— В атаку!!! — вынул саблю из ножен консул Зевта. Сигнальщик прогудел рогом, после чего поднял два красных флажка и начал производить ими комбинацию «В атаку!» Войска готов двинулись в атаку, стараясь сохранять изначальный строй. Хорошо получалось это только у скутатов, специально вымуштрованных в том числе и для движения в боевом порядке, но и остальные тысячники старались держать марку, яростными криками выправляя невольные искривления строя. Расстояние между противоборствующими порядками сокращалось, ревел гуннский рог, столкновение стало неотвратимым, а затем что-то произошло. Эйрих, привлечённый аномальными на этом этапе битвы звуками, перевёл взгляд к их источнику. Оказалось, что подпятные гуннам остготы атаковали соседних им вандалов, но те были готовы к чему-то подобному, потому что смять их остготы не смогли. Через пять-шесть знамён от места столкновения, нечто подобное происходило и с визиготами: они атаковали не известных Эйриху племенных воинов, несущих белый стяг с изображением чёрной кабаньей морды. Эти тоже, судя по всему, были готовы к чему-то подобному, поэтому приняли бой достойно. А затем в тылы подпятным визиготам и остготам ударили отряды гуннских всадников. Но неизвестный лидер восставших предвидел нечто подобное и, скорее всего, выставил в тылу копейщиков, потому что всадники не сумели сколько-нибудь существенно прорваться и создать хотя бы намёк на разрушение строя, ни у визиготов, ни у остготов. Эйрих быстро понял, что Руа обоснованно не доверял покорённым готам, потому что политическая обстановка, за прошедшее время, очень сильно изменилась и контекст нынешней битвы, которая ещё до собственного начала стала решающей, не мог не повлиять на думы готов и гуннов. Рейкс подстраховался, покорённые готы подстраховались, а результат сейчас наблюдали Эйрих и все, имеющие глаза. — Эквитов разделить на два отряда, после чего в атаку, — приказал военный трибун готского войска. — Ударить по связанным боем отрядам. Знаменщик ловко отсигналил, после чего эквиты, уже проехавшие сквозь разошедшихся в стороны воинов, оперативно построились в клин и начали разбег. По всадникам открыли стрельбу гуннские лучники, несколько эквитов потеряли лошадей, но это почти ни на что не повлияло… Враги приготовились к встрече, ощетинились короткими копьями, после чего получили такой удар, к которому просто невозможно приготовиться. Захрустела сухая древесина, заржали кони, завопили умирающие люди, а сторонние наблюдатели смогли увидеть, как строй воинов неизвестного племени молниеносно продавливается и эквиты проникают прямо внутрь, сразу же начав рубить и колоть. Эйрих с удовлетворением наблюдал, как построение гуннского войска изгибается, ведь остановиться никто приказа не давал, а также как лучники продолжают вести стрельбу, игнорируя то, что стреляют по своим. Войска покорённых готов получили шанс на выживание, потому что эквиты Эйриха буквально смели воинов неизвестного племени, что открыло широкое окно для тактических возможностей. — Командуй эквитам отступление, — распорядился Эйрих. Прогудел рог, после чего эквиты, увлечённые кровавой резнёй, отвернули коней и рванули в обратный путь. Шанс сородичам Эйрих дал, а дальше пусть сами. Конница врага начала глубокий обход готской формации по флангам, что могло создать смертельно опасную ситуацию, в случае их успеха. На этот случай есть простые всадники визиготов и аланов. — Командуй ординарной коннице перехват конницы врага, — приказал Эйрих сигнальщику. — Конные лучники — обогнуть связанную боем конницу и начать обстрел. — Есть! — отреагировал сигнальщик. Войска сближаются, эквиты проходят сквозь построение обычных воинов и сразу же начинают получать новые контосы от обозников, потому что одним сокрушительным ударом Эйрих ограничивать себя не собирался. Покорённые готы, как оказалось, имели отличный план выхода из боя. Пока три тыловых ряда копейщиков сдерживали гуннскую конницу, уже начавшую откатываться назад, а дружины вождей бились с разрозненными вандалами и неизвестными воинами, основная масса воинов спешно, но организованно, бежала в направлении готского войска, размахивая руками и крича о мирных намерениях. Вот в этом был сомнительный момент. Эйриха никогда нельзя было обвинить в том, что он доверяет людям, поэтому его разум сразу же усмотрел во всём этом подлую вражескую стратегему, в которой якобы предавшие врага войска смешиваются с твоим войском, после чего учиняют бойню. Но этот сценарий был слишком сложным, слишком многое в нём было завязано на непредсказуемые переменные, а также больно уж много покорённых готов уже успело погибнуть под обстрелом лучников и под ударами всадников. Эйрих решил, что это не подлог, поэтому дал приказ пропускать их, одновременно