояка широко улыбнулся. — О-хо-хо! Кто к нам пожаловал?! — Дядя Сережа, привет! Моя егоза побежала к раскрытым объятиям, отчего забитый барахлом рюкзак на ее спине зашатался из стороны в сторону. — Ну, что, маленькая, теперь будем часто видеться? — спросил ее Степаныч, а сам пожал мне руку. — Да! Три раза в неделю. Папа обещал! — Снова хитрый взгляд исподлобья. — Не обещал, а предположил. С расписанием надо ознакомиться. — Вот всегда ты так! Я между прочим уже настроилась. Степаныч, смеясь, потрепал ей хвостик и сказал, что мест полно, так что моя Козочка может смело приходить хоть каждый день. — Я ее к Лисе запишу, на индивидуальные занятия. Не знаю, как девке удается, но она может сладить с любым, даже самым непоседливым ребенком. — Чую, забалуете вы ее, — усмехнулся и положил на стол папку. — Ничего страшного. Катюша будет нас слушаться. Я прав, маленькая? — Козочка кивнула и, смутившись, прижалась ко мне. А Степаныч тем временем достал журнал и какие-то бланки. — Ты же ничего против Лисы не имеешь? — Нет. Честно говоря, я даже был рад такому раскладу. Катюше катастрофически не хватало женского внимания. В школе таких непосед, как она, у учителей имелось по двадцать детей в каждом классе, а мама приезжала к нам два раза в год. Я сел в кресло и уставился на стенд с портретами мастеров спорта и тех, кто являлся гордостью школы карате. Среди них была и она. Кажется, я ни у кого раньше не видел таких теплых карих глаз. Только была в них какая-то печаль. Можно было предположить, что все из-за Дюдюка. Учитель не раз рассказывал о девочке из детского дома, посещавшей секцию пять раз в неделю. И в тот день… нога в гипсе, голова забинтована, множество ссадин и бесконечные слезы. Я всегда тяжело переносил женские слезы, но ее были особенными. — Как там Геннадьевна? Не звонила? — спросил Степаныч. — Она приедет к нам в воскресенье! — заявила донельзя довольная Козочка. — О… — Даже не надейся, — не дал я сказать ему. — Она не клюнула на тебя тогда, тем более шансов нет сейчас. — Ты уж извини, но с тех пор я взял четвертый дан, а это аргумент! Да, Катюш? Идем, я покажу тебе школу, познакомишься с новым сенсеем. — Какое поразительное рвение, — поддел я его, на что получил предупреждающий взгляд. — Что? Она моя мать. Я не могу не переживать о ее будущем. Мои слова он оставил без комментариев. Их роман продлился всего неделю. Мама, как всегда, взяла от мужика самое лучшее и уехала в фитнес-тур в Тайланд. — Да не беспокойся ты так, — донеслось до меня в момент, когда я открыл дверь. Прямо передо мной стояла Лиса и какой-то тип. Я видел его раньше у Степаныча в ката-группе, он неплохо владел техникой. — Добрый день, — поздоровался, и девушка посмотрела мне прямо в глаза. Заинтересованность. Это первое, что промелькнуло в ее взгляде. Она смутилась, прикусила губу и сглотнула, а меня будто током прошибло. Степаныч представил нас, и я протянул руку, но Ева так и не приняла ее. Ухватилась за слово о Дюдюке и начала переспрашивать… А я продолжал пялиться на ее губы, длинную шею с выглядывающей из под воротника татуировкой и полную грудь, обтянутую водолазкой. Черт бы побрал адово воздержание! — … даже третий, — сказал Котов и протянул руку для рукопожатия. При этом посмотрел так, что сразу дал понять — чужая территория. Черт! Неужели встречаются? Он по-хозяйски приобнял ее за плечи и заговорил о сыне Нестерова. Фамилия одного из свидетелей, идущих по делу Алмазных*, отвлекла, и я наконец-то смог взять себя в руки. Хотя взгляд, брошенный ею напоследок, все испортил, пошатнул мое самообладание, заставил смотреть ей вслед и представлять как прижимаюсь к ней, провожу ладонями по бедрам, трусь членом об упругую попку… — Папа, достань воду из рюкзака. Бл… Вот же ж! Я посмотрел на дочь и через силу улыбнулся. — Сейчас. Повернись. — Лейтенант, — обратил на себя внимание Котов, — не хочешь махнуться на площадке? Он заломил бровь и упрямо сжал губы. Это из-за Лисы? Серьезно? Не хватало мне еще из-за девки в бой ввязываться. Вдобавок, чужой. — У меня нет с собой кимоно. — Денис, не стыдно с третьим даном первый кю на бой звать? — Ну, если лейтенант не в форме, то пусть отказывается. Минуточку, это он сейчас меня опустить пытался? Пусть я не взял еще черный, да и прилично опоздал во времени, это вовсе не значило, что я слабак. — Мне было бы интересно махнутся с ним, — сказал и передал дочери бутылку с водой. — Папа, ты будешь драться?! — Если найдут для меня кимоно. Котов ухмыльнулся и предложил одно из своих, но Степаныч выручил, не дал окончательно пасть в глазах противника. Я пригляделся к нему: худощав, высок, жилист, длинные ноги… Наверняка они и есть его главное оружие. Вот только меня недооценивать тоже не стоит.