Глава 5 В полночь все того же пасхального воскресенья я подпирал стену коридора на верхнем этаже дома номер сто пятьдесят пять по Леонард-стрит. Мне это уже порядком надоело, поскольку я торчал там вот уже битый час. После того как Вулф предложил свое «кое-что», я позвонил по телефону Айрис Иннес, там никто не ответил, и я перезвонил в «Газетт». Лона Коэна на месте не оказалось, но его помощник сказал мне, что, по последним данным, Айрис Иннес до сих пор находится в офисе окружного прокурора. Зная, что женщин там редко задерживают на всю ночь даже после предъявления обвинения, я вывел из гаража машину, домчался до Леонард-стрит, поднялся на лифте и расположился перед приемной. Там и торчал, когда пробило двенадцать. Три минуты спустя я увидел Айрис Иннес. Двери распахнулись, и она возникла в проеме, правда, не одна. Мне понадобилось две секунды, чтобы оценить ее сопровождающего. Не помощник прокурора. Не адвокат. Значит, один из следователей из числа тех, кого я не знаю, но ведет он ее не как арестованную. Значит, просто провожает вниз, к полицейской машине, которая должна доставить Айрис Иннес домой. Придя к такому выводу, я преградил им путь и громко сказал: – Привет, Айрис. Поехали домой. – Кто вы такой?! – воскликнул сыщик. – Ее друг. Вы против? – Друг мне как раз кстати, – заявила Айрис, взяла меня за руку и увлекла к лифту. Сыщик проблеял что-то вслед, но мы сделали вид, что не услышали. Подойдя к лифту, я оглянулся и увидел, что бедняга так и продолжает стоять на месте, пребывая в нерешительности – то ли бежать за нами, то ли отпустить. Пока он чесал в затылке, двери лифта раскрылись – и мы упорхнули. Внизу, в вестибюле, на нас наскочил кто-то из журналистской братии. Когда он опознал в спутнике Айрис Иннес меня, у него буквально отвалилась челюсть. Он ринулся за нами и настиг уже на улице. Тут, признаюсь, я повел себя грубо и от души саданул ему локтем под ребра. Когда от ближайших преследователей нас отделяло полквартала, я заговорил: – За углом ждет моя машина. – Нет уж, благодарю, – покачала головой Айрис. – Посадите меня в такси. Меня никогда еще не сажал в такси принц королевской крови. Хотя мне вы больше напоминаете бойскаута. Мы завернули за угол. – Я подыграла вам только потому, – пояснила Айрис, – что этот хмырь собирался отвезти меня домой, а мне эти копы вот уже где! – Она сделала выразительный жест. – А как вы догадались, что я не арестована? – По его физиономии. Я специализируюсь по физиономиям копов. И по их походке. – Я придерживал ее рукой за локоть. – Вот моя машина. – Я открыл дверцу. – Залезайте. Вы знаете, кто я такой, и догадались, что ждал я вас не случайно. А причину я объясню вам по дороге к дому сто шестнадцать по Арбор-стрит. Айрис посмотрела на меня. При тусклом уличном освещении она больше напоминала мне ту прежнюю Айрис, которая двенадцать часов назад вглядывалась в меня со своего ящика возле церкви, нежели усталую и немного замученную женщину, которую я дождался в офисе окружного прокурора. Судя по всему, увиденное Айрис удовлетворило, поскольку она залезла в машину, а я зашел с другой стороны, сел за руль, запустил мотор, и мы покатили. Айрис сама прервала молчание. – Вы хотели что-то сказать, – напомнила она. – Да. Вы, должно быть, знаете, что я работаю на Ниро Вулфа. – Разумеется. – Сегодня вечером к нему приходили Миллард Байноу и Генри Фримм. Она резко дернула головой: – Зачем? – Встреча носила конфиденциальный характер. Но известно ли вам, что вы собирались выйти замуж за Фримма, но получили от ворот поворот? – О господи, опять эта тягомотина! Выпустите меня. Если я не найду такси, то пойду пешком. – Я спросил только, известно ли это вам. – Ну конечно! – Тогда я готов признать, что речь об этом заходила. – Я замолчал, чтобы свернуть налево. – Вам, наверное, известно также, что, по мнению полиции, миссис Байноу была убита с помощью отравленной иголки, которую выпустил из фотоаппарата один из нас. Или они приберегли это на завтра? – Нет. Они забрали мой фотоаппарат. И показали мне иголку. – Значит, вы в курсе дела, и я могу изложить свое предложение. Общеизвестно, что по части наблюдательности я любому дам сто очков вперед. Так вот, если я явлюсь в офис окружного прокурора, например, завтра