с этим приказав эквитам вновь вступать в бой. — Узнаёшь кого-нибудь? — спросил Эйрих у отца. — Вон там Ботунги бегут, вижу вождя Гундольда, — ответил тот, ткнув в левую часть отступающей массы. — Точно он. Потерянные сородичи быстро пробежали через разошедшийся строй обычных готских воинов, после чего тот вновь сошёлся. Тут Эйриху в голову вновь вернулась мысль, которую он обдумывал весь путь сюда. Битва идёт по заранее продуманному сценарию, ведь неожиданная корректировка не повлияла на него коренным образом, поэтому парень увидел возможность немного поразмышлять, пока не наметится перелом или угроза. После победы над гуннами необходимо требовать освобождения родичей, чтобы больше ни одного гота не томилось под гуннской пятой. У гуннов в данниках очень много готов, которых может принять их община, присоединив к себе добром, а затем туго связав дарованной властью. И пусть многие окрестные народы искренне не понимают, в чём смысл Сената, но старейшины, когда им всё растолковывают, всё прекрасно понимают и, обычно, проникаются всей красотой идеи. Вот и в случае подпятных готов, Эйрих даже не сомневался, что всё будет проходить по уже известным всем сенаторам лекалам… Хотя нужно будет что-то решать с существующим у них рейксом, а также знатью, которая может не захотеть присоединяться на таких условиях. Впрочем, в глазах их сородичей это будет выглядеть чёрной неблагодарностью, что позволяет Эйриху и Сенату игнорировать интересы племенной знати. Когда до врага осталось около двух актов, скутаты начали массированные залпы марсовых колючек. Лучники врага продолжали обстрел, но большая часть их снарядов застревала в щитах, поэтому ущерб от них был приемлемым. Скутаты врезались щитами в щиты противника, но сразу стала видна разница в выучке и силе — легионеры сбили первый ряд врага с ног, после чего начали методичное истребление растерянных воинов врага, не готовых к такому. Против бронных скутатов выступало всякое отребье, набранное из мелких покорённых племён и родов, что было ясно по обилию разной степени паршивости стягов. Броня была не на каждом, не каждый имел даже шлем, а оружие уступало качеством скутатскому. Центр боевого порядка столкнулся на равных, хотя у готов, по понятным причинам, было существенно больше броней. Взятые боем, купленные у римлян, обменянные в ходе торговли с соседними племенами — брони попадали в войско разными способами, но ни одна полученная готами кольчуга не ложилась пылиться и ржаветь на склад, с этим у них было строго. Над полем поднялся грохот битвы, сливающийся из звона стали, воплей людей и ржания коней. Лучники противника больше не рисковали обстреливать врага, но не отступили, а пошли на правый фланг, где аланы уже расправились с гуннскими всадниками и сейчас занимались добиванием. Командир аланского полутумена, Айксекав, действовал по своему усмотрению, поэтому отправил конных лучников сильно беспокоить пехоту правого фланга градом стрел. Конных лучников не так много, как мог мечтать Эйрих, но даже полторы тысячи могут значительно повлиять на исход боя. Руа отреагировал спокойно. Он отправил примерно половину конного резерва, чтобы покончить с аланами, но Эйрих счёл это число недостаточным, ведь аланы показали себя отменными бойцами, даже несмотря на то, что не удовлетворяют его высоким стандартам. Не ровня его уверенно входящим в легенду эквитам, но сильно лучше, чем всё то, что могут выставить римляне или германские племена. А ещё у них есть конные лучники. Люди гибнут жестокими смертями, падают под ноги соратников и врагов, кричат, молят о пощаде и спасении, яростно вопят, надеясь продать жизнь подороже, но Эйриха подобный «аккомпанемент» давно уже не трогает, он привык к этому, как к неотъемлемой части любой битвы. На левом фланге визиготские всадники, судя по всему, терпят поражение, потому что гунны их уверенно теснят, что вынуждает Эйриха принимать меры. — Тысячу всадников Хродегера — на подмогу левому флангу, — приказал Эйрих. Знамёнщик дал команды и Хродегер, возглавляющий ныне конную тысячу, прокричал что-то яростное и приказал своим воинам следовать за ним. Этого количества всадников должно хватить с лихвой. В пешем противостоянии возникло неустойчивое равновесие, когда ещё непонятно, кто кого пересилит. Это заставило Эйриха вспомнить ещё об одной вещи, которую он обдумывал уже очень давно. Его всегда раздражало, что войска вынуждены растягиваться широким фронтом, чтобы охватить врага и более предсказуемо с ним биться, без рисков захода во фланг или удара в тыл. И вот на этой почве Эйрих как-то, тёплым и тихим вечером, подумал: «А что, если наносить концентрированные удары?» Старые римляне применяли нечто подобное, правда, в своей форме, обусловленной