– Может, ты в него втюрилась? – с сомнением глядя на меня, спросил он. – Может. Тебе что больше нравится? – спросила я. Он покачал головой и удалился. А я поудобнее устроилась на подоконнике. – Мне не стоило возвращаться, – сказала я вслух, но и в это свое утверждение не очень верила. Минут пятнадцать я смотрела в окно, гадая, отправился ли Соколов к Максимильяну, и пыталась представить их возможный разговор. Тут дверь распахнулась, и в комнату заглянул Димка, по выражению его лица было ясно: вовсе не за тем, чтобы продолжить недавнюю беседу. – Джокер ждет в кабинете, похоже, у нас чепэ. Гадая, что произошло, я спешно покинула комнату, и едва не столкнулась с Бергманом. Он шел мне навстречу. – Собирайся, мы едем в больницу, – сказал он. – Что случилось? – Нашу Евдокию доставили туда после аварии. Она попросила врача позвонить нам. Через пять минут мы уже были в машине. Вопросов у меня возникло множество, и мне не терпелось их задать, но я понимала: вряд ли Бергман способен на них ответить. Оставалось набраться терпения. Врача мы нашли в ординаторской, куда нас проводила медсестра. Высокий мужчина лет сорока поднялся из-за стола, где что-то заносил в компьютер. – Вы по поводу Боровской? – спросил он, пожимая руку Бергмана. – Что с ней? – Ничего страшного. Она ударилась лбом, пришлось наложить шов. Мы сделали все максимально корректно, уверен, в глаза бросаться не будет. Сотрясения нет. У нее подскочило давление, жаловалась на боль в груди, я опасался инфаркта. Но, кажется, все нормально. Пару дней мы ее понаблюдаем и отпустим. – Спасибо, – кивнул Максимильян. – Вы в курсе, что произошло? – В общих чертах. Не справилась с управлением. Слава богу, что все обошлось. – Мы можем с ней поговорить? – Конечно. Двенадцатая палата. У нее посетитель. Недавно разговаривал со мной. Очень переживает. – Как думаешь, это Зорин? Или ее массажист? – спросила я по дороге в палату. – Сейчас узнаем. Но, если честно, сомневаюсь, что Зорин. Постучав и услышав «да», мы вошли. Палата оказалась из категории ВИП. Правда, выглядело все довольно скромно: кровать, тумбочка, диванчик, холодильник и телевизор на стене. Зато Боровская была избавлена от соседей. Евдокия Семеновна полулежала на кровати и вытирала салфеткой лицо, на лбу широкая полоса лейкопластыря. Рядом на стуле примостился Альберт и разглядывал свои руки. – Спасибо, что пришли, – увидев нас, сказала Боровская, убрала салфетки в тумбочку и повернулась к Альберту. – Иди, мой друг, завтра увидимся. Нам тут поговорить надо. Альберт кивнул и, не глядя на нас, покинул палату. – Переживает, – вздохнула Боровская. – Только он и переживает. Остальным и дела нет. Впрочем, оно и к лучшему. Набегут кто попало. Дура-медсестра вздумала у меня автограф спросить. Мама ее, видите ли, очень меня любит. Хорошо хоть не прабабушка. Садитесь, – махнула она рукой. Бергман придвинул еще один стул, и мы устроились возле постели. – Что произошло? – спросил Максимильян. – Убить меня хотели, – косясь на него, ответила Евдокия Семеновна. – Не верите? Я б сама в такое не поверила. Да деваться некуда. – Расскажите подробнее… – Особо рассказывать нечего. Поехала в салон. А тормозов-то и нет. На педальку давлю, да без толку. Хорошо, на бульварах была, ну и вылетела на газон. Там туи высоченные, как раз неподалеку от родного театра. Еще подумала: в некрологе напишут… тьфу ты, типун мне на язык. В общем, повезло мне. Скорость небольшая была, обычно я лихачу, а тут по телефону звонила, вот и поехала не спеша. Ну, и туи – не забор, и не столб фонарный. Отделалась легким испугом, как Остап Бендер. – Поздравляю. Врач сказал, вы действительно легко