– Ага, попал в плен, бежал и в конце концов стал наемником. – Но… это можно как-то прекратить? – Наверное. Только я не знаю как. Я помню все свои жизни. Каждый раз появляется карта. Вроде бы ниоткуда. Я ее нахожу в самых неожиданных местах. Начинаю вспоминать, и все повторяется. – Клим, – позвала я, – я не могу поверить в это. Просто не могу. – И правильно. Так тебе, должно быть, намного спокойнее. – И сколько было таких жизней? – не удержалась я. – Сейчас тринадцатая. Интересно, это число что-нибудь значит? – И в каждой из этих жизней была я? – Само собой. Сценарий всегда один и тот же. Я люблю тебя, ты любишь меня, а потом… Я изрядно устал от этого, так устал, что давно бы следовало полюбить кого-нибудь другого. Но с этим незадача. Слава богу, что быть с женщиной можно и без любви, не то бы моя жизнь была и вовсе невыносимой. – Ты понимаешь, что такие разговоры люди обычно ведут в психушке? – покачала я головой. – Ну так давай прекратим его, – засмеялся он. – Тем более что вино мы допили. Я иду спать. Вряд ли Зорин в такое время покинет дом, но если покинет, я об этом узнаю. Помочь тебе с посудой? – Спасибо, я сама. Он поднялся, я тоже поднялась. Когда он проходил мимо, то оказался в двух шагах от меня. И вдруг замер. Мы стояли в опасной близости и смотрели в глаза друг другу. – Скажи, какого хрена я чувствую себя виноватой? – пробормотала я. Он с усмешкой подмигнул. – Карма. И ушел. А я, вместе с облегчением, почувствовала досаду. Убрав посуду в посудомоечную машину, я поднялась наверх, где были спальни. Дверь той, что справа, распахнулась, и появился Клим. Голый по пояс, правда, в джинсах. Привалился плечом к дверному косяку, сложив руки на груди, и насмешливо улыбался. Но взгляд для подобной улыбки был чересчур напряженным. А я головой покачала. – Помнится, ты хотел изменить судьбу. А я уже наделала глупостей. – Могли бы получить удовольствие. Я поспешно вошла в спальню напротив. – Жаль, – сказал он, перед тем как я закрыла дверь, а я, повернув замок, повалилась на кровать. Потом отправилась в душ. Когда вернулась, увидела, что пришло эсэмэс от Клима. «Борешься с искушением посредством душа? Я, кстати, посинел от холода. Не помогло». «Ха-ха», – ответила я, чертыхнулась и с головой накрылась одеялом, чтобы побыстрее согреться. Бергман приехал, когда мы завтракали. Надо сказать, наша утренняя встреча с Климом, как ни странно, вышла непринужденной. Я спустилась первой, жарила яичницу, когда появился он. – Привет, стойкий оловянный солдатик, – весело произнес он. – Ты меня испытывал, что ли? – хмыкнула я. – Какое там. Надеялся. И большую часть ночи предавался мечтам. Хорошо хоть Зорин не беспокоил. Ты сколько раз к двери подходила? – Было дело, один раз, – честно призналась я. – Ну, до меня тебе далеко. Зато какое чувство удовлетворения, что выстоял, – засмеялся он, и я засмеялась. – Яичница с беконом, – сказала я. – Надеюсь, ты не против. Нежная утренняя забота – это что-то вроде компенсации. – Ну, хоть это, – сказал он, устраиваясь за столом. Тут и появился Бергман. – Доброе утро, – сказал он, проходя в столовую и приглядываясь к нам. Не высказать, как меня это разозлило. Но я выдала улыбку и предложила: – Позавтракаешь с нами? – Кофе, если не трудно. – Конечно. Сбросив пальто, он присел к столу, поздоровавшись с Климом за руку. Тот наградил его кривенькой улыбкой. – Есть новости? – спросил Бергман, прихлебывая кофе. – Ночь прошла спокойно, – ответил Клим. – А у вас? – Поэт работает, надеюсь, что результаты будут. Что ж, если ты не против, поехали, – когда я стала собирать со стола посуду, сказал Максимильян. – Конечно. Через пять минут буду готова. Я