— Подумай, консул Флавий Аэций, — произнёс Эйрих. — У тебя есть, примерно, две декады, прежде чем я начну проводить в жизнь то, что придумал по освобождению Сицилии. Он выделил интонацией предпоследнее слово. Ещё раз намекнуть, в какой роли нынче выступают римляне, будет не лишним. — Я подумаю, проконсул Эйрих, — пообещал Аэций. — Вечный город так красив во время заката… — мечтательно улыбнувшись, произнёс Эйрих. Примечания: 1 — Вес полугодовалого телёнка — в норме, конкретно выращиваемого на мясо, где-то в интервале от 120 до 180 килограмм. Но это сейчас, в наши просвещённые времена. Если отнять полторы тысячи лет селекции и наращивания характеристик мясных пород, то, чисто в рамках пустословного теоретизирования, в районе восьмидесяти-ста килограмм. Думаю, где-то около того, потому что методы выращивания коров на селе принципиально не изменились: три сезона на поле, сезон в хлеву — повторить два раза, а там и время забоя наступает… 2 — Non patriae sed sibi (лат.) — Не для Отечества, но для себя. 3 — О франках — это племя делилось на два подплемени — салических (западных) и рипуарских (восточных). Если со вторыми всё понятно, название их берётся от лат. ripa — «берег реки», то с первыми всё непонятно. Теорий несколько: либо это от реки Сала, либо от слова древнефранкского saljon — «товарищ, собрат». В общем, салические франки жили к западу от Рейна, на территории современных Нидерландов и Бельгии, а рипуанские франки жили прямо у Рейна, на территории современной Германии. Кому-то может показаться, что деление франков на сорта является условным, но на деле у них были довольно-таки существенные различия в социально-экономических взаимоотношениях. Если салические франки быстро впитывали римские ценности и обычаи, в итоге полностью ассимилировавшись и рассосавшись среди галло-римлян, то вот рипуарские франки сохранили культуру, свой язык, ныне представленный рипуарскими диалектами немецкого языка, а также чуть ли не дольше всех сохраняли родо-племенной строй. То есть примерно получилось как у визиготов и остроготов, когда первые охотно всасывали римские ценности, а вторые сделали то же самое, но с временным лагом где-то в пятьдесят с лишним лет. 4 — Путь чести — лат. cursus honorum — последовательность военно-политических магистратур, по сути, карьерная лестница древнеримских политиков. Возникла в незапамятные времена, начала скрипеть и разваливаться на излёте Республики, а окончательно рухнула во времена принципата. Начинался этот пусть с военного трибуна, продолжался квестором, эдилом, претором, консулом, пропретором и проконсулом, а заканчивался цензором. Последние три — это назначение для бывших консулов. Пропреторы и проконсулы, как ты уже знаешь, отправлялись в провинции, чтобы рулить там от имени Сената и народа Рима, а цензор — это больше почётная должность для отработавшего своё старичка, потому что задачи цензора заключались в наблюдении за чистотой нравов сенаторов и за личным составом Сената. Властных полномочий у цензора не было, но его типа уважали. Срок полномочий у магистратов, за исключением цензора, вкалывавшего полтора года, исчислялся одним годом. В реалиях этого произведения у готов был свой взгляд на путь чести, потому что честь у них своя, в связи с чем должности магистрата не избираемые, а назначаемые, сроки исполнения обязанностей варьируются, возрастного и имущественного ценза у них, пока что, нет, потому что не надо. 5 — Покрытие стали серебряной амальгамой — во-первых, это красиво… но во-вторых — характеристики обрабатываемого металла снижаются, а ещё этот слой серебра нетрудно соскоблить ударами и царапинами. Но если шлем предлагается просто носить, не подвергая механическим повреждениям, то будет красиво и блестяще. До изобретения гальванизации и появления внятных достижений химпрома, амальгамирование металлических поверхностей будет единственным адекватным способом защиты их от коррозии, не считая регулярного смазывания металла животным жиром или натирания воском. В общем, либо мирись с тем, что твоя броня обязательно будет ржаветь на свежем воздухе, несмотря на все твои усилия, либо трать бабки, чтобы ухудшить характеристики своей брони, но зато избавиться от необходимости регулярно чистить её металлической щёткой. 6 — Фриуза — готск. Friusa — «стужа, холод». 7 — Сарва — готск. Sarwa — «доспехи, оружие, вооружение». 