отделались, – кивнул Бергман. – Вот-вот, мне повезло, а вот кому-то нет. – Вы считаете, это вовсе не случайность? – Помилуйте, Максимильян Эдмундович, – всплеснула она руками. – Какая случайность? Механик – мой большой поклонник. Может, врет, конечно. Но дело свое знает, и я его никогда не обижаю. Всегда на чай даю щедро, помимо самой оплаты. У меня золотое правило: хочешь, чтобы люди хорошо делали свою работу, – не скупись. Машина у меня всегда в идеальном состоянии. Никогда никаких проблем. Да и машине-то всего год. А тут – тормоза. – То есть вы считаете, их кто-то нарочно испортил? – влезла я. – Считаю, милочка. Оттого и говорю: убить меня хотели. – Вы всегда за рулем сами ездите? – продолжила я. – Сама. Раньше чаще с водителем, но это в силу необходимости. После спектакля иногда хочется расслабиться. Опять же, почитатели придут. Шампанского хоть бокал, да выпьешь. Ну, а на пенсии без шофера обхожусь. Люблю я это дело, вождение, – пояснила она. – И кто, по-вашему, мог сотворить такое с тормозами? – задал Бергман вопрос. – Ясно кто. Зятек, чтоб ему… Я теперь не сомневаюсь, это он с дочкой что-то сделал, оттого и от меня решил избавиться. Терпел, пока я к вам не сунулась, а тут терпелка сразу закончилась. Боится он вас, потому как не дурак, справки навел. И знает, что несдобровать иуде, господи прости. – Но какой смысл в этой аварии? – Как какой? – возмутилась она. – Снесут меня на кладбище, у вас клиента не будет, и вы отступитесь. А ему только этого и надо. Полицию он не больно боится. Они месяц валандаются, и что? Ничего. Знаете, как у них говорится: нет тела – нет дела. – Значит, подозреваемый – ваш зять? – А кто еще? – И как он смог добраться до вашей машины? – Кто ж его знает? Придумал что-нибудь. Да и вряд ли сам, мог подослать кого-то… – Мне кажется, это маловероятно, – пожал Бергман плечами. – Вы сами сказали: ваш зять не дурак. Зачем же так подставляться. – А нужда заставила. Вас он боится. – Давайте по порядку. Вы поехали в салон. Где вы были до этого? – Дома. – А ваша машина? – В гараже. У нас во дворе подземная парковка, а у меня гараж. Специально сделали. Уважили. Чтоб резину положить можно и все такое. – То есть некто проник в гараж… – Вот именно. – А это возможно? Я имею в виду, не привлекая к себе внимания? Там наверняка есть камеры. – Нет там никаких камер. Туда попасть только из дома можно или со двора. А двор закрыт. Охрана на выезде. Хотя через забор перемахнуть – раз плюнуть. Главное, что у нас никаких происшествий не было, ворота в паркинг закрывают только на ночь. Да и то не всегда. Охрана в ту сторону даже не смотрит. – А ключ от гаража? – Это совсем просто. Брелок. Я его сто раз теряла. Скорее всего, зятек его из сумки спер. – Надо полагать, не сегодня, иначе как бы вы взяли машину из гаража. Выходит, он готовился заранее? Ведь на днях вы брелок не теряли? – А хоть и заранее, почему бы и нет? От дочки избавился, потом от меня. Живи, радуйся и ничего не бойся. – Возможно, вы брелок кому-то давали, – сказала я. – Не припоминаете такого? – Возможно, – Боровская начала сердиться. – Механику своему давала и брелок, и ключи от машины. Уезжала, а он хотел за это время машину на газ переделать. Чтоб налог платить поменьше. Ну, и старую машину на техосмотр забирал. Сам. Потому что мне некогда. Но его подозревать я не собираюсь, хотя бы потому, что ему от моей смерти никакой выгоды. Одни убытки, раз хороших чаевых лишится. И постоянного клиента. – Хорошо. Механик отпадает. Кто еще? – вздохнул Бергман. – Еще? Никто. – Возможно, Альберт? – подсказала я. – О господи… Его-то с какой стати подозревать? Совсем уж глупость. – То есть ключи у него были?