характером применения легионов. У них когорты атаковали концентрированно, но в масштабных сражениях всё равно сливались с остальными в сплошной строй, хотя, всё же, сохраняли некоторую автономность командования. Эйрих же задумал нечто другое. В его представлении войско должно состоять из четырёх-пяти ударных кулаков, задачей которых будет пробитие сплошного строя, в который любят выстраивать свои войска что римляне, что варвары, а затем активное действие в его тылу. Такого он не читал ещё нигде, поэтому возможно, что он первый. Правда, для этого нужна чрезвычайно высокая выучка воинов, чтобы они быстро и чётко выполняли поступающие из ставки приказы. Иначе затея не имеет никакого смысла, ведь полагаться на разумение командира, находящегося непосредственно в гуще событий совершенно бессмысленно, так как он практически ничего не видит и почти ничего не знает об актуальной стратегической обстановке. Нет, тут нужен командир из командной ставки, всё видящий и всё знающий… — Давай дым, — приказал Эйрих. Надо уже заставить рейкса Руу понервничать, а то он выглядит сейчас очень спокойным. Повинуясь командам сигнальщика, активизировалась обслуга манджаников, более совершенных версий предыдущих недоразумений, которые лишь чудом сумели пережить одно сражение. Теперь манджаники Эйриха были укреплены бронзовыми вставками и скобами. В противовесах лежат не камни, но специально отлитые бронзовые плиты, что позволяют точнее регулировать силу метания, а поднаторевшие в своём деле «инженеры», набранные когда-то из случайных воинов, за последний месяц получили много практики, что стремительно приближала их к становлению инженерами настоящими. Керамические сосуды с уже подожжённым дымовым составом были заброшены далеко за позиции гуннов, причём один из них перелетел очень сильно, упав в паре актов от командной ставки Руы. Поначалу Эйрих хотел использовать манджаники для непосредственного обстрела гуннского войска, но потом отказался от этой идеи, в основном ввиду неэффективности такого обстрела. В прошлый раз это имело только моральный эффект, нежели практически, поэтому сейчас Эйрих использовал эти машины более рационально. Дымовая завеса — это, пока что, лучшее, что можно придумать. Семь нехитрых механизмов трижды закинули в сторону врага сосуды с дымным составом, после чего прекратили работу. Эйрих, дождавшийся падения последней партии снарядов, начал с интересом наблюдать, как дым застилает поле между вражескими войсками и их командной ставкой. И он успел увидеть Руу, недовольно и с истовой неприязнью глядящего на дым. А потом рейкс гуннов исчез из обзора. — Эквитов на правый фланг, нанести удар в тыл дружины, — приказал Эйрих. Всадники, уже стоящие близко к левому флангу, получили приказ и начали свой несложный манёвр. Пока половина конного резерва гуннов всё ещё связана схваткой с аланами, эквиты могут действовать свободно, а Руа не знает, что сейчас происходит на самом важном месте битвы. Только ради этого стоит носить с собой осадные механизмы… Кто-то на месте увидел возникшую угрозу и начал выделять сотни копейщиков для встречи смертельно опасного врага, но это вновь ни на что не повлияло — эти сотни были побиты контосами, после чего раздавлены копытами, а затем эквиты врезались в тыл сражающимся врагам. «Ничего нового», — подумал Эйрих. — «Похоже, я разработал тактику, против которой нужно действовать с самой этой тактикой. Другого способа противодействия, кроме рогаток и чеснока, всё ещё не вижу». Вернувшись мыслями к совершенно новой концепции ведения боя, Эйрих вдруг уловил глубоко в душе ощущение, что это является работоспособным методом. Концентрация ударов, расширение пробоин во вражеском строю, добивание островков сопротивления силами скутатов… Эквиты расправились с деморализованным ударом в тыл врагом, после чего приступили к истреблению убегающих и паникующих племенных воинов. Сами гунны, к слову, большей частью находились в резерве, насколько успел заметить Эйрих. Это были, преимущественно, конные воины, но стояли среди них и пешие, хорошо экипированные и ждущие своего часа. Собственный народ Руа берёг… На правом фланге, благодаря удару эквитов, наметился стремительный прогресс, в полной мере использованный скутатами — они грамотно додавили ослабевшее сопротивление, буквально прошли по трупам, после чего вклинились в растерянных воинов, ещё минуты назад не являвшихся флангом. Эквиты поехали навстречу бегущим к ним обозникам, несущим снопы контосов, ломающихся так часто, что готским мастерам приходится фокусироваться только на их производстве. Но это малая цена за такую сокрушительную мощь. — Передай, чтобы продолжали бить по правому флангу, — приказал Эйрих сигнальщику. — На левом, пока что, всё не очень понятно.