ненадолго заглянула в спальню, где провела ночь, спустилась вниз. Мужчины не спеша беседовали. Увидев меня, Бергман поднялся и кивнул Климу: – Пока. Клим направился ко мне, опередив Бергмана, помог надеть куртку и поцеловал меня. Дружески. На самом деле просто прижался щекой к щеке. А я успела заметить, как вдруг разом потемнели глаза Бергмана, хотя лицевые мышцы не дрогнули. На прощание он даже улыбнулся Климу, широко и лучезарно, как мог улыбаться только он. И я в который раз мысленно выругалась. Я думала, он начнет задавать вопросы, лишь только мы останемся вдвоем. Но он молчал по дороге к машине, а когда мы оказались в салоне «Ягуара», сказал: – Начать разумнее с батюшки. Они ранние птахи. А потом навестим домработницу. И подруг Нелли. Подругам я позвонила спустя полчаса по дороге в Ступино, где жил священник. Одна в настоящее время была в Германии, а вторая согласилась на встречу, сказав, что мы можем приехать к ней в салон. Остальное время мы с Бергманом говорили об экзорцизме. Мои познания сводились к нескольким фильмам, виденным довольно давно, но сведениям, почерпнутым из них, я не особенно доверяла. Оттого очень надеялась, что Максимильян меня просветит на сей счет. Он, против обыкновения, был не особо словоохотлив. – Я считала, экзорцизм – штука сугубо католическая, – заметила я, чтобы его разговорить. – Ты права. Хотя практика изгнания бесов присуща всему христианству, потому что восходит к Христу, который, как известно, помог бесноватому, направив неких сущностей из тела человека в свиное стадо. Вслед за ним схожие деяния совершали и апостолы, и святые. В связи с этим, отношение к данной процедуре неоднозначно. Одни считают, что изгнать бесов может не каждый человек, а только святой, другие считают, что изгнание происходит посредством божественной воли и, значит, любой истинно верующий христианин может обратиться за помощью к Богу. В православии ко всему этому относятся с большой осторожностью. Но изгнанием бесов кое-кто из священников все же занимается, чему наш батюшка пример. Называется это отчитка, если память не изменяет. – Дикость какая, – покачала я головой. – Двадцать первый век, и вдруг изгнание бесов. Хотя не удивлюсь, если желающие найдутся. – Не сомневайся, – усмехнулся Бергман. – Одержимость может приобретать разные формы, только и всего. Иногда это напоминает эпидемию. – Интересно, кто из зоринской родни был одержим бесами, – сказала я. – Если, конечно, он приезжал к отцу Тихону именно по этой причине. – Надеюсь, мы это узнаем, – кивнул Бергман, но как-то сдержанно. Создавалось впечатление, что говорить на эту тему у него особого желания нет. Оставалось лишь гадать почему. Но на это времени у меня не было, мы уже въехали в село, и впереди на пригорке возникла церковь, а рядом за церковной оградой дом батюшки. «Ягуар» мы оставили возле церковных ворот, выходя из машины, я увидела священника. Он стоял к нам спиной возле своего дома и высматривал что-то на крыше. Приблизившись, я разглядела рыжего котенка, который не спеша шел по карнизу. – Озорник, – выговаривал батюшка, – а если свалишься? На нас священник внимания не обращал. Одет он был в рясу, поверх которой куртка, на голове вязаная шапка. Мы подошли совсем близко, когда он резко повернулся, и в глазах его на мгновение появился испуг. Нет, страх. Я чувствовала, как он волной поднимается в нем. Игнорируя Бергмана, священник старался смотреть только на меня. Уверенности, что перед нами нужный нам человек, не было, но я все же сказала: – Доброе утро, отец Тихон. – Здравствуйте. Он вроде бы начал понемногу успокаиваться. Принял нас за кого-то другого, а теперь понял, что ошибся?