утром и скажу, что хорошо разглядел вашу фотокамеру с близкого расстояния и абсолютно убежден, что никаких тайных приспособлений в ней не было, то, пусть они и не вычеркнут вас совсем из числа подозреваемых, пыл их заметно охладится. Особенно если я поклянусь, что готов подтвердить свои показания в зале суда, находясь под присягой. Конечно, пока это все остается под вопросом. А предложить я хочу вам следующее: что, если нам поехать и обсудить все это с Ниро Вулфом? Прямо сейчас. Айрис повернулась и посмотрела на меня, а я, надавив на педаль тормоза, чтобы остановиться на красный свет, в свою очередь уставился на нее. – Я не поняла, – сказала Айрис. – Все очень просто. Если они подозревают, что вы выстрелили этой иголкой… – О, это я как раз понимаю. Я не понимаю вас с Вулфом. – Она зажмурилась. – Я слишком устала, и мои мысли путаются. Генри Фримм не мог заставить вас… Нет, не Генри… Зачем это могло понадобиться Милларду Байноу? Отвезите меня домой. Я отвернулся, поскольку загорелся зеленый свет, и включил первую скорость. – Мистер Вулф все вам объяснит, – заверил я. – Что-нибудь съедите, выпьете и придете в себя. А он скажет, что… – Нет! Я хочу домой! – Ее голос сорвался. – Я выйду на следующем перекрестке! А ведь она вышла бы! Я понял, что переубедить ее не удастся. К ближайшему перекрестку мы подъедем уже секунд через двадцать, так что заговорить ей зубы я попросту не успею. Если же начну ее уламывать, когда машина уже остановится, она не станет меня слушать и выскочит. Если же я попытаюсь ее задержать, она заорет благим матом. Чувствовалось, что она уже и так взвинчена до предела. – Ну ладно, – великодушно согласился я. – Будь по-вашему. Едем домой. Я позвоню вам утром. До Арбор-стрит – это в Гринвич-Виллидже – езды было всего минуты три, а дороги в пасхальную ночь довольно пустые, сами понимаете. Не успел я притормозить перед домом номер 116, как Айрис в ту же секунду открыла дверцу и выскочила на тротуар. Правда, почти сразу сунула голову в машину и улыбнулась мне, вернее, попыталась. Улыбка вышла довольно жалкая и вымученная. – И на том спасибо, – сказала Айрис. – Попробую уснуть, хотя вы здорово меня взбудоражили. Я дождался, пока она не зашла в подъезд, потом развернулся, доехал до нашего гаража, оставил машину, завернул за угол, протопал к нашему особняку, поднялся на крыльцо, вставил ключ в замочную скважину, повернул, но дверь открылась только на пару дюймов. Кто-то уже навесил цепочку. Я позвонил и потом, прождав примерно с минуту, понял, что откроет мне сам Вулф, а не Фриц. Звякнула цепочка, дверь распахнулась, и я вошел. – Нет? – В его тоне чувствовалось облегчение. Чего от него еще ожидать? Не скажу, что он охотнее подвергся бы аресту за кражу цветов, чем необходимости допрашивать женщину, но облегчение было явным. Как-никак час испытаний удалось отложить. – Я ее вызволил, – доложил я. – И мне удалось завлечь ее в машину. Но она заупрямилась, и, даже доставь я ее сюда к вам, она закатила бы скандал, так что во избежание этого я отвез ее домой. Попытаю счастья завтра утром. У вас есть новости? – Нет. – Мурлыка не суетился? – Нет. Я уже жалею, что мне рассказали про эту ванду. Я в недоумении уставился на него: – Не узнаю вас. В худшем случае нас посадят на тридцать дней, да еще, возможно, разрешат, чтобы Фриц приносил передачи. Вместо ответа Вулф надавил на кнопку вызова лифта. – Если нас лишат лицензий, то мы будем торговать орхидеями, – сказал я, желая поднять ему настроение, и прошел в кабинет, чтобы запереть на ночь сейф. Глава 6 В понедельник утром, когда мне позвонили из офиса окружного прокурора и пригласили зайти туда, меня дома не было. В четверть девятого, позавтракав, как всегда, на кухне, я набрал номер Айрис Иннес и, не получив ответа, поднялся в спальню Вулфа в сопровождении Фрица, который нес Вулфу завтрак на подносе. Получив указания, я зашел пожелать Мурлыке доброго утра, но застал бездельника еще в постели. Потом спустился в кабинет, вынул из ящика своего письменного стола фотопленку и отправился размять ноги. На улице было так пасмурно, ветрено и промозгло, что я застегнул пальто на все пуговицы. Фотолаборатория на Сороковой улице возле Лексингтон-авеню должна была открыться в девять, если верить