– Да. Я хочу, чтобы все они горели в аду. Все: и они, и их родители, и учителя, и директор. Все. Он немного помолчал, крепко поджав губы, а потом продолжил: – Но я больше не хочу об этом говорить. Красивую ёлку в холле поставили. – Как скажете. Ёлка… да, мне тоже нравится. Тогда давайте перейдём к делу. Как себя чувствуете? – Всё время хочу спать. – Это хорошо, – сказал Поплавский, откинувшись на спинку кресла и рассматривая Поплавского. – А по вечерам как? Мыслеобразы приходят? Поплавский покачал головой. – Она не разговаривала со мной с тех пор, как меня сюда положили. – Вот как. Что бы это могло значить? – Я очень странно себя чувствую. Мне не хватает этого. – Вы по-прежнему уверены, что она реальна? – Разумеется. Слушайте… – Он оглянулся по сторонам, провёл рукой по волосам. – Мне очень-очень плохо. Хромов нахмурился, отложил в сторону ручку. – Отчего? – Я плохо чувствую себя от этих таблеток. Я как будто в полусне, чувствую себя ходячим трупом. Я ничего не хочу, ни о чём не думаю, как будто у меня взяли и вытащили мозг из головы. А ещё у меня очень быстро меняется настроение, вот даже сейчас – пару минут назад я был бодрым, а сейчас как будто размазало по этому дивану. Вчера навещали родители, а я с ними даже говорить толком не мог. И я беспокоюсь за неё. Она молчит. С ней могло что-то случиться, и чёрт знает что, ведь она так далеко, и она молчит, а я ничего не знаю… – Стоп, стоп. Хромову показалось, что он бьётся головой о стену. Трудный пациент. Действительно трудный. – Слушайте… – продолжил он. – А почему вы вообще так переживаете за какое-то существо с другой планеты? Какое отношение она к вам имеет? Вы её даже не видели. Она – не ваш друг, не ваш родственник, не ваша девушка… – У меня нет девушки. – Тем более. Хорошо, допустим, есть отличная от нуля вероятность, что она реальна. Всегда есть отличная от нуля вероятность, верно? Поплавский кивнул. – И тем не менее представим, что это так: какое вам дело до неё? Это происходит в другом мире. Вы не сможете вмешаться, не сможете помочь. Происходящее там, – он указал пальцем в потолок, – никак не отразится на вашей жизни здесь, – он опустил палец вниз. – Это верно, – сказал Поплавский, и Хромов заметил, что его голос становился медленным и тягучим, будто он пытался скрыть дрожь. – Тогда почему вам это так важно? Поплавский замолчал, посмотрел на Хромова часто моргающими глазами, быстро облизал губы, потом отвернулся и, не глядя в глаза, ответил: – Я люблю её. Если бы у Хромова сейчас был в руке пистолет, он застрелился бы, не раздумывая. – Так. Больше он не мог ничего ответить. – Так, – повторил он. Доктор в деталях представил, как подносит невидимый пистолет к своему виску и нажимает спусковой крючок. Поплавский смотрел на него стеклянными глазами, чуть поблескивающими на свету: кажется, ещё немного, и он заплачет. Пора зайти с козырей. – Очень хорошо, что вы об этом сказали, – заговорил Хромов. – Серьёзно, это очень хорошо, и вы молодец. Но скажите, зачем любить того, кого не существует? Поплавский улыбнулся и хмыкнул, и теперь Хромов увидел, как по его щекам катятся слёзы. – Вы совсем дураки тут все, – сказал он медленно, тихо, дрожащим голосом. – А когда вы любите реального человека, вы любите его или образ, который придумали себе? – Здоровый человек любит реального человека. Иначе любовь очень быстро становится страданием. – Любовь может быть другой? – Может. – Вы любите свою жену и дочь? – Да. – Я вам не верю. Давным-давно вы придумали себе образ и полюбили его. А потом образ рассыпался, а от человека никуда не деться. – А ваш образ не исчезнет? – Нет. – Но ведь он уже исчез. – Вернётся. – Это будет зависеть от того, насколько успешно подействует лечение. Слушайте, вы ведь прекрасно осознаёте, что выдумали её. Вы знаете, что такое тульпа? – Знаю. Это не делает её несуществующей. – В каком-то смысле, может быть, и да… Хромов устал спорить. Разговор вдруг показался ему настолько тупым и бессмысленным, что проще будет прекратить его. – Эдуард, давайте на сегодня закончим, если вы не против. Встретимся 30 декабря, перед самым Новым годом. Поплавский молча кивнул. Когда он ушёл, Хромов снова закурил и открыл его ЖЖ на последних записях. Ему нравилось перечитывать эти тексты. Даже немного жаль, что он больше не будет их писать. Но