8 — Дигит — лат. digitis — «палец», равный примерно 1,85 см, а в тексте указывается двадцатая часть дигита — 0,925 мм. И тут внезапно рубрика «Red, ты нахрена мне всё это рассказываешь⁈» Но будь спокоен, в рамках этого произведения это происходит в последний раз, обещаю. Да, римляне умудрялись делать пластины для своих лорик сегментат из двух кусков металла разной прочности, причём не науглероживали готовое изделие тупым средневековым методом, а добивались от двух конкретных кусков низкоуглеродистого железа заданных характеристик путём кузнечной обработки, после чего сваривали их. Примерно 80% находок лорик сегментат показывают схожие показатели прочности, что свидетельствует о невероятном для времён 1700–1900 лет назад уровне стандартизации. А ещё пишут, что кольчуги времён ранней империи обладали даже большими показателями прочности, потому что изготавливались из металла, содержащего в себе шлака не более чем 5%, о чём в Средневековье не могли и мечтать. Исследователи лорик сегментат сообщают нам, что измерили показатели прочности двух слоёв пластин и получили 266 HV по Виккерсу на наружном слое и 217–226 HV по Виккерсу на внутреннем. Таких показателей Европа снова достигла только в XIV веке н. э. где средняя твёрдость пластинчатых доспехов приблизилась к значению 263 HV по Виккерсу, причём важно понимать, что римляне целенаправленно юзали низкоуглеродистое железо, тогда как европейские кузнецы предпочитали использовать углеродистое железо. А, как мы знаем, углерод в связке с железом имеет одно неприятное свойство — он делает изделие хрупким. И вот тут мы понимаем, что римляне откуда-то хорошо знали такое понятие как ударная вязкость. То есть они избрали низкоуглеродистое железо не по причине конченый дол… а по причине того, что их не устраивали ситуации, когда прикольная на вид пластина, твёрдая и красивая, вдруг бесславно раскалывается от удара булавой или обухом топора. Средневековые мастера об ударной вязкости не знали, поэтому сваркой двух слоёв разной твёрдости не заморачивались, хоть и были хорошо знакомы с кузнечной сваркой. Из этого следует, что показатель 600 HV по Виккерсу у образчика доспехов XVI века н. э. — это не свидетельство того, что кузнецы той прогрессивной эпохи уделали римлян времён с I по IV века н. э. по всем показателям, а лишь один из путей развития металлургии. К сожалению, тупиковый. Главное — механически упрочнённое низкоуглеродистое железо можно довести до показателя твёрдости около 260 HV по Виккерсу и получить при этом ударную вязкость в три-четыре раза выше, чем у науглероженной до такой же твёрдости стали. В итоге-то мы открыли и ударную вязкость, и комбинацию слоёв металлов (по причине того, что это стало очень нужно, так как огнестрел раскалывал очень твёрдые кирасы в очень твёрдые и острые щепы), но это произошло сильно потом, где-то в XVII веке, а это уже времена Густава Адольфа и Алексея Тишайшего, отца Петра I! Впрочем, надо сказать, что сварка применялась средневековыми кузнецами в отношении мечей, но к броне они это, почему-то, не приспосабливали. Не подумали, наверное. В общем-то, технология — это такая штука, которую трудно найти, легко потерять, но ещё легче забыть. 9 — Вовремя предать — это предвидеть — это не цитата с пацанских пабликов, не цитата от дальневосточных мудрецов Китая или Тибета, а часть цитаты Шарля Мориса де Талейран-Перигора. Полностью цитата выглядит так: «Предательство — это вопрос даты. Вовремя предать — это значит предвидеть». Но согласись, выглядит как изречение очень древнего и очень мудрого китайца. Глава сорок первая. Финал. Часть вторая /30 августа 413 года нашей эры, Готическая республика, г. Рим/ — Слушайте все и не говорите потом, что не слышали!!! — заорал глашатай, стоящий посреди рыночной площади. — Сицилия освобождена от захватчиков!!! Римский флот отправился к берегам Африки и в Сицилии снова безопасно!!! — Вот это почём? — поднял Эйрих шерстяную детскую игрушку, изображающую лошадь. — Для тебя, проконсул, бесплатно, — улыбнулась продавщица. — Я привык платить за товары, — покачал головой Эйрих. — Один асс, проконсул, — широко заулыбалась продавщица. — Как тебя зовут? — поинтересовался Эйрих. — Юлия, — ответила она. — Не лги мне больше, Юлия, — потребовал Эйрих, после чего посмотрел на соседнего торговца. — Уважаемый, не знаю как тебя зовут. — Ругилой меня кличут, — ответил бородатый германец, одетый в просторную тогу. — Сколько стоят у неё такие игрушки? — спросил у него Эйрих. — Слушайте все и не говорите потом, что не слышали!!! — пошёл на второй заход глашатай. — Десять ассов, — уверенно назвал стоимость Ругила. Эйрих, с недовольством глядя на торговку, снял с пояса кошель и отсчитал двадцать асов. — Два давай, — потребовал он. Получив