— Двадцать процентов! — крикнул Вильям. — Двадцать процентов от чего? — От объявленной стоимости драгоценностей! — То есть двадцать процентов от тридцати миллионов евро, я правильно понял? — Да… Да! Прекрати, не стреляй! Палец по-прежнему на спусковом крючке, Кристель теряет сознание и, как тряпичная кукла, валится на плечо своего сообщника, а потом соскальзывает на пол. — Видишь, стоит тебе захотеть… — Твою мать, да ты совсем больной! Патрик засунул кольт под ремень своих брюк: — Значит, вы бы поделили между собой шесть миллионов евро… По полтора миллиона каждому. Неплохо! Пока папочка производил подсчеты, взгляд Вильяма остановился на потерявшей сознание молодой женщине. — Как ты мог это сделать, боже мой! — Очень просто: взводишь курок, прицеливаешься, стреляешь. И прошу тебя: не богохульствуй под моей крышей. * * * — Ты уверен, что он мертв? — спросила Сандра. Они собирались проникнуть в пристройку. Патрик замер. Некоторое время он пристально смотрел на жену, а потом ответил: — Мне не нравится взгляд, которым ты, моя милая, посмотрела на меня, когда задала свой вопрос… Сандра тут же опустила голову. — Тебе хотелось бы, чтобы он был жив? — Конечно же нет! — поспешила она заверить его. — Ты не рада, что я убил его? — Разумеется, рада… я бы даже хотела убить его собственными руками. Кстати, я ведь попыталась! Видел повязку у него на предплечье? Это я ранила его кухонным ножом… — Я предпочитаю сам… Она пошла за мужем по темному коридору до самой последней двери. Он нажал на выключатель, Сандра на мгновение задержалась на пороге. Сперва она внимательно посмотрела на лежащего на полу Рафаэля: он был чудовищно изуродован. Кровь запеклась у него на лбу и на висках. Нос явно был сломан. Правая кисть распухла, наверняка все пальцы переломаны. Он лежал на боку, свернувшись калачиком в последней муке. Она поостереглась подойти к телу, заинтересовавшись двумя связанными девочками. Блондинкой и брюнеткой. — Они тебе нравятся? — Патрик уже потерял терпение. Сандра кивнула: — Хорошенькая, в точности как ты мне описал… Но зачем вторая? — спросила она, внимательно разглядывая Орели. — Это не было предусмотрено… — Она не расставалась с подругой. Поэтому мне пришлось импровизировать. — Понятно. Ты всегда знаешь, как поступить. — Здесь воняет, — заметил Патрик. Он перешагнул через Джессику и при помощи ключа открыл раздвижное окно из двойного звуконепроницаемого стекла. Хотя дом изолирован от остального мира, осторожность не помешает. Затем при помощи другого ключа разблокировал замок ставня из цельного дерева. В помещение наконец проник поток свежего воздуха. — Я не успела сделать уборку, — начала оправдываться Сандра. — Не смогла, потому что… — Я знаю, дорогая, — успокоил ее Патрик. — Не переживай. — Ты оставишь обеих? — Думаю, да. — А где будет спать вторая? — Достану еще одну кровать, вот и все. — Их следовало бы разлучить, — предположила Сандра. — Посмотрим. Помоги мне. Они перешли в соседнюю комнату и вынесли оттуда второе убогое ложе, точно такое же, как то, что уже стояло в том помещении, которое они называли спальней. С таким же полосатым матрасом в расползшихся пятнах. И поставили его к стене, напротив первого. По обе стороны от окна. Кроме этого, в комнате имелся дубовый шкаф, из тех, что когда-то давно можно было видеть в школьных классах, а также сосновый комод и соломенный стул. — Ну вот, — ликовал папочка, — все будет великолепно! А теперь я тебя оставлю. Он запер на ключ окно, потом дверь. Здесь на всем имелись замки. Папочка был очень предусмотрителен. Он уселся на стул поблизости от тела Рафаэля. И, скрестив ноги, приготовился насладиться зрелищем. Первый день всегда такой особенный. Уникальный. Сандра начала с Орели. Инстинктивно она чувствовала, что та не окажет ей никакого сопротивления. * * * «Пойдем, дорогая, девочки заждались… Пора о них позаботиться». О каких девочках он говорил? О ее кобылах? Или о настоящих девочках?.. Вильям сооружал пирамиды гипотез и все равно не понимал, что происходит в этом проклятом доме. Единственное, в чем он был уверен, — это что они находятся в чистилище. Единственной очевидностью было то, что папочка психопат. Долбаный психически больной. И что они здорово попали. Если не сказать, что они обречены. Вильям сосредоточился, чтобы попробовать в последний раз. Невероятные усилия. Развязаться невозможно, даже если извиваться всем телом. Тогда в изнеможении, неспособный преодолеть боль, которая уже стучала в висках, он прекратил попытки и приник затылком к голове Кристель. Обоих пронизала волна страха, объединив их в страдании. В объявленной смерти. Подчинившись распоряжению своего драгоценного мужа, Сандра связала их спиной к спине. Теперь они были соединены в объятии, лишенном какой бы то ни было чувственности. Только скотч на уровне груди и шеи. Вильяму казалось, что он задыхается. Медленное удушение. Вдобавок запястья у них по-прежнему были стянуты за спиной, а щиколотки связаны вместе липкой лентой. И им приходилось в полнейшей тишине, если не считать стонов медленно истекающей кровью Кристель, благоразумно ожидать возвращения своих мучителей. Рты у обоих, конечно же, были заклеены. «Где больше двух, говорят вслух! — пошутил папочка. — Они больше ничего не смогут предпринять против нас, дорогая…»