вывеске, однако к моему приходу дверь была еще заперта и мне пришлось ждать. Наконец парень появился и, увидев меня, скривил физиономию. Должно быть, обиделся, что я стал свидетелем его опоздания, так что мне пришлось извиниться. Парень сразу расцвел и пообещал изготовить диапозитивы к пяти вечера. На лучшее я не мог и надеяться. Я оставил ему пленку, разыскал телефон-автомат, позвонил – снова безуспешно – Айрис Иннес, после чего набрал номер, который знал лучше всех остальных. Несколько секунд спустя в мое ухо ворвался голос Вулфа – ворчливый и раздраженный, как и всегда, когда его отрывали от любимых орхидей: – Да? – Диапозитивы будут готовы к пяти часам. Номер Айрис Иннес не отвечает. Я велел Фрицу не спускать глаз с Мурлыки и держать ушки на макушке. Продолжать? – Нет. Тебя ждут в прокуратуре, и я считаю, что ты должен идти. – А вдруг бы я забыл вам позвонить? – Нет. Ступай. Может быть, выудишь что-нибудь ценное. – И он брякнул трубку. И с той самой минуты остаток дня превратился для меня в унылую полосу неудач. Ни один детектив в мире не добыл меньше фактов за целых девять часов кряду, чем я в тот злосчастный понедельник. Первые два часа, которые я провел на Леонард-стрит, были потрачены на пустые препирательства со следователем и помощником окружного прокурора. В результате все остались недовольны друг другом. Когда я отказался снабдить их сведениями, не относящимися непосредственно к событиям напротив церкви Святого Томаса, эти умники вздумали было упечь меня как важного свидетеля, но потом, сообразив, что ничего, кроме головной боли, они не получат, поскольку Вулф пустится во все тяжкие, чтобы меня выпустили под залог, оставили свою затею. Основной сыр-бор разгорелся из-за фотопленки. Я признался, что вынул ее из фотоаппарата прежде, чем передал его Кремеру. Умники настаивали на том, что фотопленка – это важная улика, а я ее укрываю. Я настаивал на том, что уликой может считаться только сам фотоаппарат, поскольку в полиции подозревают, что из него или из подобного ему была выпущена роковая иголка, тогда как пленка – моя собственность, и если они попытаются затребовать ее по повестке, то у нас есть прекрасный адвокат. Причем я признал, что в том случае, если после проявления на пленке обнаружится нечто, могущее быть уликой, например иголка в полете, то я буду обязан предъявить пленку им. Наконец помощник прокурора отказался от неравной борьбы и сказал, чтобы я убирался на все четыре стороны, оставаясь в пределах досягаемости. Когда же я возразил, что должен выполнять поручения Вулфа, он потребовал, чтобы я звонил ему по крайней мере каждый час. Ох уж эти поручения! Телефон Айрис Иннес по-прежнему молчал. Я прошвырнулся на Арбор-стрит, но дверь квартиры Айрис мне тоже не открыли. Я заехал в «Газетт», и Лон Коэн сообщил, что Джо Херрика сейчас допрашивают в офисе окружного прокурора и что он может пробыть там целый час. С Айрис Иннес – та же самая история, а вот насчет Алана Гайсса и Огастеса Пицци он не уверен. Потратив тридцать минут на ланч устричном баре, я заскочил в «Олловер пикчерз инкорпорейтед», но желающих ответить на вопросы об Огастесе Пицци там не нашлось. Тогда, чтобы скоротать время, я воспользовался адресом Алана Гайсса, который любезно предоставил мне Лон Коэн, сел в метро и доехал до Вашингтон-Хайтса. Что ж, своего я добился и время скоротал. Домовладелица, возбужденная до чертиков, ведь фотография одного из ее жильцов появилась в газетах, готова была болтать со мной хоть до утра, но она была настолько косоглазая, а я настолько зол, что не стал задерживаться, откланялся и сделал три очередных звонка из ближайшего телефона-автомата: Айрис Иннес (никто не ответил), Вулфу (никаких новостей) и помощнику окружного прокурора Дойлу. Узнав от Дойла, что он хочет меня видеть, я даже обрадовался. Препираться с ним по вопросу о том, что считается уликой, а что – нет, ничуть не менее полезно, чем мое времяпрепровождение в последние часы, и несравненно более увлекательно. И я снова спустился в подземку. Однако Дойл не стал возвращаться к дебатам об уликах. Не успел я сесть на стул напротив его стола, как помощник прокурора извлек из ящика стола какой-то предмет и протянул мне со словами: – Знаете ли вы этого человека?