игрушки и передав их Альвомиру, решившему прогуляться по местному рынку, расположенному за домом Августа, Эйрих продолжил свой путь к Сенату. Флавий Аэций проявил благоразумие и принял предложение Эйриха. Сенаторы были очень довольны дипломатическими достижениями проконсула, поэтому уже сегодня должны будут объявить о решении дать ему триумф. Война де-факто окончена, поэтому триумф объявлять уже можно. Новые траты казны, но это нужно, иначе люди не поймут. «А чего это я переживаю о состоянии казны?» — спросил себя Эйрих. — «Если у меня хватит духу сделать объявление, это скоро перестанет быть моей проблемой…» — Деда, купи, — попросил Альвомир. — Чего? — повернул к нему взгляд Эйрих. — Купи, деда, — указал гигант на лавку торговца ценными породами древесины. — У тебя у самого есть кошель… — начал Эйрих, но увидел жалобный взгляд Альвомира. — Ладно. Он точно знал, что Альвомир не мог потратить все деньги, что поступают ему от Эйриха, заботливо опекающего своего протеже, даже несмотря на то, что гигант, вроде как, начал жить самостоятельно. Скорее всего, Альвомир скучает по славным денькам, когда он был холост, от него ничего не требовалось и жизнь сверкала яркими красками. — Что именно тебе купить? — спросил Эйрих. — Чёрную, деда, — указал Альвомир на нужный брус. — Доброго здравия, уважаемый, — поздоровался Эйрих с торговцем, судя по внешности, прибывшему из Африки. — Вот этот брусок. — Доброго здравия, проконсул, — улыбнулся ему торговец. — Один брусок? — Да, один, — кивнул ему Эйрих. — Сколько с меня. Только не говори, что бесплатно и так далее. Я всегда плачу за товар. — Хм… — почесал бороду торговец. — Ты опередил мой ответ на несколько мгновений ока. Тогда с тебя две силиквы. — Надеюсь, это не ложная цена? — уточнил Эйрих. — Настоящая, — заверил его торговец. — Врёт, — вступил в разговор торговец с соседней лавки. — Четыре силиквы за средний брусок, шесть с половиной силикв за крупный. — Тебе слова не давали, проклятье на твою голову! — раздражённо воскликнул африканский торговец. — Но, да, четыре силиквы. — Почему вы все пытаетесь мне угодить? — спросил Эйрих. — Это не повлияет на моё отношение, я ко всем отношусь одинаково. — Уважение, проконсул, — ответил торговец. — Так я хочу сказать, что уважаю тебя. — Так скажи словами, — усмехнулся Эйрих. — Зачем создавать всю эту неловкость? — Я тебя уважаю, проконсул, — со значением произнёс торговец. — Я, Агерзам, сын Зидана, уважаю тебя, проконсул Эйрих, прозванный Щедрым. Его пытаются кормить бесплатно, приглашают на увеселительные встречи, свадьбы и даже похороны — римляне считают, что это проявление уважения к уважаемому человеку, а Эйрих искренне не понимает, как избавиться от всего этого ненужного внимания. Это навязчивое внимание, точнее, искреннее непонимание вежества, к коему Эйрих привык ещё в прошлой жизни, ещё больше утверждало его в мысли, что надо убираться из Рима куда подальше. — Мне приятно слышать это, Агерзам, сын Зидана, — с благодарностью кивнул ему Эйрих. — Вот, видишь? Никакой неловкости! Довольный Альвомир нёс брусок чёрного дерева, а Эйрих с задумчивым видом шёл к выходу с рынка, чтобы добраться до Капитолия, где его уже ждут. Пройдя через входную арку рынка, они вошли в узкие переулки, что есть самый быстрый способ добраться до Капитолия. Как такового понятия улиц тут нет, но есть направления, что отличает этот город от Константинополя, где нет особых проблем с тем, чтобы посмотреть на цифры на домах и понять, что ты движешься верно. Тут же есть лишь направления и местные порой сами теряются. — Опаньки… — появился перед Эйрихом какой-то тип в грязной тунике. — А кто это тут у нас… Переулочные грабители — бич Рима. Их пытаются зачищать силами городской когорты, но усилия, пока что, не приносят никаких весомых плодов. Тут их человек восемь, вооружены кинжалами и дубинками. С металлическим звоном из ножен вылетела сабля и Эйрих недобро улыбнулся. — Альвомир, следи за тылом… Через две минуты из переулка с воплями выбежали два уцелевших грабителя, а следом за ними вышел Эйрих, с недовольством разглядывающий заляпанную кровью тунику. Альбоина лишь недавно постирала, после очередного вечернего пира, в котором он был вынужден участвовать — помолвка соседского сына, как-никак… — М-м-м, мразь… — оглянулся Эйрих на хлюпающего распоротой глоткой грабителя. — Мог бы убить ещё раз, убил бы! Грабитель жалобно смотрит на него, тянет руку, будто надеется, что прикосновения Эйриха могут исцелять смертельные раны. На вопли и крики прибежала контуберния городской когорты.