Дневник Я поднимался по ступенькам медленно, как улитка, соображая на ходу и пытаясь сочинить какую-нибудь правдоподобную историю. Главное — не пускать ее к нам в дом, тем более — не дать спуститься в подвал. Выйдя на кухню, я увидел, что она сидит за столом. Похоже, пока меня не было, она снова плакала. Вытирала глаза мокрой салфеткой и отщипывала куски булки. Переступив порог, я закрыл за собой дверь в подвал. Летом рама разбухала; мне пришлось с силой дернуть ручку, чтобы дверь закрылась плотно. Я сел за стол, не сводя взгляда с остывшего рагу. — Там что-то случилось с котлом, и мама помогает отцу его чинить. Я говорил тихо, так тихо, что едва слышал себя. Я придумал не самую лучшую ложь, но решил, что и так сойдет; ничего другого в голову все равно не приходило. Потом я поднял глаза и посмотрел на ее усталое лицо. Миссис Картер тоже посмотрела на меня. Хотя я отсутствовал лишь несколько минут, мне показалось, что синяки у нее под глазами еще больше потемнели, а щека еще больше распухла. Как может мужчина сделать такое с женщиной, которую он любит, как может он причинить ей такую боль? Она дергала коленом под столом, а когда заговорила, голос у нее был слабым, далеким: — Он ведь умер, да? Она скорее утверждала, а не спрашивала, и говорила без всяких эмоций. — Они там чинят котел, — повторил я. — Котел у нас старый и часто выходит из строя. Она покачала головой и вздохнула: — Можешь сказать мне правду, ничего страшного. Отец просил меня разобраться с ней. Он хотел, чтобы я решил головоломку. Если я ей скажу, им придется и ее убить? Если она должна умереть, то умрет ли она по моей вине? Но ведь она должна была узнать; она имела право знать. Как она поступит, если я сейчас промолчу? Уйдет домой и вызовет полицию? А потом, еще хуже, скажет полицейским, что мистер Картер пошел к нам и больше не возвращался? Я должен был ей сказать. — Он хотел сделать маме больно. Она защищалась. Никто не имеет права обвинять ее за это. Она снова вздохнула и скомкала в руке мокрую салфетку. — Да. Наверное. — Давайте я отведу вас домой, — сказал я ей. Миссис Картер вытерла нос тыльной стороной ладони. — А как… что они сделали с… господи, неужели он правда умер? Она снова разрыдалась. Ее поведение озадачивает меня даже сейчас, хотя с тех пор прошло много лет. Иногда кажется, что у женщин нескончаемый запас слез; они так легко плачут по любому поводу — и не просто плачут, рыдают. У мужчин все по-другому. Мужчины плачут редко, во всяком случае от эмоций. У них слезы появляются скорее от боли. Женщины замечательно справляются с болью, но не с эмоциями. Мужчины справляются с эмоциями, но не с болью. Различия иногда очень тонки, и тем не менее они есть. Я никогда не плакал. Я сомневался в том, что умею плакать. Я встал и протянул ей руку: — Пойдемте, я отведу вас домой. 30 Портер — день первый, 16.17 Вход в пентхаус Эмори караулил полицейский Томас Гиллеспи. В одной руке он держал чашку кофе, а в другой — бутерброд с ветчиной. Губы у Гиллеспи были испачканы майонезом; и на нагрудном кармане его форменной рубашки висела майонезная клякса, которая постепенно двигалась вниз. Сначала Портер хотел сказать Гиллеспи, что он испачкался, но потом решил промолчать. Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем клякса сползет вниз, на пол. Нэш тоже заметил майонез, но ничего не сказал. Портер и Нэш понимающе переглянулись. — Вижу, ты тут устроился с удобствами, — заметил Портер, переступая порог. Гиллеспи откусил очередной кусок и вытер рот рукавом. — Все лучше, чем восемь часов торчать в патрульной машине, — ответил он с набитым ртом. — Никогда не видел такой красивой квартиры. — Он кивнул в сторону гостиной: — Диван со встроенным массажем или чем-то в этом роде. Стоит на него сесть, и подушки делают тебе массаж. Телевизор тоже откуда-то узнает, что ты здесь, — включается, как только ты заходишь в комнату. Нет, я не просиживаю штаны во время работы — разве что минутку-другую. Да, кстати, внизу у них настоящий ресторан и магазин деликатесов; там я купил поесть. Такого вкусного бутерброда я в жизни не ел! — Он откусил еще кусок; ломоть ветчины упал ему на ботинок. — Том, где она? — спросил Портер, теряя терпение. Гиллеспи махнул второй рукой в сторону коридора, едва не расплескав кофе. — В своей комнате, левая дверь, а не правая. Кстати, ее зовут Нэнси, Нэнси Барроуз. Не женщина — огонь! Портер прошел мимо него в коридор. Гиллеспи последовал за ним. Нэш проговорил одними губами: — Я тоже хочу! — Бутерброд или кофе? — нахмурился Гиллеспи. — Диван, — ответил Нэш. — А, да… я тоже. — Гиллеспи откусил еще и выругался, увидев, что майонезная клякса упала на деревянный пол. Дверь в спальню была закрыта. Портер негромко постучал. — Мисс Барроуз! Я детектив Сэм Портер из Чикагского полицейского управления. Можно войти? — Открыто, детектив! — ответил женский голос. Он услышал легкий австралийский акцент, напомнивший ему о Николь Кидман. Портер повернул ручку и открыл дверь. Ясно. Николь Кидман, только покрупнее. Килограммов сто, а то и больше. Нэнси Барроуз сидела за столом в углу; на ее пухлых коленях лежала книга. Вошедшего Портера она смерила мрачным взглядом. — Пока ваш подчиненный-неандерталец рылся на кухне и бог знает где еще, он запер меня в комнате. Учтите, я подам жалобу вашему начальству, не говоря уже о мистере Толботе! Он точно не потерпит такого обращения. У кого-то даже хватило наглости рыться в моих вещах, в моем белье! Кто дал вам право? Портер постарался улыбнуться как можно миролюбивее: — Прошу прощения, мисс Барроуз. Мы делаем все возможное, чтобы как можно скорее найти Эмори. Мистер Толбот дал нам разрешение сюда войти. В квартире никого не было, и мы принялись осматривать все, что могло помочь нам найти девочку. Если мы порылись в ваших личных вещах, то из самых лучших побуждений. Она прищурилась: — Вы рассчитывали найти зацепку в ящике с моим нижним бельем? Портер не нашелся с ответом. Он покосился на Нэша; тот лишь пожал плечами. Портер решил пропустить вопрос мимо ушей. — Будьте добры, скажите, где вы были сегодня утром? — Ходила за покупками. — У нее были продукты, когда она вернулась, — сказал Гиллеспи с порога. — Правда, не представляю, что можно делать семь часов в продуктовом магазине. Нэнси Барроуз глубоко вздохнула: — К вашему сведению, сегодня у меня выходной. Я подстриглась, уложила волосы и сделала несколько других дел. С каких пор покидать свою квартиру — преступление? Портер переступил с одной ноги на другую. — Скажите, мисс Барроуз, когда вы в последний раз видели Эмори? — Вчера вечером она пошла бегать. Так как по телевизору были новости, должно быть, она ушла в половине шестого или в шесть; самое позднее — в четверть седьмого, — ответила она. — Кажется, накрапывал дождь, и все-таки она пошла. — И вы не встревожились, когда она не вернулась? Барроуз покачала головой: — Я решила, что она пошла к своему бойфренду. Последнее время они много бывают вместе. — Когда вы поняли, что с ней что-то случилось? Она покосилась на книжку у себя на коленях: — Не думаю, что я что-то поняла. Повторяю, иногда она ходит к своему бойфренду.