лучше так. «Жители Города Единства убили себя чумной плесенью, выпустив на волю страшную болезнь, которая уже почти триста лет не тревожила Империю; споры её держали в крепко закрытых бочках под землёй. Нас четверо. Мы бредём на механических пауках по пыльной дороге вдоль виноградных полей и молчим. Раньше на этих полях трудились люди и машины, теперь здесь пусто. Этот урожай погибнет. В небе закат, и прямо над горизонтом рядом с тускловато-красным солнцем стоят две яркие маленькие звезды – белая и зелёная. Небо светится багровым над ярко-жёлтыми закатными облаками, воздух дрожит прозрачными миражами; пахнет пылью и, кажется, всё ещё гарью. О пустынниках стало известно всего три десятка лет назад. Они появились в Белой пустыне – это было место самых кровопролитных сражений, какие знала история. Здесь стоял последний город, не покорившийся Империи. Указом Императора его название было забыто, а сам город разрушен в труху бомбами и сожжён дотла вместе со всеми жителями. С тех пор больше не было в мире государства, кроме Империи; весь мир стал Империей. За десять дней это место превратилось в выжженный пустырь из дымящихся руин, обугленных трупов и искорёженного железа. Через пять лет руины занесло песчаными бурями. А ещё через пять лет торговцы, чей путь проходил к югу от погибшего города, стали рассказывать, что на их караваны нападают чудовища. Откуда они появились, никто не знал. Каждый из них выглядел как отвратительный сгусток белых червей, слившихся в единое целое – без лиц, без глаз, без рук и ног. Они могли принимать разные формы, то сливаясь в копошащийся клубок, то расползаясь по песку шевелящейся паутиной. Сначала они ползали по песку и нападали на людей, пытаясь схватить их уродливыми белыми отростками, и торговцы успешно отбивались от них холодным оружием. С годами их становилось больше, сами они становились быстрее, и тогда путь караванов пришлось сместить ещё на несколько миль южнее. Но вскоре черви добрались и туда. Они быстро эволюционировали, став ещё больше, быстрее и сильнее. Торговцы понесли первые потери. Черви схватили нескольких караванщиков и разорвали их на куски». Когда закончился рабочий день, Хромов продолжил читать записи Поплавского уже в метро, прямо с телефона. Он не мог понять, отчего они так зацепили его. Может быть, из-за красивого слога. Или из-за интересного мира, который он описывал. Вот бы ему выздороветь и довести всё это до ума (ха-ха, отличный каламбур, подумал он), дописать, придумать сюжет, сделать из этого целую книгу. Это было бы очень здорово. В вагоне пахло женскими духами. Хромов стоял, прислонившись спиной к дверям, прямо у надписи «не прислоняться», держа в одной руке портфель, а в другой – телефон. И читал. «Планам покончить с червями помешала ещё одна война – против Империи взбунтовалась островная провинция неподалёку от Северного полюса, затем к ней присоединились ещё несколько северных земель. После войны черви будто перестали тревожить торговцев, и всё снова пошло своим чередом. Никто не знал, что всё это время они просто смотрели, наблюдали и учились. Они эволюционировали на глазах и становились умнее с каждым днём. Когда они научились пользоваться брошенным оружием и делать собственные боевые машины из ржавых обломков, было уже поздно. За несколько недель они распространились по всей пустыне, уничтожив несколько перевалочных торговых пунктов, затем набросились на большие города. Они наступали неумолимым валом во все стороны, расползаясь по планете, как плесень – да, как та самая чумная плесень. Сначала они просто брали города наскоком, но с каждым разом всё больше учились военному делу, брали в осаду, изнуряли бомбёжками и набегами, чтобы в итоге уничтожить и сжечь. С каждым разом они делали всё более мощные машины и бомбы. В каждом захваченном городе они делали то же, что и с местом их зарождения, оплетая руины паутиной из белой слизи и обустраивая свои гнёзда, и каждый раз червей становилось всё больше и больше. Значит, именно они будут новыми хозяевами мира». Его жену звали Таня. Она встретила его дома – высокая, лёгкая, с выпирающими ключицами, стройная и с гордым профилем в свои сорок лет, с короткими, крашенными под седое серебро волосами. – Я купила тебе пиво, – сказала она вместо приветствия. – Как знала, что сегодня будешь дома.