Выиграть время. Не подписывать сразу свой смертный приговор. — Да, я умею читать, — более спокойным тоном ответил он. — Хорошо. А ты вспоминаешь детские книжки, которые когда-то держал в руках? — Не особенно… — А игрушки? — Что — игрушки? — Вот девочкам, например, дарят кукол, чтобы они научились быть хорошими матерями. Им дарят маленькие утюжки, игрушечную посуду, чтобы они сразу поняли, для чего они созданы. Чтобы служить мужчинам. Что же касается мальчиков, то им дарят игры, которые учат их строить, путешествовать, сражаться. С книгами то же самое. Иллюстрации изображают благоразумно сидящих по домам робких девочек и бойких мальчиков, покоряющих дальние страны… — Ну и что? — Позволь мне закончить, ладно? Впрочем, что тебе еще делать, если не слушать меня, верно? Выходит, с самого нежного возраста каждый знает свою роль в нашем прекрасном обществе. Мужчина создан, чтобы властвовать над женщиной, так повелось с тех пор, как мы существуем. Ты согласен, малыш? — Возможно. Но властвовать не означает, что… — Властвовать означает то, что означает! — с ноткой раздражения в голосе перебил его Патрик. — Смысл этого глагола абсолютно ясен, мне кажется! Хотя да, некоторые испокон веков пытаются занять не свое место. Но женщины никогда не займут наше место. Ты по-прежнему согласен? — Это очевидно. — Хорошо. Мы делаем успехи… Тогда скажи мне, к чему все эти глупости? Если я хочу какую-то женщину, мне достаточно взять ее, верно? А в данном случае я хочу взять женщину до того, как она станет шлюхой. То есть пока она еще девственница. — Но это не женщина! — неожиданно взрывается Вильям. — Это девочка! — Неужели? Она находится в детородном возрасте, не это ли есть быть женщиной? Вильям отрицательно покачал головой. Он утопал в грязи по самый подбородок. Уже не слишком хорошо понимал, за что уцепиться. Черт возьми, Рафаэль, почему же ты не прикончил этого мерзавца? — Мне всего лишь хватает смелости пренебрегать теми законами, которые представляют собой не что иное, как отражение окружающего нас лицемерия. Женщина существует исключительно для того, чтобы служить нам и доставлять нам удовольствие. И производить детей для продолжения рода. А больше ни для чего. — А любовь? Это для тебя ничто? — Любовь? — осклабился Патрик. — Ты любишь Сандру или нет? Похоже, Патрика удивил этот вопрос. — Мы никогда не любим никого, кроме себя, парень. Самого себя, и никого больше. Сандра замерла на верхней ступеньке лестницы, вцепившись рукой в деревянные перила. И затаила дыхание. — В общем, да. И только потому, что она часть меня. Вилли, 11 лет Он стоит перед доской. Хотя он не видит ее. Учитель говорит. Хотя он не слушает его. Юный Вильям где-то витает, как это часто случается с ним. Заблудившись в своих мыслях, как и в своей жизни. Он размышляет, не из-за него ли ушел отец — как раз перед самым его рождением. Есть ли другое объяснение? Отец его не хотел — это кажется очевидным. Убийственно очевидным. Но как можно было решиться отказаться от него, даже еще его не узнав? Это не имеет никакого смысла. Так что Вильям задает себе этот вопрос. Снова и снова. Он надеется, что отец оставил их из-за женщины. Что за этим уходом хотя бы стоит любовь… Мать никогда об этом не говорит, она выбросила все фотографии. Еще счастье, что Рафаэль одну сохранил. Вильям хотя бы знает, как выглядит его папаша. Он похож на Рафаэля. Еще несколько месяцев назад брат иногда приходил за ним в школу. Хотя тот прекрасно мог бы и сам дойти… Почему он ушел? Рафаэль не отвечает, но Вильям видит, как искажается его лицо. — Надо мной смеются, потому что у меня нет отца. — Кто? — Один парень из нашего класса… Адриан. Тот, что живет в корпусе Е. — Да он кретин! Полно детей, у которых нет отца или матери! А потом, ты его-то отца видел, а? Тогда уж лучше его вообще не иметь, согласен?! Вильям хихикает и кивает: — Я ему сказал, что, если он не перестанет, им займешься ты! Рафаэль бурчит что-то не слишком похожее на одобрение. Впрочем, тут же добавляет: — Ты уже достаточно большой, чтобы уметь защищаться. Ты больше не ребенок!.. Так что, если тебе это может помочь, ткни ему кулаком в морду. Но лучшая защита — это презрение. Пусть болтает, не слушай его. Не стоит труда. — Он ушел от нас, чтобы меня не видеть, да? — Да нет же! — вздыхает Рафаэль, ускоряя шаг. — Он ушел, потому что… твою мать, да не знаю я, почему он сбежал! Может, хотел попутешествовать. Увидеть мир, побывать в дальних странах. — А он что, не мог этого делать с нами вместе? Путешествовать? — Мог, но надо полагать, что он предпочел делать это без нас. — Почему ты так быстро идешь? Тоже спешишь от меня избавиться, да? Рафаэль останавливается и наклоняется, чтобы его лицо оказалось вровень с лицом брата. Всего одиннадцать, огромные голубые глаза, наполненные кучей вопросов, на которые в один прекрасный день обязательно придется ответить. — Ты не должен думать, что он ушел из-за тебя, — шепчет Рафаэль. — Потому что это архинеправда, договорились? — А ты? — Что — я? — Ты тоже скоро уйдешь? С тех пор как Рафаэль женился, у него есть своя собственная квартира. Прекрасная квартира. Прекрасная машина. И полно подарков для братьев и матери. Он приходит повидаться с ними несколько раз в неделю, а иногда ждет его после уроков. А вот Энтони все еще живет с ними. Ну то есть теоретически. Потому что только заходит, время от времени… Никто наверняка не знает, чем он занят целыми днями. — Никогда, мой мальчик, — отвечает Рафаэль и подмигивает ему. — Никогда я не буду далеко от тебя, клянусь. Но Рафаэль не сдержал своего обещания. Он тоже исчез. Запертый за решеткой, за бронированными дверьми, охраняемый людьми в форме. Он не имеет права выйти, чтобы повидать их, даже на праздники или дни рождения.